Виктор Бондарчук - Солдат третьего тысячелетия

• Название: Солдат третьего тысячелетия
• Автор: Виктор Бондарчук
• Жанр: Русское современное

По стране триумфально катится криминальная революция, идет активное накопление первичного капитала во всех слоях общества, а милиция даже не в силах фиксировать все преступления, не то, что их раскрывать.

---

Солдат третьего тысячелетия Виктор Бондарчук

© Виктор Бондарчук, 2016

© Evgenij Sazanov, дизайн обложки, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Очнувшись от многодневного забыться, старший лейтенант Василий Онищенко увидел над собой белый потолок, хотел шевельнуться и не смог. Он не чувствовал своего тела, не чувствовал боли, он вообще ничего чувствовал. Страх безысходности пронзил его, сердце рвануло бешеным ритмом, темная пелена накатила на глаза и, теряя сознание, мозг пронзила ясная и четкая мысль: с ним беда – страшная и непоправимая. Но молодой организм побеждал, и сознание с каждым днем возвращалось все чаще и чаще. Иногда он мог больше часа осознавать окружающее, наблюдать за людьми, склоняющимися над ним. Его взгляд скользил по всему этому равнодушно, без интереса. Но только он, чуть – чуть напрягаясь, пытался что-то вспомнить, едва начинали проявляться какие-то знакомые моменты, как тут же неотвратимо подступал страх, и сознание покидало офицера. И одна мысль постоянно крутилась в голове, как слова старой песенки детства, и исчезала только с уходящим сознанием – он уже никогда не станет капитаном, он вообще не будет военным. Ничего в этой жизни не может длиться бесконечно, и, наконец, старший лейтенант стал потихоньку «отползать от края пропасти», которая звалась смерть.

Еще через месяц дела пошли веселее, молодой организм быстро восстанавливался, сознание больше не покидало раненого. Теперь Василий знает, что с ним произошло, и горько жалеет, что не скатился в эту пропасть, не приходя в сознание. Жизнь жестокая штука, и она не собирается делать подарки какому-то старлею, она заставит его испить чашу страданий до последней капли. Он, Василий Онищенко, инвалид, у него нет практически левой руки, от нее остался жалкий обрубок. Граната, взорвавшаяся в руке, выбила надолго из сознания, ударив осколками в каску. И никто не знает, во что выльется в будущем эта страшная контузия, если сейчас от малейшего напряжения, от боли начинается раскалываться голова. И ко всему этому еще прострелена правая нога, и есть шанс, что она не будет разгибаться. Правда хирург, оперировавший ее почти три часа и сделавший все возможное, обещает положительный результат. Но это пока предположения, и лучше готовиться к худшему. Хотя куда дальше то, ведь он один на этом белом свете. Голова болит постоянно, но эта боль уже не мешает предаваться воспоминаниям, не мешает прикованному к постели офицеру прокручивать свою недолгую жизнь, пытаясь понять, как он оказался в таком поганом положении. И все чаще мысль, что на этой земле все для него закончилось, заполняет сознание, вызывая жуткое отчаяние. Но чем скорее идет выздоровление, тем сильнее хочется жить, и добровольно теперь он не покинет эту землю, ставшую ему злой мачехой. Страх из души понемногу вытесняется злостью, пульсирующей иногда на грани ярости.

Выпускник общевойскового училища, получивший лейтенантские звездочки в крутое перестроечное время, он сразу вступил на «тропу войны». Толкового лейтенанта, привыкшего все делать на «хорошо» и «отлично», приметили сразу, и он оказался в элитном спецназе. Правда, вся эта элитность вылилась в конечном итоге в сплошной риск, игру в «русскую рулетку». Ведь выпущенных в него пуль оказалось в сотни раз больше, чем прожитых им дней. Командировки сыпались одна за одной, страна пылала в локальных войнах, переходя от социализма к капитализму, и на людей в погонах спрос был стабильный. И они находились, шли и воевали в так называемых «горячих точках». Рассчитываясь своими жизнями и здоровьем, кому как повезет, за элементарную тупость людишек держащихся за власть, за их воровские дела, за склонность к патологическому предательству.

Теперь у старшего лейтенанта много времени на раздумья, можно не спеша прикинуть, проанализировать поступки, действия и просто прошлую жизнь. Раньше за бегущей суетой дней было не до этого, казалось, что и жизнь только начинается. И вдруг все, она на исходе, вот так неожиданно и сразу. Еще не понятно, зачем судьба оставила его на этом свете, может, только затем, чтобы он до конца прошел тропою трудностей и страданий. Может, это наказание жизнью, но он не сделал ничего подлого и страшного, чтобы получить такое наказание. Может за то, что держал в руках оружие? Но он стрелял, когда стреляли в него. А пули, посланные им, не попадали ни в стариков, ни в женщин, ни в детей. Он не стесняется ни своей принадлежности к воинству, ни формы, которую носил. Здесь он себя ничем не запятнал. Об этом можно размышлять бесконечно, но зачем? Жизнь сама все расставляет по своим местам. И сейчас Василий понял одно, что все самое трудное и настоящее, зовущееся простой жизнью, начинается только сейчас. Она рисуется в воображении темной, непонятной и враждебной, и о ней пока лучше не думать, зачем заранее рвать себе сердце и нервы. От будущего не уйти, оно подкинет все по полной схеме – и радости, и горести. А вот в прошлом он разбирается тщательно, стараясь понять, почему он так подставился, что в свои годы лежит покалеченный, не имея за душой ни дома, ни семьи и вообще ничего такого, что обычно связывает людей с этой жизнью. И этой власти, которая ему никто, за которую воевал и пострадал, он тоже, скорее всего, не нужен по большому счету. Как смогли задурить ему голову, неглупому парню, он не может ответить. Как и не может ответить на элементарный вопрос, за что воевал с таким же, как он. Сыграли, твари, на его элементарной порядочности, бессовестно шантажируя такие понятия как долг, честь, преданность. Его посылали в бой люди, этими качествами не обладающие, а по большому счету смеющиеся как над этими понятиями, так и над людьми, вроде Онищенко.

