Олег Смыслов - Любви все звания покорны. Военно-полевые романы

• Название: Любви все звания покорны. Военно-полевые романы
• Автор: Олег Смыслов
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-4444-0649-6, 978-5-9533-6228-3, 978-5-4444-8092-2

В этой книге нет ни одной придуманной истории. Она основана только на фактах, документах и свидетельствах, потому что её герои – люди известные не только в нашей стране, но и за рубежом. Потому что, у них есть потомки, которые, как и все мы, не любят лжи о своих великих и знаменитых предках.

Военачальники Гражданской войны, полководцы Великой Отечественной, генералы и лётчики – все они любили и были любимы. Но, несмотря на положение, высокие воинские звания и награды, любовных романов десяти героев этой книги хватило бы с лихвой не на одну сотню самых обычных людей. Виной тому, как правило, была их тяжёлая ратная служба, бесконечная кочевая жизнь…

Хотя они и носили красивую военную форму, но в своих чувствах к женщинам были самыми обычными мужчинами, мужиками, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

«Шерше ля фам» – так звучит на французском языке фраза «ищите женщину». Ведь общеизвестно, что всё начинается с неё – с женщины! Счастье и боль, верность и предательство, подвиг и подлость, надежда и поражение. А ещё любовь – прекрасная и великая, низменная и подлая. Словом, для них любовные истории точно так же, как и для простых смертных, стали романами драматическими, но, в отличие от последних, – «военно-полевыми» в силу особенностей и специфики профессии – Родину защищать.

---

Так Клавдия стала пищевиком. Во время Великой Отечественной войны работала в саратовском обкоме партии, зав. отделом. После войны стала народным заседателем. Ушла на пенсию по болезни. Лежать в постели не хотела, поэтому обратилась в правительство с просьбой получить разрешение для работы в закрытых и открытых архивах.

Решение поработать над документами пришло не сразу. Клавдии всегда хотелось знать все о своем отце: каким он был на фронте, каким на отдыхе, как складывались его взаимоотношения с руководством и многое другое… Поэтому ее собственные детские впечатления казались лишь малой толикой.

Вначале она постоянно расспрашивала оставшихся в живых чапаевцев. Но понять что-либо так и не смогла: то ли от времени, то ли по каким-то другим причинам чапаевцы описывали одно и то же событие абсолютно по-разному. Более того, если в воспоминаниях принимали участие несколько человек, дело могло завершиться крупной ссорой, взаимными обвинениями или чем-нибудь похуже.

Итак, архивы – самое правильное. Проработала в них Клавдия много-много лет. Около двадцати. В открытых архивах документы копировала легально. В закрытых… Опись, дело и лист читались нарочито медленно. Затем она выходила в дамскую комнату, доставала спрятанную ручку и на коленях писала то, что запоминала с фотографической точностью. Именно таким образом Клавдия Васильевна собрала много тысяч документов. Теперь этот драгоценный архив хранится в моей семье».

В советское время было целых семь музеев Чапаева: в Лбищенске, на реке Белой, в Уральске, в Уфе, в Балаково, в Пугачеве и Чебоксарах. В России сейчас действуют три музея Чапаева: чебоксарский, балаковский и пугачевский.

Не правда ли, интересно!? А как подают образ Василия Ивановича сегодня?

«Его подают как реальное лицо – ничего не приукрашивая, – рассказывает Евгения Чапаева. – Как-то посетила музей делегация чеченцев. Цокают языками: “Хороший был кунак!” Потом китайцы приезжали. И вдруг директор музея слышит: “Спасибо вам за сохранение памяти о нашем национальном герое!” Директор выпала в осадок: “Как это?! Это – наш национальный герой!” – “Нет, – ответили китайцы, – это наш национальный герой. Мы в Китае очень любим Чапаева”. Надо сказать, что чапаевская дивизия была настолько интернациональной, что там воевал даже негр! Обычный негр вот с такими губами, на голове – фуражка со звездой, и звали его Джаник. И китайцы у Чапаева были, и Ярослав Гашек. Своего Швейка он писал с чапаевской дивизии. Гашек год служил у Чапаева, бегал по психушкам, собирал справки, чтоб в самые ответственные бои его не брали».

И все же военная судьба Василия Ивановича Чапаева – судьба звездная. Ведь сам он – феномен, над которым еще долгие и долгие годы будут ломать головы историки.

Прекрасный организатор, командир и начальник, не знавший поражений вплоть до своей гибели. При этом самоучка с природным умом, цепкой памятью, богатейшим жизненным и военным опытом, жадно тянущийся к знаниям, храбрый, мужественный самородок.

Не потому ли его имя носят наши города и улицы, о нем до сих пор слагают песни и пишут книги? А еще он самый популярный персонаж современного фольклора.

Кроме всего прочего, по данным «Экспресс-газеты», в столице живут пять Василиев Чапаевых, а еще 88 мужчин и 96 женщин носят эту фамилию.

Трудно забыть…

Парадокс заключается лишь в том, что личные любовные драмы Василия Ивановича привели его к трагедии всей жизни. А самая последняя стала одной из важнейших причин жизненного чапаевского мифа.

