Марина Давыдова - Нормативно-правовое предписание. Природа, типология, технико-юридическое оформление

• Название: Нормативно-правовое предписание. Природа, типология, технико-юридическое оформление
• Автор: Марина Давыдова
• Жанр: Юриспруденция
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-94201-583-7

Предлагаемая читателю книга посвящена юридической природе, типологии и технике законодательного оформления нормативно-правовых предписаний. Монографическое исследование не только обобщает и систематизирует имеющиеся научные разработки, но и определяет перспективы их использования в теории и практике. В книге разработано авторское определение нормативно-правового предписания, проанализированы его сущностные признаки. Не ограничиваясь детальным рассмотрением различных отраслей законодательства, автор широко использует данные лингвистики.

Работа заслуживает внимания как студентов, так и ученых.

---

3) достаточно ли они распространены, типичны для всего законодательства.

В качестве условного критерия подобной типичности можно предложить, например, такую распространенность соответствующего вида НПП, при которой не составляет труда обнаружить его практически в каждом нормативно-правовом акте (или в их большинстве).

Начнем с презумпций и фикций. В юридической литературе их принято рассматривать как специфические приемы юридической техники[201], как НПП, в которых содержится известная доля допущения, относительность состояния, причем их условность призвана обеспечить стабильность ситуации, когда характер фактических обстоятельств, подлежащих правовой оценке, чрезвычайно неопределенен[202].

Классическое определение презумпции принадлежит В. К. Бабаеву. Он понимает под презумпцией «закрепленное в нормах права предположение о наличии или отсутствии юридических фактов, основанное на связи между ними и фактами наличными и подтвержденное предшествующим опытом»[203]. Существенными чертами презумпции признают то, что она является (а) вероятным предположением, (б) основанным на связи явлений в форме статистической закономерности, которое (в) выражено в законе и (г) связано с юридическими последствиями[204].

Под фикцией принято понимать прием юридической техники, состоящий в объявлении несуществующего положения (или отношения) существующим[205]. Основным специфическим признаком фикций является то, что для своего объекта регулирования они вычленяют обстоятельства, которые находятся в состоянии невосполнимой неизвестности, и придают им значение юридических фактов. В отличие от презумпций они имеют намеренно деформирующий характер, который заключается: а) в искусственном уподоблении или приравнивании друг к другу таких понятий и обстоятельств, которые в действительности различны или даже противоположны; б) в признании реальными несуществующих обстоятельств и отрицании существующих; в) в признании существующими обстоятельств и ситуаций до того, как они стали существовать на самом деле[206].

Приведенные отличительные свойства правовых презумпций и фикций дают многим авторам основание считать их самостоятельными видами НПП. Хотелось бы, однако, не согласиться с таким мнением.

Во-первых, специфика данных правовых явлений, их отличия от ПН часто преувеличиваются в литературе. Так, неверным представляется утверждение Т. Н. Мирошниченко, будто, выражая наиболее вероятную ситуацию, правовая презумпция устанавливает, что обычным, типичным, наиболее частым порядком является такой-то и такой-то[207]. Соответствующее веление законодателя основывается на знании определенных закономерностей, на определенном предположении, но устанавливает при этом совершенно четкое правило, «императивный момент»[208] в котором выражен так же ярко, как и в любой ПН[209]. Несмотря на все отличия, они остаются правилами, особыми, построенными на предположении, но все же правилами поведения[210]. Им свойственны и признаки нормативности, и все характерные черты ПН, перечисленные В. М. Горшеневым[211] (к роме, разве что, трехчленной структуры, о которой говорилось выше). Отличительной чертой является, пожалуй, только функция, выполняемая данными НПП и заключающаяся в обеспечении стабильности правового регулирования.

Во-вторых, по форме выражения данные НПП не имеют существенных отличий от ПН. Нельзя согласиться поэтому с предположением об отсутствии у некоторых из них гипотезы[212]. Возьмем, к примеру, правовую фикцию, изложенную в п. 3 ст. 45 ГК РФ: «Днем смерти гражданина, объявленного умершим (гипотеза), считается день вступления в законную силу решения суда об объявлении его умершим (диспозиция)». Внешне она не отличается от обычных НПП, выражающих ПН или части ПН, т. е. содержит правило поведения, адресованное определенным субъектам. Кроме того, тот факт, что в литературе достаточно часто обсуждаются проблемы, следует ли вообще считать то или иное НПП презумпцией (например, презумпцию невиновности[213]), либо признакам какого явления – неопровержимой презумпции или фикции – соответствует в большей мере определенное веление[214], свидетельствует об отсутствии четко выраженной формальной специфики данных разновидностей НПП.

