Александр Солин - Евангелие от Афея

• Название: Евангелие от Афея
• Автор: Александр Солин
• Жанр: Русское современное

“Рая нет, и все же он есть” – утверждает автор, и если первая часть этого утверждения – от лукавого, то как безбожник может признавать существование рая, а тем более благовестить о нем, несмотря на то, что все Евангелия давно написаны? Очевидно, только в том случае, если ему открылось что-то такое, о чем смолчать никак нельзя.

“Да ну вас! – воскликнет строгий читатель, взглянув на обложку. – Все у вас не так, все вверх ногами!”

А вы что, знаете, где верх и где низ?

---

"К чему?"– хотел спросить Матвей, но тут внутри него вспыхнул яркий свет, и он увидел всю свою жизнь.

3

…Полуденное солнце слепит глаза. Солнце повсюду: на домах, на камнях, на мокрых от воды фигурках моих друзей. Я кожей ощущаю солнечное тепло вперемежку с прохладой водяных струй.

Мы барахтаемся посреди небольшого котлована по пояс глубиной. Из большого дома, который взрослые называют водокачкой, выходит широкая труба. Из нее водопадом льется кристально чистая вода. В месте ее падения кипит гора молочных пузырьков, и водяная пыль радужной волной расходится над поверхностью. Каждый из нас, втянув голову в плечи, норовит попасть под тяжелую струю. Вот моя очередь, я со страхом и замиранием подставляю спину, мощный поток валит меня с ног и вместе с клочьями пены и столбом брызг относит к краю котлована. С восторгом вскакиваю на ноги, протираю глаза, сморкаюсь и выплевываю воду.

Позади кто-то зовет меня по имени. Я оборачиваюсь, весь готовый делиться только что пережитым. Навстречу Славка, мой дружок, бросает мне в лицо полные пригоршни воды. Я не успеваю отвернуться, и брызги попадают мне в глаза. Глаза режет от боли, я тру их кулаками, готовый заплакать от обиды: за что он со мной так, ведь я же не бросал ему воду в лицо!

Ощущения настолько свежи и реальны, что их трудно принять за воспоминания: это сама жизнь! Ровный шум воды сливается с криком, визгом, воплями детей, руководящими указаниями взрослых, лаем возбужденных зрелищем собак, далекими гудками уставших от жары паровозов. Сухой знойный воздух врывается в раздутые мокрые ноздри, оставляя в них запах потрескавшейся земли, чахлой растительности, лошадиного присутствия и горячих шпал. Солнце обжигает плечи, вода холодит ноги. Матвей словно переживает в мельчайших подробностях все, что видит, слышит, чувствует пятилетний мальчуган. И в то же время он наблюдаю за ним, как зритель кино – самого совершенного кино на свете. Сознание его прояснилось, все чувства наготове.

Я бреду к берегу на зов матери. Я слышу ее голос, но пока не вижу ее, так как иду, опустив голову и утирая глаза, полные слез. В поле зрения попадает дрожащее изображение моих мокрых трусов, загорелые ноги по колено в воде, деформированные водою ступни, камни на дне, по которым скачет солнце.

"Что ты опять ревешь, ну что ты ревешь?" – негодует мать, и я поднимаю на нее полные слез глаза, чтобы рассказать, какой коварный этот Славка.

Мать с устремленным ко мне лицом, красивая и молодая, кричит возмущенным голосом, подкрепляя каждое слово ударами ладони по бедру:

"Перестань реветь, кому говорю, сейчас же перестань!"

Мне почему-то становится еще обиднее, и я начинаю рыдать. Мать, вся в ярости, ступает в воду и одним рывком, как куклу вытаскивает меня из воды на виду у всех.

Из своего кинозала Матвей смущенно наблюдает за этой сценой: он вспоминает рассказы матери о своем раннем детстве, когда его бесконечные слезы доводили ее до бешенства. Недавно закончилась война, в почете были доблесть и геройство, и он явно не тянул на эти качества.

Матвею жаль несчастную, рыдающую фигурку, едва по пояс доходившую матери. Как же так, ведь он плакал от случившейся Несправедливости! Ведь он только хотел, чтобы с ним обращались так, как и он с ними обращается! Он рыдал, весь сосредоточенный на рыданиях: с прижатыми к лицу руками, судорожно дыша, сотрясаясь всем тельцем. Он не искал утешения, просто весь мир был к нему несправедлив, и он жалел себя.

Ах, эта жалость, ущербное чувство! Ох уж, эти поиски Справедливости!

Тем временем события вокруг него идут на убыль. Воду отключили, общее возбуждение улеглось, народ стал расходиться, мать-воительница превратилась в мать-утешительницу, слезы высохли, и вот он, как ни в чем не бывало, возвращается домой вместе с заклятым дружком Славкой. Они идут позади его матери по тропинке из колючей травы и обсуждают, откуда в трубе вода, если рядом нет речки. На свете нет ничего важнее этой беседы, и взгляд его падает то на тропинку, по которой ступают их босые ноги со сбитыми коленками, то на Славку. Окружающие предметы мимолетом попадают в поле его зрения и он, из зала, узнает некоторые из них.