Драма первая – о том, как Василий отца не послушал

Василий Иванович Чапаев родился 28 января (9 февраля) 1887 года в деревне Будайке Чебоксарского уезда Казанской губернии семимесячным, то есть недоношенным и безнадежным. В семье крестьянина Ивана Чапаева маленький Вася стал шестым ребенком и, как гласит семейная легенда, родители согревали его в остывающей печке в специально сшитой рукавичке, а купали в деревянной кружке. И Вася выжил… О происхождении фамилии «Чепаев», а именно так она писалась правильно до выхода романа «Чапаев» Фурманова, и сегодня говорить сложно: вполне возможно, она произошла от чувашского мужского имени «Чапай», а по другой версии – от русского диалекта «чепать» – «хватать, грести».

Будайка считалась одной из самых бедных деревень, где семью не прокормишь из-за скудной земли да скверных урожаев. Оттого и боялись родители за новорожденного.

Иван Степанович, отец Василия, для того чтоб прокормить свою семью, всегда брал дополнительную работу. Как правило, это были заказы на плотницкие работы: кому баню построить, кому наличник на окно срубить, подправить или заново смастерить забор.

Но несколько неурожайных лет сказались на заготовках, а голод вытеснял все и всех…

Заказов становилось все меньше, и тогда родители Василия, прожив в Чебоксарах почти до 1897 года, переехали в село Балаково Николаевского уезда Самарской губернии.

Здесь с горем пополам вопрос с работой как-то решился. Отец семейства снова вернулся к плотницкой работе. Старший брат Василия, Михаил, устроился на завод местного промышленника, сестра Анна вышивала, вязала и плела кружева на дому. Брат Андрей пошел на поденную работу. Одни только младшие братья, Вася и Гриша, помогали матери присматривать за скотиной и огородом.

Но очень скоро Василию улыбнулось, что называется, счастье. Священник отец Владимир (дальний родственник по линии сестры Ивана Степановича) предложил отдать Василия в четырехгодичную церковноприходскую школу, обнаружив у него вполне пригодный голос для церковного хора. После долгих раздумий хозяин семейства согласился, и как оказалось, зря.

Рассказывает Евгения Чапаева:

«Однажды Василий в чем-то провинился. Начальство не сочло нужным наказать его обычными методами. О провинности доложили отцу Владимиру, и тот отдал распоряжение посадить воспитанника Чапаева в карцер. Карцером называлась старая пожарная каланча. Она была такой древней, что временами было видно, как она раскачивается от сильного ветра. Щели в ее стенах были настолько очевидны, что в хороший солнечный вечер можно было наблюдать заход через стены. Само отделение карцера находилось на самом верху башни.

Василия раздели до исподнего белья и абсолютно босым отправили на самый верх пожарки. Если бы это было летом или, на худой конец, поздняя осень! Но нет, это был месяц январь. Очень лютый, с сильными ветрами и промозглой погодой. Мороз зашкаливал ниже тридцати… Через час Васятка понял, что пришла пора расставаться с жизнью. Ног он не чувствовал, руки как-то скрючились и совсем не хотели распрямляться. Начал одолевать странный липкий сон.

От отца он слышал, что именно это состояние называется смертельным сном и если дать себе заснуть, то уже никогда не проснешься… Он собрал всю свою детскую волю в кулак и разогнался. Сразу выбить стекло не получилось. Тогда он попробовал еще раз. Но на этот раз рама со скрипом треснула, стекло разбилось, а на плече появилась рваная рана. Только боли Вася не почувствовал. Он встал на подоконник и посмотрел вниз. Голова закружилась. Внизу было не меньше тринадцати метров. Но раздумывать было некогда. Либо смерть от замерзания, либо прыжок, а там как Бог даст. Глядишь, и выживет.

Василий зажмурился… и прыгнул. Спасло его только то, что накануне прошел обильный снегопад. Под небольшим сугробиком был старый наст. И если бы снега не было, он разбился бы насмерть.

Кое-как Василий поднялся и, превозмогая сильную боль в колене, пошел на дорогу. Народ дико озирался на окровавленного полуголого мальчика. Кто-то пожалел и накинул ему на плечи свой зипун. В таком виде Вася прошел почти через все огромное село, прежде чем оказаться около своего дома».

Василий долго потом болел до весны. Навсегда были разорваны отношения с родственниками. Зато несостоявшаяся «карьера» певчего помогла Василию освоить плотницкое и столярное ремесло, чтобы потом всей семейной артелью строить коровники, бани, дома и даже церкви.

Уже в пятнадцать Василий пошел работать в профессиональную мастерскую балаковского кустаря Лопатина, где первую зиму работал почти бесплатно. Еще через два года он перешел к известному в то время балаковскому мастеру столярного дела, Зудину.

Еще через два года вместе с отцом и братьями работал по найму в Сызрани.

«При строительстве церкви в селе Клинцовка, что недалеко от города Николаевска (ныне Пугачев), Василию поручили поставить крест на куполе, – продолжает свой рассказ правнучка В. И. Чапаева. – Церковь почти была готова, оставалось лишь воздвигнуть крест, и Вася сам вызвался поднять его наверх. Все проходило хорошо. Он благополучно его затащил на самый купол, установил, стал снимать крепления. И вдруг что-то подтолкнуло простереть руки вверх и один на один поговорить с Богом… Родственники снизу видели, как Василий вскинул руки и что-то прокричал в небо. Они ничего не успели понять, как тот вдруг сорвался с купола и стал падать.