Имея же только функциональные отличия, презумпции и фикции могут претендовать на признание их отдельной разновидностью ПН[215], особыми элементами правовой системы в целом[216], но не самостоятельными видами НПП (в нашем понимании этой категории). Принципиально важно отличать НПП, выражающие ПН, специализирующиеся на выполнении определенной функции в процессе правового регулирования, от НПП, специфичных по содержанию и по форме настолько, что имеет смысл выделять их в самостоятельный вид.

Думается, не меняет ситуации подход к рассматриваемым явлениям как приемам юридической техники. Они выступают таковыми не в смысле способа формулирования государственной воли, а в смысле способа регулирования общественных отношений в определенных жизненных ситуациях. НПП же может рассматриваться в качестве технико-юридической категории именно в смысле техники формулирования отдельного веления законодателя, умения выразить в предложении нормативного текста соответствующее правовое требование. Как категории юридической техники презумпции (фикции) и НПП представл яют собой, таким обра зом, ра зноплоскостные явления: первые отражают содержательный аспект юридической техники, а вторые – формальный.

Поэтому не совсем точным представляется утверждение В. К. Бабаева о том, что существование правовых фикций и неопровержимых презумпций вызвано необходимостью придать законодательству юридическую (формальную) определенность[217]. Определенность данные правовые явления придают не законодательству, а самому праву, указывая способы регулирования тех или иных общественных отношений. Прав в этой связи А. С. Шабуров, рассматривающий презумпции, фикции и преюдиции в качестве приема достижения формальной определенности права, правового регулирования[218].

Приблизительно те же аргументы можно привести по поводу сроков и преюдиций. Они имеют собственное регулятивное значение и если не содержат правила поведения, то непосредственно дополняют правило, содержащееся в другом НПП. Например, ст.82 УПК РФ содержит НПП, устанавливающее сроки хранения доказательств: «Вещественные доказательства должны храниться при уголовном деле до вступления приговора в законную силу либо до истечения срока обжалования…». Это НПП может быть рассмотрено как самостоятельное правило, адресованное лицам, отвечающим за сохранность вещественных доказательств, либо как гипотеза другой ПН, содержащая описание необходимого юридического факта. В любом случае, оснований для того, чтобы вырвать это НПП из системных связей, вывести его в отдельную группу, по нашему мнению, нет[219].

Именно в результате взаимодействия таких разнородных НПП создается сложная система, в которой каждое НПП «выполняет часть единой задачи, направлено на достижение единой цели, запрограммированной законодателем для всей данной группы; каждое из НПП является по своему регулятивному значению дополнением других НПП данной группы и зачастую вообще не может действовать и применяться в отрыве от них[220]».

Вызывает сомнение и попытка Т. Н. Мирошниченко обосновать специфику преюдиции как самостоятельного вида НПП, ссылаясь на отсутствие у нее санкции. Во-первых, автор не приводит никаких аргументов, примеров, поэтому ее утверждения об отсутствии у презумпции гипотезы, а у преюдиции – санкции выглядят произвольными и бездоказательными. Во-вторых, подобные особенности могут характеризовать не только названные, но и многие другие виды НПП, поскольку в результате специализации ПН выражающие их НПП часто выступают в элементарном, «усеченном» виде и внешне в ряде случаев, казалось бы, лишены полного набора признаков ПН. В связи с этим действие одной ПН неизбежно связано с действием ряда других ПН, и потому лишь в своей совокупности, в системе ПН регулируют общественные отношения[221].

В целом следует заметить, что разнообразие жизненных ситуаций, подлежащих правовому регулированию, обусловливает и огромное многообразие регулирующих их ПН. Поэтому вряд ли есть необходимость излишне ограничивать это понятие, вводить его в слишком узкие рамки. Если признать, что не являются ПН фикции, презумпции, преюдиции, сроки, то почему бы не добавить к этой группе и аксиомы[222] или другие более или менее изученные в качестве особой самостоятельной разновидности правовые веления? Возникает впечатление, что от ПН как бы отделяются, «отпочковываются» те явления, специфика функционального назначения которых более или менее исследована, выявлена в науке. Все остальное, охватываемое абстрактной формулой «правило поведения», продолжает называться «ПН». Подобный подход к понятию ПН представляется неправильным.