Андрей Гоман - Мгновение

• Название: Мгновение
• Автор: Андрей Гоман
• Жанр: Научная Фантастика

Что наша жизнь? Это одно лишь мгновение – слова героя, чья история поведает о том, как человек превращается в безумца и тирана, погружая целый мир в хаос.

---

Следующие пять лет не принесли в мою жизнь чего-то особенного. Я продолжал учиться в школе на отлично, я так же был изгоем, но я всегда знал, что могу погрузиться в мир книги и поболтать о чем-то очень интересном с мамой. Постепенно она начала учить меня разным наукам. Я стал изучать социологию, риторику, правоведение и общую психологию. За пять лет я прочитал порядка пятисот книг, мама пока не разрешала мне читать серьезные философские труды, поэтому я ограничивался художественной литературой. Наибольшее впечатление я получил от произведений Френсиса Скотта Фицджеральда, Дидро, Лермонтова, Хэмингуэя, Достоевского и Гюго. Также всё больше внимания я стал уделять стихам. Самое удивительно, что я почти перестал смотреть телеинтернет и проводить время за компьютером. Так я и жил, и мне очень нравилось. Я никогда не придавал большого значения книгам и тем урокам, что в них имелись. Да, я мог сказать о чем эта книга и что автор хотел сказать, наверное, я вполне мог рассказать о тайных смыслах и иронии, но всё же мне просто нравилось их читать, испытывать эмоции от героев и событий. Даже пастор Яков поддерживал мое стремление.

Но удовольствие не может длиться вечно, как бы ты ни хотел его продлить, оно исчезает. В восьмом классе мы узнали страшную новость: у мамы рак. К сожалению, этот рак не излечим. Для меня это был страшный удар, я перестал есть и спать, перестал ходить в школу, с каждым днем меня засасывало всё сильнее в болото депрессии. Мне ничего не хотелось: умирает моя мама, слова тут ни к чему.

Я каждый день навещал ее в больнице, буквально за пару недель она похудела почти на двадцать килограмм, она была очень бледной и слабой. Но она не переставала улыбаться, я видел и чувствовал всем своим сердцем, что ей очень тяжело это делать, что порой она отдавала все свои силы этой улыбке. И я не мог не улыбнуться ей в ответ. В этих улыбках была наша связь, мы были едины, это был только наш мир. Она каждый раз спрашивала меня, как мои дела в школе, а я каждый раз врал, что хорошо. Вместо школы я взял все домашние дела на себя, всё сделав, я шел в больницу. Но больше всего меня раздражал мой отец, в больнице он появлялся в лучшем случае пару раз в неделю. Меня бесила его надменность, не был он таким занятым человеком. Хотя, может быть, ему было тоже тяжело, я не знаю. Но его поступки и молчание меня очень сильно бесили. Я ребенок, мне нужна была его поддержка, а он делал вид, что всё так и должно быть. В конце концов мне стало совсем стыдно, что я вру маме, и я признался в прогуливании школы. Мама посмеялась надо мной и велела отправляться в школу, а домашними делами заниматься после. Я послушно выполнял ее волю. При этом я успевал ходит в церковь и молиться, пастор Яков поддерживал меня и молился вместе со мной. По вечерам я читал маме книги, она становилась всё слабее, и ей было тяжело разговаривать, поэтому она практически всегда молчала, а если и говорила, то только короткими фразами. Через несколько дней у нее начались галлюцинации и сильный жар. Но однажды вечером она посмотрела на меня, улыбнулась так, словно всё хорошо, ее карие глаза заблестели, и она сказала:

– Дома, красная, счастье в истине.

На этих словах она впала в кому.

Я не знал, как относиться к этим словам. Я полагал, что мама имела в виду какую-то вещь красного цвета, но я перерыл весь дом и ничего подобного не нашел. А по поводу ее слов, что счастье в истине, я абсолютно не понял. Пастор Яков и все вокруг, у кого я спрашивал, отвечали, что это бредни. Но я не хотел верить, что последние слова моей матери были бреднями умирающего человека, поэтому я принял их на веру на долгие годы, я решил, что, может быть, ее слова помогут мне. Но мама ошиблась, истина не сделала меня счастливым.

Мама пролежала в коме ровно три дня, и, не дождавшись моего дня рождения, она умерла. В день похорон лил сильный дождь, приехали родственники, все сочувствовали мне, но ни одно слово в тот день не заглушло ту боль, что я испытывал. Я ни разу не плакал, я был в глубоком унынии, но так и не смог заплакать. Люди в округе говорили об этом, в какой-то момент пожилые стали упрекать меня. Но самое удивительное – за меня вступился пастор Яков. Отец же продолжал делать вид, что так нам предначертано судьбой. Но я в это не верил и в тот момент, когда пастор Яков сказал мне. Я постоянно говорил себе: «Тише, сердце, тише». Я пытался унять боль, но не получалось.