Вот дощатый тротуар, что ведет к клубу, вот слева его детсад, обнесенный штакетником. Мелькнула большая сточная канава, что идет издалека, принимая по пути помои из расположенных по сторонам домов. Пришла от станции и побежала куда-то вдаль дорога, неся на себе телегу с седоком. Седок сидит сбоку со спущенными ногами и кнутом в руке. Лошадь оставила после себя каштановые яблоки, и их запах достигает мальчишеских носов. До его дома метров двадцать, и он говорит Славке: "Приходи к нам играть завтра!", что на взрослом языке означает: "Пока, рад был тебя видеть, приходи завтра попить пива" – и они расстаются. Я, пятилетний, трушу за матерью, тщательно следя за тем, куда наступить. Он, наблюдатель, боковым зрением видит проплывающий мимо палисад в палевых цветах и подсолнухах, невысокую завалинку, дверцу калитки, сарай. Сейчас придем домой, будем обедать, потом я буду играть возле дома, потом придет отец.

Крашеное крыльцо, скрип входной двери, и я вслед за матерью вхожу в прохладный сумрак сеней.

Хочу спать.

4

– Ну, что скажете? – прервал сеанс знакомый голос.

Говорить было нечего. Все, что с Матвеем происходило, не поддавалось никакому разумному объяснению.

Однажды во сне ему привиделось удивительное: будто он поднялся и завис над кроватью, прислушиваясь к хрипу лежащего внизу тела. Ощущение невесомости было настолько реальным, что он радостно засмеялся и вдруг стремительно полетел, и в одну секунду преодолел две тысячи километров до города, где прошла его юность. Замедлив скорость, он подлетел к дверям своей квартиры и уперся в медную табличку с латинской надписью, которой, конечно, никогда здесь не было. Он смотрел на начищенную до блеска табличку, водил по ней взглядом и видел там чье-то отражение. Оно перемещалось вслед его движениям, что создавало пугающее ощущение реальности. Трудно сказать, сколько это продолжалось, но вдруг табличка померкла, и он пришел в себя от того что хрипел, запрокинув голову. Долго лежал, стараясь унять сердце. Утром выяснилось, что он рано закрыл дымоход печи дачного дома, где все и происходило, и за ночное путешествие должен был благодарить угарный газ. Могло кончиться и хуже, но потом, вновь вспоминая владевший им восторг, он втайне жалел, что его полет оборвался так внезапно.

– Убедительно, ничего не скажешь, – нехотя признался Матвей, поймав себя на том, что желает видеть продолжение.

– А что я вам говорил! – воскликнул довольный Проводник голосом фокусника, извлекающего свой кошелек из вашего кармана. – Согласитесь -не каждый день взираешь на свою жизнь, как на завершенное творение! Полагаю, вы ждете объяснений?

– Хотелось бы…

– И что вы хотите знать?

– Почему вы выбрали именно этот эпизод?

– Вы сами его выбрали.

– Я?!

– Да, вы. Просто ваш выбор оказался случайным по причине вашей неопытности. Воздержусь обременять вас техническими подробностями – в конце концов, тому, кто управляет, простите за сравнение, магнитофоном, вовсе не обязательно знать, как он работает. Вкратце же это выглядит так: все, что когда-либо попадало вам на глаза, залетало в уши, падало на язык, прикасалось к вашему телу, ваши мысли, сны, галлюцинации, а также связанные с этим эмоции – словом, все, что достигало ваш мозг изнутри и снаружи и превращалось им в поток импульсов – принято, зарегистрировано, разложено по полкам и готово вам служить. Это ваши ресурсы. Для того, чтобы ими воспользоваться, необходимо локализовать вашу память на желаемом событии или дате, и вы вновь переживете эпизоды вашей жизни, -сообщил Проводник.

С неумолимостью удава он заглатывал Матвея в свой мир все глубже и глубже. И все же та матвеева часть, что еще оставалась снаружи, продолжала дрыгать ногами. Его вдруг осенило:

– Я не могу вспомнить, я в самом деле не знаю, что со мной произошло, но то, о чем вы говорите, легко сделать с помощью препаратов! Я читал, что существуют специальные препараты, усиливающие и восстанавливающие память. Предположим, я каким-то образом попал под их влияние. Что со мной произойдет? То самое, что сейчас и происходит – бред и галлюцинации!

– То, что с вами сейчас происходит, не бред и не галлюцинации, – с достоинством произнес Проводник. – Но в одном вы правы: если у вас там завязать глаза, заткнуть уши и повлиять на мозг каким-нибудь малоэстетичным способом, то о настоящей реальности вам будет напоминать только урчание в желудке. Лично вы ощущаете урчание в желудке?

– Нет, – признался Матвей.

– Может, вам для полноты ощущений не хватает гастрита, язвы, диареи, колик, запоров и прочих сигналов измученного тела? Так просмотрите соответствующие эпизоды из вашей жизни, если это поможет вам вернуть душевное равновесие! А может, вы скучаете по грязным, разбитым улицам, жалким хижинам и отравленному воздуху ваших городов? Может, вам доставляет удовольствие ежедневно пересекать дорогу тысяч бегущих к своей жалкой цели людей? Может, вас радует ваше бессилие против обнаглевших и жадных чиновников, может, вам не хватает случайных встреч с лихими людьми, в изобилии наводнившими ваши улицы? – гремел Проводник. – А близкая старость, которая не радость? Вы что, ждете ее, затаив дыхание? Нет, мой дорогой друг, всего этого вы уже лишены, слава богу, навсегда! Так что смиритесь с тем, что ваше настоящее – это мой голос, а не урчание желудка!