Антония Таубе - Кабаре «Медуза»

• Название: Кабаре «Медуза»
• Автор: Антония Таубе
• Жанр: Детектив

История жизни прекрасных танцовщиц яркого заведения, притягивающего и манящего, на одной из улиц Санкт-Петербурга 1911 года. Яркие вечера, шумная публика, загадочные убийства, истории любви и жизни на фоне грядущих перемен в Российской империи.

---

На несколько мгновений в кабинете повисло молчание. Каждый из присутствующих по-своему переваривал эту информацию. Кошко с Филипповым опять молча и понимающе переглянулись, и Кошко задал следующий вопрос:

– Скажите, Мирон Филатович, Вы смогли определить в наступающей темноте, – силуэт убегающего убийцы был мужской или женский?

– Пожалуй, нет. Не знаю. Не разобрал.

– А имя продавца украшений Зинаида Родионовна Вам не называла?

– Я спрашивал, но она ответила, что продавец просил сохранить его имя в тайне. Поэтому и тут я не знаю, ничего не могу сказать.

– Ну что же, Мирон Филатович, благодарю Вас за содержательный рассказ. Но попрошу Вас ещё об одной услуге!

Прохоров удивлённо поднял глаза, переводя взгляд то на Кошко, то на Филиппова, – что им ещё от него понадобилось?

– Вы сможете по памяти нарисовать, как выглядели эти украшения? Может быть, Вы запомнили в них нечто особенное?

– А, ну это я могу, – с облегчением заулыбался Прохоров.

И тут же уверенными штрихами набросал внешний вид и брошки, и серёжек, и кольца. А Кошко, с восхищением глядя как под его рукой с фотографической точностью воспроизводятся роскошные ювелирные изделия, только с сожалением подумал, – такой талант, и пропадает понапрасну!

Кошко был доволен результатом. Теперь хотя бы начинали прорисовываться хоть какие-то намётки, хоть какие-то зацепки в этом запутанном деле. Во всяком случае, теперь у следствия был на руках чёткий рисунок украшений, и по этим рисункам был немедленно сделан запрос во Францию. Вскоре пришёл исчерпывающий ответ, в котором говорилось, что данные украшения были изготовлены придворным королевским ювелиром Карлом Бомером и его помощником Полем Бассанжем и принадлежали давно угасшему дворянскому роду, последний потомок которого был казнён во время революции. С тех пор судьба украшений неизвестна. В розыске они не значились, но было указано, что кроме броши, кольца и серег, в полный комплект входили ещё колье, тиара и браслет. На всех изделиях стоит печать мастера.

Прочитав это послание, Кошко задумался. Ему было хорошо известно, что восемнадцатый век – это расцвет ювелирного искусства во Франции в эпоху рококо. А во времена французской революции сгинуло бесследно не только множество людских голов, но исчезло неизвестно куда значительное количество старинных ювелирных изделий. Огромное количество драгоценных произведений мастеров-ювелиров было вывезено из страны за её пределы, а затем – они были либо переделаны, либо проданы, причём, нередко – по частям. И вот теперь кое-что из тех пропавших изделий всплыло здесь, через столько времени и совсем в другой стране, да ещё и при столь трагических обстоятельствах! Да-а-а, жизнь – непредсказуемая штука…

– Вот и причина, по которой убили эту Колосок, – чётко констатировал Кошко.

– Не исключаю, что и двух других убили по этой же причине, – в свою очередь прокомментировал Филиппов.

– Думаю, что Вы правы, Владимир Гаврилович, – согласился Кошко, – а теперь выслушаем, что нам скажет этот офицер, ухажёр Черкесовой, которого уже вызвали для дачи показаний.

Именно его видела в окно Кристина Лепко в последний день жизни Алисы Черкесовой, о чем она и сообщила полиции на допросе.

Пехотный капитан Карсавин Эдуард Артамонович появился на пороге кабинета и по-военному отрапортовал о своём прибытии. Выглядел он несколько заносчиво и фамильярно, – обычно с таким видом недалёкие высшие чины общаются с низшими чинами. Он словно не понимал, что находится в серьёзном учреждении, и сюда не вызывают по пустякам. Его манеры не понравились Кошко, но он не подал вида:

– Садитесь, прошу Вас, – Кошко показал ему на стул и Карсавин сел, демонстративно закинув ногу на ногу. Он был хорош собой, и Филиппов подумал о том, что, видимо, именно эта внешняя красота и привлекла в нём внимание Черкесовой.

Ни Кошко, ни Филиппов не успели задать ещё ни одного вопроса, как Карсавин опередил их:

– Если вы хотите спросить меня по поводу смерти Алисы Кондратьевны Черкесовой, то сразу могу вам сказать, что я её не убивал. К тому же я уже давал свои показания полицейскому на следующий день после её смерти, – надменно заявил он, даже не дрогнув ни единым мускулом, словно и не шла речь о его любимой женщине, внезапно и загадочно погибшей.

