Анатолий Козлов - Понятие преступления

• Название: Понятие преступления
• Автор: Анатолий Козлов
• Жанр: Юриспруденция
• Год: 2004
• ISBN: 5-94201-263-6

В данной книге рассматривается понятие преступления. Автор попытался уйти от фикции «состава преступления» и раскрыть преступление, не прибегая к анализу состава. В значительной части работа носит новаторский характер, насколько это возможно применительно к столь широко описанной в теории уголовного права теме. Тем не менее в работе удалось по-новому взглянуть на структуру преступления, с несколько новых позиций посмотреть на причинную связь, на общем уровне установить истинное понимание вменяемости, мотива и мотивационных сфер, их соотношение с виной, найти новые аргументы в пользу оставления общественной опасности в качестве признака преступления, уточнить некоторые вопросы классификации преступлений и т. д.

Для научных работников, преподавателей, аспирантов и студентов юридических вузов.

---

Анализ предусмотренных законом целей показывает следующее.

Во-первых, вычленение настоящих целей в указанных случаях свидетельствует о том, что они носят обычный человеческий характер (стремление избежать уголовной ответственности, являющееся криминально нейтральным, поскольку обвиняемый не привлекается за дачу ложных показаний, он использует лишь свое право на защиту; либо стремление достичь материальной, служебной или иной выгоды – корысть, карьеризм, эгоцентризм и т. д.; либо стремление к выздоровлению других лиц, скрытое под использованием или изъятием органов при трансплантации и тому подобные цели) и потому в силу своей социальной полезности или нейтральности не могут иметь особого криминального значения. Характерна в этом плане цель извлечения выгод и преимуществ для себя (ч. 1 ст. 198, ч. 1 ст. 199 УК) как конструирующий признак преступления. Хочется спросить законодателя, а для чего должен жить человек, для всеобщего счастья? Так общество уже это неоднократно проходило, и успешными данные попытки признать нельзя. Особенно любопытно здесь признание законодателем криминально значимой цели изъятия или использования органов или тканей для трансплантации: на первый взгляд все выглядит ужасно – убивают человека для его расчленения, для удаления каких-либо органов из его тела; но как только мы скажем, что эти органы нужны для выздоровления других лиц, так сразу этот суперкриминальный ужас уходит, оставляя место озабоченности обычным криминальным явлением – «убийством», хотя бы и ради выздоровления других лиц; и весьма проблематично – менее или более опасно такое убийство по сравнению с убийством из ревности, мести и т. д. Другое дело, что за подобным скрывается цель каннибализма, религиозного жертвоприношения, преступной наживы, наживы через убийство, именно это вызывает омерзение. Тогда давайте отделим зерна от плевел.

Во-вторых, некоторые цели в законе сформулированы так, что главным утяжеляющим ответственность свойством выступает не субъективный момент, а объективный (крупный размер, посягательство на объект более высокой социальной значимости и т. д.), и только формулирование законодателем преступлений с усеченной и формальной диспозицией, а также желание отграничить преступления друг от друга по объективным признакам приводят его к отражению данных объективных признаков через субъективный момент – цель, тогда как ничто не мешает законодателю создавать нормы с материальной диспозицией и прямо указывать на объект и объективные признаки (например, «с посягательством на общественную безопасность», «с угрозой причинения крупного ущерба» и т. д.), которые исключили бы необоснованное применение цели в качестве конструирующего или квалифицирующего признака в связи с их неправильным пониманием.

Хотя надо признать, что в отдельных из приведенных случаях («с целью получения имущества в крупном размере») применение цели формально выдержано, поскольку речь идет о конкретизации потребности – стремлении к крупному размеру имущества. Однако сущностное указание на цель лишено смысла, так как на этапе целеполагания еще нет выбора непреступного или преступного поведения – это прерогатива этапа принятия решения, который имеет место после целеполагания, иное бы выглядело крайне странно, и уже поэтому цель криминально не значима. Однако опять-таки необходимо уяснить, что и здесь речь идет о первичных целях, об образах, моделях первичных потребностей.

