Олег Капчинский - «Окаянные дни» Ивана Бунина

• Название: «Окаянные дни» Ивана Бунина
• Автор: Олег Капчинский
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4444-2191-8,978-5-4444-8071-7

За последние десятилетия об одесском периоде жизни классика русской литературы было написано немало. Однако, авторы, как правило, акцент делали на жизни в городе самого Бунина и его общении с друзьями и знакомыми, большей частью из числа местных и приехавших деятелей культуры, и конечно же на отношении писателя к революции и большевизму, которое, как известно, было крайне негативным. Однако события социальной, политической и военной жизни региона, упоминаемые в «Окаянных днях» и дневниках в основном оставались за пределами публикаций. В связи с этим автор стремится хотя бы частично заполнить вышеуказанный пробел и исследовать некоторые события одесской жизни, нашедшие свое отражение в записках Бунина и его жены, а также те, которым они, уехав в эмиграцию, уже не могли явиться свидетелями.

---

«В другой раз сообщили: надо убрать провокатора. Я решила, что приглашу его гулять в парк и там застрелю. Но и эта затея провалилась – этот человек куда-то уехал. В советское время он стал ответственным партийным работником, и именно он оказался одним из немногих одесских подпольщиков, уцелевших в Гражданскую войну и позднее. Был ли он действительно провокатором – не знаю»[61].

Сопоставляя сведения о наличии орловского агента в «Моревинте» с воспоминаниями Улановской, можно предположить, что таковым являлся Василий Филиппович Васютин (настоящая фамилия – Филюшкин). Васютин родился в 1900 году в крестьянской семье в Рязанской губернии, до революции получил лишь 4-классное образование. В 9-летнем возрасте переехал с родителями в Одессу, где с 1913 по 1918 год он работал котельщиком и слесарем на заводе. В 1917 году Васютин вступил в Социалистический рабочий союз молодежи, а на следующий год – в большевистскую партию, работал в «Моревинте». Можно предположить, что привлек его к сотрудничеству лично Орлов, который тоже был родом из Рязанской губернии, и Филюшкины могли крестьянствовать в дворянском имении его родителей (которые, правда, еще в юном возрасте Орлова переехали с ним в Варшаву). Интересно, что впоследствии, в следующем одесском подполье, уже деникинском, ему, секретарю Пересыпьского райкома комсомола, так же как и во время интервенции, удалось избежать ареста (Орлова, правда, в это время уже в Одессе не было). Затем Васютин был секретарем Одесского комитета комсомола, первым секретарем ЦК комсомола Украины и, наконец, секретарем ЦК РКСМ, и по совместительству с последней должностью в 1923 году был утвержден руководителем всей пионерской организации, только что образовавшейся.

В середине 1920-х годов он ушел с комсомольской работы на учебу и окончил курсы марксизма-ленинизма, а затем Институт красной профессуры. С 1930 года Васютин работал в системе Госплана, Омском облисполкоме, Институте географии Академии наук и в других учреждениях, избежав репрессий. Выйдя в 1959 году на персональную пенсию, он остался профессором кафедры политэкономии Высшей партийной школы при ЦК КПСС. Умер Васютин в 1979 году, и, таким образом, опубликованные в начале 1980-х годов в эмиграции воспоминания Надежды Улановской никак не могли ему повредить, даже если бы кому-нибудь пришла мысль связать с ним упомянутого мемуаристкой безымянного провокатора.

Из-за ареста Ласточкина большевистское подполье лишилось своего главного руководителя, связанного с Москвой, но эффективность белой контрразведывательной работы была сведена на нет, так как войска интервентов стали эвакуироваться.

