Виталий Костомаров - Языковой вкус эпохи

• Название: Языковой вкус эпохи
• Автор: Виталий Костомаров
• Жанр: Языкознание
• Год: 1999
• ISBN: 978-5-86547-810-2

В книге на основании огромного фактического материала анализируются процессы, происходящие в языке современных средств массовой информации. отмечается все возрастающая роль СМИ в формировании языковой нормы и вводится понятие вкуса как фактора, влияющего на норму, объясняющего направление языковой эволюции. Книга предназначена для широкого круга читателей, которых волнует судьба родного слова.

---

Начавшись с наивной «эстонизации» русского написания Таллинн (ранее с одним н на конце), этот процесс пошел по линии вытравления не только нежелательных имен, но и вообще русифицированных форм национальных топонимов и заменой ими русских названий. Например, постановление Верховного Совета Республики Казахстан подвергло переименованию либо «упорядочению транскрибирования на русском языке» сразу десятки топонимов: города Чимкент и Джезказган стали Шымкентом и Жезказганом, села Сергеевка, Пугачево, Дирижабль, Маралиха стали аулами Кайнар, Ушбулак, Кызылсу, Маралды (Изв., 17.9.92), ср. также Ашгабат (Ашхабад), Тыва (правда, с непоследовательным решением сохранить тувинский, тувинец – РВ, 28.12.93), Хальм Тангч (Калмыкия), Мари-эл, Саха (Якутия).

Изменили традиционную в русском обиходе форму на более близкую к национально-языковой такие названия, как Беларусь (беларуский, беларус), Кыргызстан (кыргыз, кыргызский), Молдова (молдованин, молдовский), Башкыртостан. Впрочем, и в этой сфере основной задачей было, несомненно, устранение нежелательных имен: Бишкек (Фрунзе), Луганск (Ворошиловград), Мариуполь (Жданов) и т. д.

С радостным озорством корреспондент в заметке «Киевские улицы меняют названия» сообщает: Столица Украины стремительно избавляется от атрибутов социалистической эпохи. Власти города утвердили новые названия киевских улиц, парков и станций метро… Больше всего перемен связано с удалением с карты города названий улиц, пропагандировавших имена вождей и деятелей революции. Ощутимые «потери» у Владимира Ильича: улица Ленина переименована в улицу Богдана Хмельницкого, бульвар Ленина – в Чоколовский бульвар. Досталось и славным чекистам. Улица под их названием отныне носит имя гетмана Украины Пилипа Орлика. Другие названия получили улицы Октябрьской революции, Розы Люксембург, Карла Либкнехта, Менжинского, Пархоменко, Корнейчука… (Изв., 17.2.93).

В сущности, ничего нового или необычного в этом процессе нет: вспомним хотя бы Заир, Зимбабве, Киншаса на месте Бельгийского Конго, Родезии, Леопольдвиля, совсем недавнее и менее понятное Кот д’Ивуар вместо Берега Слоновой Кости. Понятны обоснованные политическими и идеологическими соображениями смены названий в бывших государствах СЭВ. Обращают на себя внимание лишь темпы и масштабы процесса, столь, как и все в России, великие, что захватывается и то, что вроде бы не заслуживает переименования. В кампании переименований чувствуется что-то тоталитарное, необольшевистское; любопытным образом и другие республики бывшего СССР действуют так, будто они получили распоряжение из общего центра.

К тому, что уже сказано о топонимике Москвы, можно добавить следующие любопытные и даже забавные факты. Хотя на флоте переименование кораблей считается дурной приметой, сейчас фамилии Кирова, Фрунзе, Калинина и других советских деятелей, как и названия столиц бывших союзных республик Баку, Тбилиси и другие заменены в собственных именах тяжелых авианесущих, противолодочных и ракетных крейсеров на имена российских адмиралов Ушакова, Нахимова, Сенявина, а также Петра Великого. Ряд атомных подводных лодок получил наименования хищников: Барс, Леопард, Тигр, другая часть подлодок – имена российских городов: Архангельск, Воронеж, Курск. Полностью переименованы корабли «Комсомольской эскадры» – сторожевик Ленинградский комсомолец, тральщик Новгородский комсомолец и т. д. (АиФ, 1993, 22).

Для общего настроения, для определяющего вкуса момента показательно, что в старом здании Московского университета на Моховой улице (бывший проспект Маркса!) главная аудитория вновь называется Богословской – «она всегда так называлась, пока не была переименована в Ленинскую» (Изв., 17.2. 93).

