Д. М. Бьюсек - Правильное дыхание

• Название: Правильное дыхание
• Автор: Д. М. Бьюсек
• Жанр: Современные любовные романы

Если вы выросли в Москве 1980-х и 90-х, а ваш ребенок – в куда более поздней Америке, вам непросто будет рассказать ему о своей юности. Во-первых, потому что придется объяснять слова типа «мажор», «роно» и «завуч». А во-вторых, потому что с последним у вас приключился школьный роман.

---

СН: – Спасибо.

О: – Как домой, у меня же еще шестой урок. И как раз история. (Пропустить первый урок у завуча – вот это катастрофа.)

СН: – Я вас официально освобождаю. (берет с полки классный журнал) Всего доброго, а будете дальше заниматься этой вашей… гимнастикой (бросая насупленный взгляд на учительницу географии), не забывайте про самоконтроль.

ГС: – (на выходе, завуч открывает ей дверь) А главное, Оль, чтоб она тебе больше не пригодилась, тьфу-тьфу-тьфу, – выходя, сначала как бы раздумывает, не постучать ли три раза по завучу, но потом все-таки стучит по двери…

***

– …Мам, не спи! – солнце и соленая вода, всех тянет подремать.

– Ничего я не сплю. Засыпать будем в следующих сериях – надеюсь, уже скоро, иначе это все затянется аж до Нового года. Кстати, выяснили, остается твоя Муся?

– Ох, нет, родичи нажимают, поедет домой.

– А я думала, тут рождество семейный праздник? (это Маня)

– Дело в том, что у нее папа вырос в католической семье, там их в киндергартене монашки замучали с этим рождеством – гимнов заставляли зубрить, чуть что – линейкой по башке, так что у них в семье все атеисты прогорелые, из принципа на Новый год только собираются.

– Оль, ты смотри, практически наши люди, надо было и их позвать. Познакомились бы заодно, а?

– Черт, действительно.

– Не-не, она им до сих пор слегка трусит про нас рассказывать, из католиков-то папа вышел, но в консерваторах остался, так что кто его знает.

– Ну вот здрасьте, твой папа тоже либерал только в устаревшем смысле, а ничего – и глазом в итоге не моргнул. Мне прямо стыдно стало, что тогда сомневалась, решила, что это все американское воспитание, а тут коренные жители – и эвона как…

– Да я не знаю, может, тоже на самом деле проглотят, но там у нее еще и мамочка со странностями…

– С мамочками это бывает, даа, – деланный вздох от Мани.

– И каких это ты еще мамочек имеешь в виду? Можно подумать, у тебя не золотая мамочка? Да ладно тебе, таких еще поискать. Вот у моей, конечно, были эээ…

– Тараканы?

– Но у кого их нет, с другой стороны, к тому же там, в общем, было ясно, из чего ноги росли, объяснимые довольно-таки штуковины, плюс характер… Нет, я, надо сказать, всегда относилась к своей с пониманием. Более-менее. Периодами. Вот привязанности особой, к сожалению, не было, но это двусторонние должны быть вещи, тут ничего не попишешь. Так, всё, а вот теперь действительно отбой. Продолжение в следующей серии.

Глава 4: Союз-Аполлон

Во-первых, ему никогда не придет в голову ничего подобного

– И на чем мы там остановились? – сидят втроем на веранде, разбирают виноград – на столе громоздятся вымытые зеленые и лиловые груды, ягоды надо отрывать от кистей и раскладывать по мискам, не без придирчивого маминого досмотра каждой виноградины по отдельности. («Куда ты ее кладешь, не видишь, с пятном? И в рот не суй, дай Мане». – «Да-да, давай Мане, Маня все сожрет, желудок луженый…» – «Тьфу-тьфу-тьфу». – «Опять плюется на меня…» – «Синие не мешай с зелеными, Маня, сколько раз говорить». – «А я, может, дальтоник». – «Дальтонизм – это когда…» – «Ой, ой, вот только не начинай!» – и т. п.)

– Мам, давай дальше рассказывай. (услужливо) Остановились, что тебя с истории вы… отпустили.

– А, да, катастрофа, не попала на историю… Дома, помню, раза два успела Светке позвонить, пока та из школы тащилась – домой ей звонила, конечно, сколько раз тебе повторять, что не было тогда мобильников, ну вот да, как-то жили, тоже сама уже не знаю, как. Дозвонилась наконец-то – так еще полчаса надо было сначала потратить на ее охи и ахи по поводу той неприятности, которую уже успела выкинуть из головы, – причем квартирка-то маленькая, телефон в коридоре, надо было еще стараться, чтобы бабушка не услышала, о чем говорим, только этого ей не хватало. В итоге выяснилось, что новый историк, разумеется, зверь, устроил им глобальный опрос, причем с садистским уклоном: не нормальные вопросы задавал типа «В каком году взяли Бастилию?» – а наоборот. 1789 год, – говорит, – что вы про него можете сказать? Мычит человек – тот же вопрос переходит дальше по алфавиту, но уже – спасибо большое – с уточнением, то есть дается не только год, но и страна. И вот ты, как дурак, напрягся за это время, вспомнил, че там было во Франции, а тебе говорят, допустим, «Америка» – и большой привет.

