Светлана Бестужева-Лада - Люди искусства

• Название: Люди искусства
• Автор: Светлана Бестужева-Лада
• Жанр: Историческая проза

Сборник миниатюр о жизни и судьбе творческих людей разных времен и разных стран. Поэты, писатели, актеры, балерины… Путь в бессмертие.

---

Творчество Лермонтова волею обстоятельств само по себе делится на два этапа: до 1837 года и после него. Разделительной вехой служит стихотворение «Смерть поэта», разошедшееся в списках по всей России и круто изменившее судьбу Лермонтова. Михаил Юрьевич был болен, когда стало известно о роковой дуэли. Дошли до него и разные толки, особенно дамские в защиту Дантеса, по мнению которых «Пушкин не имел права требовать любви от жены своей, потому что был ревнив, дурен собою».

Женская логика иногда действительно способна довести до исступления кого угодно, а не только впечатлительного поэта. Негодование Лермонтов мгновенно выплеснул на бумагу, причем сначала закончил стихотворение: «И на устах его печать». Именно в таком виде оно быстро распространилось в списках, вызвало бурю восторгов у читателей, и некоторый холодок в высшем петербургском свете, где рассматривали участников дуэли менее пристрастно. Зато автор стихотворения «На смерть поэта» мгновенно стал героем дня. Подчеркну – речь идет о первом варианте, за который наказать поэта никто бы не мог. Не за что.

Но когда близкий родственник, Столыпин, стал при Лермонтове оправдывать Дантеса, доказывая, что иначе он поступить и не мог, Лермонтов моментально прервал разговор и в порыве гнева написал страстный и не слишком внятный вызов «надменным потомкам» (последние 16 стихов). Именно эти шестнадцать строчек и вызвали высочайшее негодование: их справедливо посчитали «воззванием к революции».

(Который раз читаю и перечитываю первые четыре строки из шестнадцати крамольных, и так и не могу найти в них смысла. Невнятный набор трескучих фраз. Перечитайте сами и попробуйте прозой изложить ход мыслей автора. Я – бессильна.

«А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!»)

И тут сам по себе напрашивается вопрос: не будь дуэли на Черной Речке, стал ли бы Лермонтов знаменитым поэтом? Не будь крамольной приписки и «жестоких гонений на поэта» после нее, заметил ли бы кто-нибудь в России его собственную гибель на дуэли три года спустя?

«Высочайшая реакция» на стихотворение последовала немедленно: по приказу самого царя за распространение последних 16 строк стихотворения «Смерть поэта» Лермонтов был арестован, а затем переведён в Нижегородский драгунский полк, находившийся в Грузии. Там он (sic!) встречался с опальными декабристами; познакомился с грузинской интеллигенцией, живо интересовался фольклором горских народов, их бытом, традициями и языком. Кавказские темы заняли прочное место в творчестве Лермонтова – писателя и художника.

Очень грустно развенчивать еще одну легенду о великом поэте, но в этот неполный год Лермонтов на Кавказе не столько служил, сколько «проходил лечение» в Пятигорске и Кисловодске, сильно простудившись по дороге из Петербурга на Кавказ. Благо средства позволяли проводить время на целебных водах в окружении блестящего общества. А когда это общество наскучило – пришло дозволение вернуться в столицу.

Ссылка длилась всего несколько месяцев, поскольку бабушка задействовала все свои многочисленные связи и все свое влияние, чтобы добиться прощения. В петербургский «свет», Лермонтов вернулся героем и вскоре, под воздействием кавказских впечатлений, создал «Мцыри» и «Демона», бесспорно оригинальные и талантливые произведения, принесшие ему настоящую славу.

Вообще-то Лермонтов после хлопот бабушки и В. А. Жуковского был переведён в Гродненский гусарский полк, стоявший под Новгородом, но по пути к месту новой службы поэт задержался в столице, а затем 9 апреля 1838 года возвращен в лейб-гвардии Гусарский полк. На этом «жестокие гонения» закончились.

Ходили слухи, что большой почитательницей творчества Лермонтова была императрица Александра Федоровна, которая и заступалась за него бесконечно перед августейшим супругом. Очень может быть, потому что наказание, которое понес поэт, совершенно не соответствует его проступку. За призыв к свержению трона можно было угодить в Сибирь лет эдак на десять.

Поэт отблагодарил свою высокую покровительницу по-своему: на новогоднем бале-маскараде позволил себе дерзкую выходку против императрицы и ее придворной дамы. Он «не узнал» высокую персону и обошелся с ней едва ли не как с дамой полусвета. Так нарушать этикет не дозволялось никому.

