Евгений Белозерцев - Образование. Историко-культурный феномен

• Название: Образование. Историко-культурный феномен
• Автор: Евгений Белозерцев
• Жанр: Воспитание детей, педагогика
• Год: 2004
• ISBN: 5-94201-359-4

Настоящий курс лекций вводит читателя в историческую, общекультурную, научную дискуссию об образовании в целом, о русской школе и путях ее развития.

Курс лекций предназначается для студентов высших учебных заведений (блоки гуманитарных, социально-экономических и общепедагогических дисциплин учебного плана), специалистов в сфере истории и философии образования, педагогов, а также широкого круга читателей, размышляющих о судьбах России, культуры и образования.

---

Существенны три замечания: национальное чувство, национальное сознание могут известным способом воспитываться, равно как и извращаться; национальность – органическая, но не высшая форма человеческого единения, так как она не только соединяет, но может и разъединять; познавать самих себя в национальном смысле мы можем посредством изучения национального творчества, материализованного в отдельных его продуктах.

В начале XX в. С. Н. Булгаков писал, что «нации не существует без исторического покрова или облегающей его скорлупы. Эта скорлупа есть государство. Конечно, есть нации, не имеющие своего государства; нация в этом смысле первичнее государства. Именно она родит государство как необходимую для себя оболочку. Национальный дух ищет своего воплощения в государстве…»[96] И уточнял: государство есть в нас; из отдельных проявлений национального патриотизма рождается государственный патриотизм.

Он признавался в том, что русское государство дорого ему не как государство вообще, не как известная форма правопорядка, а как русское государство, в котором его народность имеет свой собственный дом и в котором другие народности могут чувствовать себя как дома.

Вслед за С. Н. Булгаковым мы сегодня можем утверждать, что нашему обществу так и не удается достигнуть духовного равновесия в своем национальном патриотическом самочувствии. Однако обозначаются некоторые тенденции, позволяющие надеяться на глубокое пробуждение национального самосознания.

Другой мыслитель России – И. А. Ильин – по-своему отвечал на вопрос: «Что есть патриотизм?» «Патриотизм есть чувство любви к Родине… Патриотизм, как состояние радостной любви и вдохновенного творчества, есть состояние духовное; и поэтому он может возникнуть только в порядке автономии (свободы), – в личном, но подлинном предметном духовном опыте»[97].

Человек обретает свободу самостоятельно и самобытно, говорит о Родине и имеет в виду духовное единство своего народа. «Это единство вырабатывается исторически, в борьбе с природой, в создании единой духовной культуры и в самообороне от вторгающихся нарушителей. Это единство закрепляется своеобразием национально-духовного акта и системой навязывающихся историко-культурных и государственно-хозяйственных задач. Каждый народ призван к тому, чтобы принять свою природную и историческую «данность» и духовно проработать ее, одолеть ее, одухотворить ее по-своему, пребывая в своем, своеобразном национально-творческом акте. Это его неотъемлемое, естественное, священное право; и в то же время это его историческая, общечеловеческая и, самое главное, религиозная обязанность. Он не имеет духовного права отказаться от этой обязанности и от этого призвания, а раз отказавшись, – он духовно разложится и погибнет; он исторически сойдет с лица земли»[98], – утверждает И. А. Ильин. Он считает, что Родина есть «национально воспринятая, возвращенная и в земные дела вработанная святыня»: нельзя погасить в себе эту святыню; ею надо жить; ее нельзя отдать на порабощение или попрание другим народам; за нее стоит бороться и умереть.

В своих размышлениях И. А. Ильин предстает перед нами как большой педагог. Он пишет: «Покажи мне, как ты веруешь и молишься; как проявляются у тебя доброта, геройство, чувство чести и долга; как ты поешь, пляшешь, читаешь стихи; что ты называешь «знать» и «понимать»; как ты любишь свою семью; кто твои любимые вожди, гении и пророки, – скажи мне все это, а я скажу тебе, какой нации ты сын; и все это зависит не от твоего сознательного произвола, а от духовного уклада твоего бессознательного.

А этот уклад слагается, формируется и закрепляется, прежде всего, в детстве. Воспитание детей есть именно пробуждение их бессознательного чувствилища к национальному духовному опыту, укрепление в нем их сердца, их воли, их воображения, их творческих замыслов.

Бороться с национальным обезличием наших детей мы должны именно на этом пути: надо сделать так, чтобы все прекрасные предметы, впервые пробуждающие дух ребенка, вызывающие в нем умиление, восхищение, преклонение, чувство красоты, чувство чести, любознательность, великодушие, жажду подвига, волю к качеству, были национальными, у нас в России – национально-русскими; и далее: чтобы дети молились и думали русскими словами; чтобы они почуяли в себе кровь и дух своих русских предков и приняли бы любовью и волею – всю историю, судьбу и путь и призвание своего народа; чтобы их душа отзывалась трепетом и умилением на дела и слова русских святых, героев, гениев и вождей. Получив в дошкольном возрасте такой духовный заряд и имея в своей семье живой очаг таких настроений, русские дети, где бы они ни находились, развернутся в настоящих и верных русских людей»[99].

Дух национального воспитания, по Ильину, обогащается следующими сокровищами: язык, песня, молитва, сказка, жития святых и героев, поэзия, история, армия, территория, хозяйство.