– Уошингтон стал президентом!

– Ну, это только ты у нас такая умная, а попробуй Маню вон спроси, что тогда, что сейчас (уклоняясь от запущенной в нее виноградины). В общем, большой террор, класс понял, что придется учить историю, а не заниматься обычной болтологией, и явно стух. Нам со Светкой на истории подсказывать обычно никому не приходилось, но тут поняли, что надо вырабатывать тактики со стратегиями. В пятницу, как сейчас помню, история была первой…

– Кстати, люди от тебя, наверное, шарахаться стали?

– Почему? А да! Пацаны-то? Не то слово, инцидент таки сослужил хорошую службу, и гадости всякие вслед выкрикивать прекратили мгновенно, и отстали – примерно на год хватило. Слава дурная осталась, но стали уважать. А тот пацан из десятого вообще больше в школу не вернулся – перевели куда-то. Так вот, история, да – тут мне, наоборот, придется себя сокращать, потому что вспоминать всякую ерунду этого периода уже куда приятнее. Два раза в неделю имела возможность любоваться предметом тайных воздыханий – можно сказать, прорыв. Тайно воздыхать получалось хорошо, поскольку сидели мы тогда на камчатке. Задняя парта с давних пор служила нам со Светкой центром управления полетами, то есть системами шпор – записулек, немого шепота, языка жестов, условных сигналов, цепочек испорченного телефона и прочих наворотов. Начиная с той пятницы, где-то недели две мы так усердно выручали одноклассников – а историк и бровью не вел. То есть не вел-то он не вел, но внутренне постепенно доходил до состояния кипения. Раскусил нас довольно быстро, но никак не мог вместить в свою систему сочетание отличной учебы и мошенничества в особо крупных размерах…

– Но он же и раньше знал, что ты давала списывать.

– Все равно. Мало ли, в силу каких обстоятельств у меня списывали. Может, я и не замечала. Кроме того, одно дело – давать списывать на уроках каких-нибудь одиозных училок, и совсем другое – подсказывать! на его! истории! Мы же с ним вроде как союзники, а тут – даже моя в целом аморальная репутация не помогала примирить его уже сложившееся обо мне представление с таким нехорошим, бесчестным поведением. Как бы то ни было – через какое-то время он не выдержал и без всякого прямого повода, просто в начале урока, взял и пересадил нас со Светкой с последней парты за первую. Самую ужасную – прямо перед учительским столом, у окна. За ней вообще никто никогда не сидел, даже самые отпетые ботаники предпочитали держаться подальше. Потом-то он не раз пожалел о содеянном, но проблема была по большей части устранена – системно подсказывать прямо перед его носом даже нам было стремно. Что-то там, конечно, пытались…

– А, пожалел! Так ты ему все-таки устраивала демонстрацию – как бы это перевести-то – давки щенков? С этими, воздыханиями?

– Погодь, кука, ты чего несешь, вот щенков мать за всю жизнь точно никаких не давила, или я чего-то не понимаю?

– Мань, у них «втрескаться по-щенячьи» означает детскую буйную влюбленность в безнадежный объект. Но ничего такого я, честное слово, не устраивала. Никаких экцессов, ажитаций, ужимок, стрельбы глазами, хлопанья ресницами, хихиканья, губок бантиком, вытянутой по любому поводу руки и прочего восхительного набора, за который потом всю жизнь стыдно. Сидела и, как просили, делала «изюм». Но ему, разумеется, довольно быстро всё про меня стало понятно – был опыт распознавания подобных казусов, которые он уже привык игнорировать. Что в данном случае несколько затруднялось моим необходимым присутствием за первой партой. И не только им. В обычных случаях игнорировать и дистанциироваться от чьей-то эээ щенкодавки, не обязательно ученической, историку помогало неизбежно возникавшее в таких случаях чувство раздражения. Здесь же его, судя по всему, не было…

– Подожди, откуда «обычные случаи»? Ты же говоришь, его все боялись, сэндмен или зверь там, почему тогда эээ ладно, пардон, puppy crushes?

– Ну как ты, кука, не понимаешь. На каждого редкого учителя мужеска пола найдется ученица интересующегося возраста. По словам Додо – а она успела поучиться в его математическом классе, – у них там даже был «Клуб любителей», куда брали после очень строгого отбора с проверкой на знание линейной алгебры и отсутствие романтического тумана в голове. Сам Сергей Николаевич, кстати, списывал случаи «зацикленности» на свой единственный стратегический промах, случившийся в самом начале его школьной карьеры. Привык к институтской системе обращений, не мог заставить себя называть школьников по фамилиям и тем более тыкать – а ведь это было бы наилучшим барьером и холодным душем для любой горячей головы. Обращение же на «вы», даже без отчества, с их точки зрения, немного расшатывало субординацию. Положительный эффект здесь тоже несомненно был: ученики незаметно прекращали куролесить и брались за ум, так как чувствовали себя взрослее. Понятно, дело было и в его умении держать дисциплину, но намек на коллегиальность этому только способствовал.