Процесс переименований вообще неравномерен, эмоционально-конъюнктурен, идет с перехватами и весьма быстрым движением вспять. Приведем два характерных сообщения: В Чечении, как она сама себя теперь называет, все сложилось иначе (Изв., 21.9.92). Не Сухуми, а Сухум. Сессия Верховного Совета Абхазии… восстановила названия столицы Абхазии города Сухум и шахтерского города Ткуарчал (со второй половины тридцатых годов они именовались на грузинский лад – Сухуми и Ткуарчали). Поселок городского типа Гантиади получил исторический топоним Цандрыпш, села Леселидзе и Хенвани – соответственно Аечрыпш и Амзара (Изв., 15.12.92).

Стремление приблизить фонетически и/или орфографически название к оригинальным написанию и звучанию естественно и извечно, развертываясь по мере роста грамотности, культуры и взаимоуважения народов. Нельзя было, например, не одобрить послереволюционные изменения принятых русских форм Тифлис, Вильно, Ковно и пр. на Тбилиси, Вильнюс, Каунас (ср. также коми вместо зыряне – буквально «оттесненные»; нынешнее принятие формы кыргыз в этом плане вполне оправдано, ибо киргиз имеет для киргизского уха неприятные созвучия).

Основательным следует признать пусть часто наивнолингвистическое восприятие той или иной формы затрагиваемым иноязычным населением. И нет ничего страшного в чуть ли не законодательном насаждении формы украи́нский из двух сосуществующих акцентологических вариантов, хотя и не хотелось бы выправлять классическое пушкинское «Тиха укра́инская ночь». Нетрудно согласиться и с непривычным для русских в Украине – пусть так, если кому-то чудится, что на Украине унизительно напоминает на краю, на окраине. Так в свое время китайцы просили различать на Тайване (на острове) и в Тайване (в не признаваемом КНР государстве).

Но нельзя не узреть тут и удивительной лингвистической наивности. В момент развала СССР были понятны политико-публицистические наскоки на форму с на. Она приписывалась злокозненному смешению слов Украiна (от украяти «отрезать от целого») и окраiна – с ссылкой на перепечатанную, например, в альманахе «Хроника-2000» (вып. 2, Киев, 1992) работу С. Шелухина 1921 года «Назва Украiни», где прямо обвиняются в этом поляки и русские (последних автор считает не столько славянами, сколько финско-монгольским племенем). Но вскоре появились и объективные, спокойно-разумные голоса лингвистов, а не политиков, призывающие не видеть в ней великорусской злокозненности и вспомнить, что ею не брезговали великие патриоты Украины, прежде всего Т. Шевченко.

Во всяком случае, киевские рецензенты первого издания данной книги, по-моему, необоснованно увидели в сохраняемой и сейчас оценке русского (так! о том, как лучше по-украински, я и не думал судить) словоупотребления некую мою бестактность. Русский и украинский языки близкородственные, но каждый со своими законами и традициями. Статья же В. Задорожного в журнале «Украiнска мова i лiтература в школi» (1993, № 5–6), на которую они ссылаются, рассматривает украинские конструкции на Украiнi – в Украiнi. Кстати, мне больше импонирует статья Н. Сидяченко на ту же тему в сборнике Института украинского языка АН Украины «Культура слова» (1994, 45). И все же, и все же! Украинцы официально, хотя и не очень публично обратились к Госдепартаменту США с представлением употреблять форму in Ukraine вместо принятой в английском языке in the Ukraine – с той же, в сущности, мотивацией (отсутствие артикля вроде бы усиливает представление о том, что перед нами собственное имя).

Принимая как данность пафос самоопределения, мы не должны уродовать свой язык; надо понимать, что «одно дело – суверенитет – факт их истории, а другое – название – факт нашего языка» (МН, 1994, 1). И в самом деле, добившись «эстонизации» русского названия своей столицы, эстонский парламент ведь сохранил нерусское ударение в своем названии столицы России – Moskva – не говоря уж о том, что не сменил названия Petseri, Pihkva, Irboska, Kaasan, Saraatov на Печера, Псков, Изборск, Казань, Саратов.

Беда даже не в том, что новые формы нарушают длительную языковую привычку, а в том, что они могут оказаться непривычными, труднопроизносимыми и даже неприятными для русского языкового слуха. После к, г, х, скажем, не пишется и не произносится ы, отчего не звучит и не «смотрится» орфограмма Кыргызстан и под. Довольно бессмысленно, ибо русский произнести так не может, писать по-русски две согласные на конце слова Таллинн, как-то малограмотно выглядит в русском тексте Беларусь, беларус, беларуский. Сходные процессы наблюдаются в собственных именах людей: имя бывшего президента Азербайджана пишется Абульфаз Эльчибей (традиционное русское написание Абульфас; теперь же возникают сложности не только с произношением звонкого звука на конце слова, но и меняется произношение формы родительного и других падежей).