Удивительно, но Лермонтову и это сошло с рук Поэт по-прежнему посещал великосветские гостиные, писал стихи, публиковал их, в свойственной ему язвительно-мрачной манере волочился за хорошенькими женщинами…

Два года Лермонтов жил в Петербурге весьма насыщенной светской жизнью – посещал литературные салоны семьи Карамзиных, В. Одоевского, бывал на балах и приемах у аристократии и непрестанно сетовал на то, что «…высший свет становится мне более чем несносным, потому что нигде ведь нет столько низкого и смешного, как там», – писал он одной из московских знакомых.

Собственно, можно об этом и не рассказывать, достаточно перечитать повесть Лермонтова «Герой нашего времени». Автор себе нисколько не польстил, во всяком случае, симпатии его лирический герой мог вызвать только у экзальтированных барышень.

В одной светских гостиных, у графини де Лаваль, два месяца спустя после происшествия на балу-маскараде произошла ссора Лермонтова с Эрнестом де Барантом, сыном французского посланника в России. Де Барант обвинил Лермонтова в том, что он дурно отозвался о нем в беседе с одной знакомой им обоим особой и что он занимается распространением сплетен.

– Ваше поведение смешно и дерзко, господин де Барант, – холодно отозвался Лермонтов.

– Во Франции я бы знал, как обойтись с вами после таких слов! – вскипел де Барант.

– С чего вы взяли, что в России иные понятия о чести, и что мы позволяем себя оскорблять? – отпарировал Лермонтов.

– Сударь, вы мне ответите за эти слова!

– С превеликим удовольствием.

– Я вас вызываю!

– Выбор оружия за вами.

Француз выбрал шпаги, но затем было решено драться на них до первой крови, а затем стреляться. Дуэль произошла 18 февраля 1840 года в полдень за Черной Речкой (!).

Только чудом жизнь Лермонтова не оборвалась, иначе можно себе представить, как это подали бы «патриоты»: французы злонамеренно и безнаказанно убивают цвет русской поэзии!

Увы, Лермонтов был весьма неважным фехтовальщиком (в отличие, кстати, от Пушкина). При первом же выпаде клинок его шпаги переломился, а искусно владевший этим оружием де Барант поскользнулся и лишь слегка задел грудь своего противника по касательной.

С пистолетами вышло не лучше. Стрелявший первым де Барант промахнулся, а Лермонтов выстрелил в воздух. Чем дело и завершилось… казалось бы. Противники пожали друг другу руки и вполне мирно разъехались.

Надо сказать, что Николай I вообще относился к дуэлям с отвращением. Как только о поединке стало известно, Лермонтов был арестован и посажен в Арсенальную гауптвахту. Де Барант вскоре покинул Россию и вернулся во Францию. А Лермонтов вторично отправился в ссылку на Кавказ. Чин поручика ему сохранили, но определили в действующую армию.

Лермонтов оказался храбрым офицером, командование представляло его к золотой сабле, дважды – к ордену, но Николай I все представления отклонил. По-видимому, считал, что поэт еще не до конца искупил свою вину, а может быть, просто не мог справиться с личной неприязнью. В конце концов, император был только человеком и ничто человеческое не было ему чуждо.

Одно только очевидно: не было никакого высочайшего повеления «организовать» очередную дуэль, чтобы погубить поэта. Не было никакого «второго стрелка в кустах», как бы ни старались это доказать некоторые биографы Лермонтова, чрезмерно увлекавшиеся криминалистикой. Был молодой человек с очень непростым характером, тяжело переживавший отказ государя признать его военные заслуги. И из-за этого цеплявшегося к самому ничтожному поводу для выплеска своего недовольства. Не было бы Мартынова – подвернулся бы другой, вопрос времени.

Немногие его друзья предвидели это. 20 мая 1840 года А. С. Хомяков пророчески писал Н. М. Языкову:

«А вот еще жалко: Лермонтов отправлен на Кавказ за дуэль. Боюсь, не убили бы. Ведь пуля дура, а он с истинным талантом и как поэт, и как прозатор».

Тем не менее, в январе следующего года Лермонтову удалось выхлопотать себе трехмесячный отпуск и разрешение провести его в Петербурге. Казалось бы, гроза прошла стороной: в столице образованные люди зачитывались «Героем нашего времени», весь тираж повести был почти мгновенно раскуплен, дамы и девицы упивались стихотворениями «русского Байрона»…