Традиционно в психологии и других отраслях науки выделяют проблему множественности целей, когда человек ранжирует в зависимости от личностной значимости все цели, возникающие в связи с одной потребностью. Именно здесь необходимо помнить о конечных и промежуточных целях. Под конечной целью понимают модель желаемого результата, с которым связана потребность. Промежуточные цели – это модели желаемых незначимых для субъекта результатов, без достижения которых невозможна реализация конечной потребности. Таким образом, промежуточные цели – не что иное, как этапы, ступеньки к конечной цели, а достигнутые по ним результаты – этапы достижения результата, к которому стремится субъект. В то же время следует помнить и о том, что промежуточные цели возникают совершенно в иных условиях по сравнению с конечными, и об этих условиях речь пойдет несколько позже. Применительно же к конечной (первичной) цели проблема на самом деле достаточно проста, и в ее решении мы должны выбрать один из двух логически бесспорных вариантов: признаем, например, цель получения выгоды либо асоциальной категорией и в связи с этим усиливаем криминализацию и повышаем ответственность; либо социально полезной или социально нейтральной, и тогда она не должна иметь, очевидно, никакого правового значения. Исключением является влияние цели на невменяемость и уменьшенную вменяемость. Третий путь, предложенный действующим законом, в основе своей не имеет ничего общего ни с психологией, ни с формальной логикой; и традиционность подобного подхода не исключает неоправданности его; мало того, традиционность подхода свидетельствует о том, что, во-первых, психология в указанном вопросе не сделала за прошедшие 120 лет сколько-нибудь заметных шагов вперед, которые повлияли бы на юриспруденцию, и, во-вторых, юристы как не принимали во внимание методологические положения психологии и формальной логики 120 лет тому назад, так игнорируют их и сейчас.

Почему же все-таки существует в законе этот третий путь? Логически ответить на вопрос весьма сложно. Представляется, что первичные (конечные) цели иногда указываются в законе лишь потому, что законодатель стремится более глубоко дифференцировать виды преступлений, однако объективные признаки их весьма часто совпадают (завладение имуществом другого лица – это и кража, и угон, и самоуправство), и чтобы уточнить квалификацию, законодатель добавляет в норму субъективные признаки, в том числе и цель, не придавая вместе с тем ей криминального значения (например, сопоставление ст. 158 и 166 УК показывает, что указание в ст. 166 УК на признак «без цели хищения» ведет лишь к усилению санкции, но не к ее ослаблению, т. е. цель – разграничительный признак, имеющий обратное значение, поскольку хищение более опасная категория из всех посягательств на собственность, соответственно, и поставленная цель должна быть более криминально значима; в указанном же сравнении все обстоит наоборот: отсутствие цели хищения усиливает санкцию). Неоправданность такого подхода очевидна, поскольку закон дает основание для документальных толкований целей как социально опасных, тем не менее у законодателя подчас нет других путей дифференциации видов преступлений или он их просто не видит.

Второй уровень – дополнительная классификация целей на основе обогащения потребности, на наш взгляд, также не должна выделять целей, к которым требовалось бы усиление уголовно-правового внимания, поскольку уточнение формы и содержания желаемого предмета в сознании человека не может изменить сущности цели (социальна или асоциальна она). Подход к данной классификации тот же, что и к классификации первого уровня. Вероятно, на этапе целеполагания еще нет общественно опасной личности и цели не могут создавать общественно опасную личность.

Следующим психическим элементом является мотив, которому придается существенное значение и в уголовном праве, и в криминологии. В целом определения мотива, предложенные психологией и правовыми теориями, особым разнообразием не отличаются: все сходятся на том, что мотив – это побуждение человека к действию.[190] Благодаря побуждению предшествующая психическая деятельность, имевшая более пассивный, нежели активный характер, становится более активной; психическая деятельность лица характеризуется не только стремлением к какому-то результату, но и пониманием необходимости вложить определенные усилия в достижение результата, внедрением в сознание необходимости поведенческой реакции на стимул.

Некоторые авторы пытаются расширить понятие мотива путем включения в определение социальной детерминации побуждения: мотив – это «сформировавшееся под влиянием социальной среды и жизненного опыта личности побуждение» к действию.[191] С указанным дополнением согласиться можно, но пока вопрос о социальной обусловленности мышления находится за рамками нашего внимания. Другие же считают мотив объективной категорией, признают мотивами реальные предметы.[192] Это та же попытка объективизации психических процессов, о которой мы уже писали применительно к потребности. Разумеется, можно признать, что предмет объективного мира побуждает к действию, поскольку существует нужда в нем. Однако сам предмет не несет в себе ни потребности, ни мотива; он просто существует как таковой; потребности, цели, мотивы возникают в сознании человека и лишь реализуются в предмете. Критически относятся к объективизации психических процессов Л. И. Божович[193] и Е. П. Ильин. Последний считает, что «принять предмет-цель за мотив не представляется возможным» с соответствующей аргументацией.[194]