«Итак, любить свою родину не значит считать ее единственным на земле средоточением духа; ибо тот, кто утверждает это, не знает вообще, что есть Дух, а потому и не умеет любить и дух своего народа; его удел – звериный национализм. Нет человека и нет народа, который был бы „единственным“ средоточением духа, ибо дух живет по-своему во всех людях и во всех народах. Истинный патриотизм и национализм есть любовь не слепая, а зрячая; и парение ее не только не чуждо добру и справедливости, и праву, и, главное, Духу Божию, но есть одно из высших проявлений духовности на земле»[100].

К. Д. Ушинский ясно выразил свое понимание взаимосвязи двух фундаментальных категорий. Патриотизм, в понимании Ушинского, – это отрадная черта семейного быта, сильная, глубоко коренящаяся в сердце россиянина. Он с сожалением замечает, что патриотизм бывает нередко и ложным, «квасным», как именует его русская литература. Но он одновременно и напоминает, «что если от нашего патриотизма пахнет иногда русским кваском, то и английский также не лишен запаха ростбифа, пудинга и джина, а немецкий сильно отдает пивом и табаком. У всякого народа есть свои патриотические предубеждения; но замечательно, что ни одна литература не вооружалась так против этих невинных предубеждений, как наша, объявляющая претензию на бесконечное уважение к народу»[101].

К. Д. Ушинский говорит о том, с какой любовью Диккенс рисует мелочные привычки доброй, старой Англии, – привычки, порой весьма странные, а иногда просто смешные. Но как старается английский писатель поддержать их, пробудить к ним любовь и почтение! Далее Ушинский восклицает: «Что, если бы в нашей литературе какой-нибудь писатель заговорил таким же языком, как Диккенс: каким бы градом колкостей, насмешек, какой бы бранью встретили его многие наши европейские критики! Это явление стоит того, чтобы о нем подумать. Или уже действительно в нашей русской жизни нет ничего, что бы заслуживало пощады, и мы с головы до ног должны перерядиться в чуждый костюм? Но, в таком случае, интересно бы знать, какой же костюм нам посоветуют выбрать: английский, французский или немецкий? – потому что нарядиться разом во все немножко неудобно: в платье, сшитом из разнохарактерных лоскутков, мы не будем походить ни на один образованный народ в мире: такое платье, увы, – шутовское платье!

Но много или мало квасу в нашем патриотизме, только этот патриотизм глубоко вкоренен и в наших дворянских семействах, хотя спит до поры до времени и пробуждается только после какого-нибудь сильного толчка»[102].

Выражением патриотизма К. Д. Ушинский считает и те проявления любви к Родине, которые выражаются не в одних битвах с внешними врагами: «… высказать смелое слово истины бывает иногда гораздо опаснее, чем подставить лоб под вражескую пулю, которая авось пролетит и мимо. И в этом отношении история русского дворянства, русской литературы и вообще русского образования, неразрывно связанные между собою, имеют много великих страниц». Он предлагает не быть слишком строгими к нашему, хотя бы и квасному, патриотизму: «…это богатая почва, на которой выросло и расцвело множество прекрасных растений… Одно беда, что это чувство патриотизма, пробуждающееся по временам с истинно львиной силой, оказывает мало влияния на спокойный ход нашей жизни, на исполнение постоянных, ежедневных наших обязанностей»[103].

С горечью К. Д. Ушинский обращает внимание на преднамеренные патриотические неправды, которыми наполнена наша литература, наши учебники, и признается, как ему «смешно и жалко, больно и досадно слушать и читать, когда какой-нибудь литератор или наставник усиливается доказать, например, что французов в двенадцатом году побили морозы, что в истории нашей все достойно насмешки и презрения, или с наслаждением развенчивает Державина, Карамзина, Пушкина, Жуковского, Гоголя, показывая детям, какие это были мелочные, пошлые натуры, или доказывает с увлекательным жаром, что ни в нашем прошедшем, ни в нашем настоящем нет ничего такого, на чем могла бы остановиться юная душа с любовью и уважением. Если бы английский, немецкий или французский педагог подметил в ком-нибудь из нас такое направление, то он, без сомнения, взглянул бы на нас с глубочайшим удивлением, как на безумцев, не имеющих ни малейшего понятия ни о душе человеческой, ни о нравственном достоинстве ее, ни о ее воспитании. Нет, это не значит воспитывать душу, а скорее разрушать ее, это не значит оплодотворять природу, а скорее делать ее совершенно бесплодной; нет, это не образование, а дикость, вандализм, потому что только варварам свойственно не иметь истории и разрушать драгоценнейшие ее памятники, истреблять все и не созидать ничего. А это поистине вандальское, все разрушающее, ничего не сберегающее и ничего не созидающее направление нередко принимается у нас многими за признак высшего европейского образования; тогда как в целой Европе нет ни одного самого мелкого народца, который бы не гордился своей национальностью: даже наш бедный, прижатый к земле западный брат славянин, и тот гордо подымет голову, когда затронут его народность и народную религию, хотя бы из подражания англичанам, французам и немцам захотели и многие из нас, в свою очередь, иметь, уважать и любить свою народность!»[104]