Ровно через три месяца арестовали пастора Якова, его обвинили в подкупе вышестоящего епископа. Я не верил в эти обвинения, пастору было незачем давать взятку ради повышения, ему было уже глубоко за семьдесят, и всё, что он хотел, – это умереть спокойно. Но вот что удивительно: люди поверили. Чем старше я становился, тем сильнее я разочаровывался в людях, в их умении думать и анализировать. Было очевидно, что пастора арестовали за критику, однако же, люди искренне верили в то, что он дал взятку. Глупые, пусть верят, я не потревожу их слепоту. Спустя время, когда я работал в госаппарате, мне в руки попалось дело пастора Якова. И, глядя на его биографию, скажу я вам, мир потерял отличного человека. С раннего детства Яков стремился к общественной жизни. В школе он был старостой и активно занимался общественной жизнью школы. Деревня, в которой жил Яков, придерживалась религии Вей, но не Яков, он увлекался Тен, и жители отреклись от него. Якову пришлось покинуть родные края, но ненадолго. Уже ровно через три года он вернулся в свою деревню миссионером, Яков не хотел навязывать кому-либо Тен, он просто хотел рассказать людям немного нового, чтобы они были чуть добрее и не относились к другим с такой врождённостью. Никто не может сказать, получилось у него или нет, но то, что жители построили церковь Тен, – это факт. Яков отправился в странствие, и везде, где он был, он рассказывал о своей религии, он рассказывал и о Вей. Он нес миру доброту и честность, знания и образованность. Где бы он ни был, он всегда вспоминал свой дом и трепетно хранил о нем воспоминания. В нашем городе Яков встретил свою любовь, с ней он прожил двадцать лет. Она умерла за неделю до его дня рождения, но пастор Яков не уехал и после смерти любимой. Судьба пастора Якова трагична, его расстреляли на закате, ровно через день после задержания. Таких пасторов я больше не встречал.

Со смертью матери доступ в архив мне был закрыт, однако мама успела вынести некоторое количество книг домой. Среди них был Ницше, Вольтер, Руссо, Канетти, Декарт, Спиноза и другие. Я принялся осваивать их, отца практически не было дома. Он не интересовался моей жизнью, а я его. У нас был такой негласный договор: он не трогает меня, я не трогаю его. Иногда, конечно, у него просыпались отцовские чувства и он задавал вопросы о моей жизни, но, по правде сказать, это случалось не чаще двух раз в год. Я был полностью предоставлен сам себе, полная свобода. Чаще у детей в моем возрасте срывало рассудок от такого количества свободы. Но я был другим, я проводил свободное время в библиотеке, в кинотеатре или дома за книгой. Книги заменили мне воспитателей, или, скорее, они показали мне, что такое идеальный мир. К тому же, как я часто упоминал, я плохо уживался со сверстниками, я всё сильнее и сильнее холодел к обществу, к личности. Наверное, вот где сформировалось ядро моего безразличия к окружающим. Я по-прежнему был объектом для насмешек, хоть они уже и были, что называется, отголосками прошлого. Время шло, я рос и формировался как личность, жаль, что в этом никто не принимал участия. Школа стала лишь обычной формальностью, а учителя никогда не вникали в мой мир, у них своих проблем было достаточно, к примеру, как не умереть с голоду.

Между тем к нам прислали нового пастора, он сразу же вызвал у меня негативные эмоции. Он был из тех людей, что думают только о своем кошельке. Спустя неделю он поднял цены на разные ритуалы, проповеди его было невозможно слушать, и, ко всему прочему, он начал баламутить непонятные дела с одним министерством. Зато ровно через три месяца у него появилась новая машина, а поход в церковь был сродни походу в магазин, на что-нибудь да и потратишь деньги, не ритуал, так очередное пожертвование. Но он был хорошего мнения о церкви и о государстве, поддерживал консула и умел красиво льстить. Любовь к нему пришла очень быстро – кто не любит лесть. Красивые слова, что тешат наше эго, опьяняют сильнее лучшего вина. Не сложились у меня отношения с новым пастором, ко всему прочему, он инициировал совет, когда узнал, что я читаю запрещенные книги. А я всего лишь сказал, что мысль Бердяева о фанатизме очень интересна. Совет вынес мне предупреждение, а я усвоил еще один урок: своими мыслями нельзя с кем-то делиться. Наш мир таков, за вольный образ мышления можно получить проблемы. И, вдобавок к этому, я абсолютно разочаровался в религии. Если раньше я верил, что Бог есть, что от наших поступков зависит, попадем в рай мы или в ад, то сейчас мне стало всё равно. Мне было без разницы, существует Бог или нет, попаду я в ад или рай. Рассуждения на тему религии просто ушли. Пастор Яков бы опечалился от моих слов. Смерть матери, безразличие отца, ложное обвинение пастора Якова, дисциплинарное взыскание за простой интерес к чему-то новому в корне изменили меня. Всё, что осталось от того мальца, что так мечтал работать на заводе, – это ум и сомнение. Я приобрел хитрость и расчетливость, хладнокровность и безразличие ко всем вокруг. Это базовые черты юного тирана.