Хорош об этом, сам виноват, ведь всегда была возможность отказаться, а коли не сделал этого, то и получай все сполна, и не надо искать виноватых. Это твоя проблема, что ты оказался глупее их. Поезд ушел, и хорошо, что ты поздно, но все же смог взглянуть на проблему трезво, как и на эту самую жизнь. Зато теперь ты сможешь все таким, как оно есть, без иллюзий. Лучше поздно, чем никогда, ухватить элементарные истины бытия, в которых раньше не было время разбираться, а скорее всего, желания. Ведь тогда бы пришлось бы принимать решение, которое кардинально бы меняло судьбу. А хотел ли он этого, хотел ли отвечать за самого себя, хотел ли стать командиром для себя в этой жизни? Тогда не хотел, а вот сейчас придется. И не просто придется, а с тяжким грузом на плечах. Обидно, ведь жизнь подсказывала, подкидывала шанс, стоило только немного подумать, слегка напрячь голову.

Он как сейчас помнит жену лейтенанта Катышева, рыдающую и рвущую волосы на гробу мужа, умоляющую закопать ее вместе с ним. Тогда Василий, глядя на это сцену, едва сдерживал слезы, материл в душе и войну, и людей, ее развязавших. И очень не хотел для себя такой участи. Но уже через неделю оказался там, откуда не вернулся лейтенант – сослуживец. Звездочки на погонах, ордена, карьера – все это осталось там, за облаками, где он, когда-то витал и откуда его безжалостно сбросила жизнь. И с этого дня все, прошлое для него – закрытая тема. Разобрался слегка и ладно. Впереди новая трудная жизнь, в которой придется рассчитывать только на себя. Пора начинать работать головой, хотя ей и досталось больше всего, и она его единственный шанс в темном и непонятном будущем.

Закачивалась зима, в Чечне наступило что-то наподобие перемирия, так, по крайней мере, объявили власти, но госпиталь этого не ощутил. Раненые по-прежнему поступали круглосуточно, правда, может не в таком количестве, чем месяц назад. Это небольшое затишье перед бурей, а вот когда весна озеленит природу, сравняет камуфляж с зеленью листвы, тогда и грянут бои с утроенной силой. Но это уже не интересовало раненого офицера, для него война и армия закончились, он теперь решает свои личные проблемы. Глядя на товарищей по несчастью, лежащих вдесятером в четырехместной палате, он понял, с этого лежанья проку не будет. Надо перебираться ближе к «базе», к своему подразделению. Только там есть возможность вырвать хоть какую-то помощь, только там можно хоть на что-то рассчитывать.

И Василий начал понемногу теребить хирурга, тот вроде относился к нему неплохо, по крайней мере, отличал от других раненых. Врач понял офицера, посетовал, что, мол, рано ему еще передвигаться на большие расстояния, и место ампутации подгнивает, и случаются приступы сильной головной боли. Но, в конце концов, где-то на что-то нажал, с кем-то переговорил, и старшего лейтенанта Онищенко долечиваться по месту службы и жительства, откуда он прибыл в последнюю командировку, в насквозь простреливаемый зимний Грозный. Из блокнотного листочка, приложенного к его госпитальным документам, он узнал, что является просто героем. Незнакомый майор Сердюк написал на этом листке торопливым, но все равно аккуратным подчерком, что спецназовец Онищенко спас боевых товарищей, выкинув гранату из помещения, где они держали оборону. Врачи на словах добавили к этому, что те, кто остался жив, и этот майор Сердюк вынесли раненого Василия из боя и организовали эвакуацию. А это сделать в том аду было равносильно чуду. Сам раненый не помнил ни этого майора, ни тех, с кем был в последнем бою. В памяти всплывали какие-то закопченные, почти черные лица, с надвинутыми на самые глаза касками, а кто они – он уже не вспомнит никогда. Хирург велел беречь эту записку, вдруг этот майор сделал официальное представление, и любая награда не будет лишней для искалеченного офицера. Хотя в это верится слабо, уж слишком много было погибших после того страшного штурма Грозного, который просто перемолол город. И те, кто остался жив благодаря Василию, скорее всего, сложили головы чуть позднее. Это был настоящий ад войны, в котором сгинуло большинство, как защитников, так и нападавших, вырвались очень немногие. А та граната рванула, скорее всего, в руке, хотя это теперь не имеет никакого значения. Какая разница как ты ее потерял, она уже по новой не отрастет.