– Нам это известно, – сдержанно ответил Кошко, – никто Вас в этом и не обвиняет, просто следствию необходимо уточнить несколько моментов. Поэтому прошу Вас наиболее полно ответить на наши вопросы.

Карсавин с царственным видом кивнул так, словно оказал Кошко и Филиппову великое одолжение.

– Расскажите, когда в последний раз Вы видели Алису Кондратьевну Черкесову?

– В последний раз я видел её второго сентября прошлого года. Я в тот день был у Черкесовой и ушёл от неё поздно вечером. А на следующий день узнал из газет, что она умерла от передозировки морфина в ночь на третье сентября, то есть – уже после моего ухода, – отчеканивая каждое слово, высокомерно ответил Карсавин, словно перед солдатами приказ по бумажке зачитал.

– Она не говорила, что после Вашего ухода ещё ожидает кого-то посетителя?

– Нет, не говорила. Во всяком, случае, мне ничего об этом неизвестно. В тот вечер мы прекрасно провели время, и для меня было большим ударом – узнать о её неожиданной кончине, – вроде бы это были слова сожаления, но уж слишком равнодушным тоном были они произнесены.

– Она не говорила Вам, что хочет купить или, может быть, продать какие-нибудь украшения?

От усиленного умственного напряжения лоб Карсавина сразу прорезали глубокие морщины, и он невидящим взглядом уставился в пол. Бравый офицер напрягся и, как бы спотыкаясь, произнёс:

– Украшения, говорите… Да, помнится, что-то такое было…

– Не спешите, вспомните точнее, – подбодрил его Кошко.

– Она сказала мне, что собирается приобрести вроде бы какое-то антикварное то ли колье, то ли ожерелье, – я, знаете ли, в этом не разбираюсь, никогда ни с чем подобным дел не имел. Она достала футляр и показала мне мельком эту штуку, потом опять быстро спрятала.

– Она просила у Вас деньги?

– На что?

– На покупку этого колье.

– Нет, не просила. Она вообще больше ни словом не обмолвилась об этом.

– Вы не могли бы по памяти нарисовать это колье? Если вспомните, конечно!

Карсавин даже прищурился, напрягая память. Немного помолчав, он взялся за карандаш:

– К сожалению, я не разбираюсь в этих ювелирных штучках, но всё-таки попробую что-нибудь изобразить.

И он начал старательно воспроизводить по памяти виденную мельком «ювелирную штучку».

– Вот, знаете ли, как-то примерно так… Вспоминаю, что это колье было в три нити, небольшие бриллианты чередовались с достаточно крупными… Посредине было что-то вроде медальона, по-моему, он был из золота… и, кажется, с гербом Франции, хотя не уверен… и вроде бы по краям немного мелкого жемчуга… да, совсем немного… Всё, больше ничего не помню, – и он протянул Кошко свой «шедевр», вытирая платком лоб, который даже взмок от таких неимоверных усилий.

– А Вы не поинтересовались, – какую сумму Алиса Кондратьевна собиралась потратить на покупку такого недешёвого украшения?

– Поинтересовался, конечно! Из чистого, поверьте, любопытства! Но она ответила, что это секрет, – тайна, понимаете ли! – изрёк Карсавин, всем своим видом выражая очень «глубокую» мысль: ну что взять с глупой женщины, одни побрякушки на уме!

– А не называла ли она как-нибудь невзначай имени продавца или ещё кого-либо?

– Нет, ничего подобного она при мне не говорила. Да я, признаться, и не любопытствовал особо: раз тайна, значит тайна, мне-то что?

– Хочу задать Вам не совсем корректный вопрос, Эдуард Артамонович, – вопрошающе посмотрел Кошко на Карсавина.

– Да чего уж там, спрашивайте! – великодушно махнул рукой бравый офицер.

– Скажите, Вам что-нибудь известно о каких-либо других поклонниках или покровителях Алисы Кондратьевны Черкесовой?

Карсавин нахмурился, старательно изображая равнодушие, хотя было очень заметно, что этот вопрос ему неприятен.

– Об этом мне ничего не известно! Да, ведь если бы даже и был кто-то, – сами понимаете, что мне об этом никто не доложил бы! Правда, один раз я сам был свидетелем несколько неприятного инцидента, когда шёл к Алисе домой. Это случилось за две недели до её смерти. Она стояла у двери дома, а перед ней с цветами и со слезами на глазах просил прощения какой-то крепкий мужик. Не знаю уж, чем он провинился, но она была очень недовольна! Она даже не дала ему договорить и в довольно резких выражениях выставила его вместе с букетом. Потом я этого типа встречал много раз, он часто приходит в «Медузу».

– И кто же был этот «крепкий мужик»?