«Известие об эвакуации произвело в городе неописуемую панику»

Вот как, по воспоминаниям Константина Глобачева, складывалась социальная и политическая ситуация в занятой интервентами Одессе:

«Интеллигенция, бежавшая сюда от большевиков из обеих столиц, пополнилась еще той, которая выбралась после падения гетмана из Киева и других городов Украины. Значительное число безработных офицеров и разных темных дельцов, спекулянты всех сортов, старающиеся использовать момент в личных для себя выгодах, – все это переполнило Одессу, создав сильный квартирный и продовольственный кризис. Вместе с сим рабочие и низы населения, уже вкусившие отчасти большевизма в начале 1918 г., но еще не изжившие всех его тяжелых сторон, мечтали снова о большевистском режиме и представляли благодатную почву для пропаганды и агитации. Буржуазный слой города вместе с городской думой социалистического состава вечно будировал, все осуждал, местной власти не помогал и, со своей стороны, был лучшим проводником грядущего большевизма. Еврейское население Одессы также было настроено большевистски, разве что за исключением богатой буржуазии.

Таким образом, русские и союзные (главным образом греческие) войска удерживали боевой фронт против наступления красных, их (большевиков) агитационная работа внутри Одесского района шла вовсю, разлагая не только русское население, но и французские войска, не занятые буквально ничем и по составу своему малодисциплинированные. Оккупационные французские войска вели себя в Одессе весьма разнузданно: солдаты проводили время в попойках, якшаясь с евреями и еврейками, среди которых было немало большевистских агитаторов, знавших французский язык; пропаганда имела успех не только среди солдат, но даже среди офицеров. В результате к февралю началось брожение среди сухопутных солдат, а затем и среди матросов на почве утомления войной и желания возвратиться на родину… Между тем французские разыскные органы не имели возможности продуктивно бороться с большевистской пропагандой как по незнанию местных условий, так и по неопытности своего личного состава, набранного наспех из строевого офицерства…

Русские разыскные политические органы боролись всеми мерами против большевистской работы, которая главным образом базировалась на рабочих организациях. Эти политические органы встречали полную поддержку в этом отношении от своих гражданских и военных властей, но должны были вечно бороться с заступничеством чинов городского управления с городским головой Брайкевичем во главе. Социалистический состав городской думы явно стоял на стороне рабочих, невольно помогая большевикам укреплять свое положение. Это, конечно, не помешало впоследствии Брайкевичу и другим гласным городской думы первыми бежать из Одессы при эвакуации ее французами. Между тем организационная и агитационная работа большевиков в Одессе была очень интенсивна и, несмотря на ряд ликвидаций, произведенных в их рядах, не ослабевала, имея за собой новые кадры людей и благоприятное настроение масс. Много способствовала этому настроению спекуляция продуктами первой необходимости, страшно взвинтившая рыночные цены. Виновниками этого обстоятельства были старые спекулянты еще Великой войны, сахарозаводчики Хари, Гепнер, Златопольский и др., которые фактически были экономическими диктаторами Одессы того времени. Эта компания, вопреки протестам городской думы, наконец была арестована военной контрразведкой, и материал, взятый у них по обыску, вполне подтвердил их зловредную деятельность»[62].

Руководитель контрразведки, арестовавшей сахарозаводчиков, Владимир Орлов, еще до революции в составе комиссии Батюшина участвовал в расследовании деятельности некоторых указанных лиц. Впоследствии, касаясь уже одесских событий, он писал, что «горстка спекулянтов, ловких и безжалостных, во главе с сахарными королями братьями X. (Хари, один из которых умудрился стать консулом Дании в Одессе, вероятно, в том числе и для обеспечения себе неприкосновенности. – O. K.) до последней нитки обирала голодных одесситов, среди которых было немало их соплеменников»[63]. Однако ряд одесских газет, издававшихся не без участия капитала сахарозаводчика, подняли шумиху вокруг этого дела. «Еврейская политика: все газеты, – записала Муромцева-Бунина, – за освобождение спекулянтов. Почему? А потому, чтобы в глазах населения дискредитировать власть перед приходом большевиков»[64]. Впрочем, скорее всего, никакой целенаправленной попытки компрометации власти ради большевиков печатные органы не проводили – просто они вступались за своих спонсоров.

В начале весны 1919 года городское управление сменилось. Глобачев вспоминал:

«К марту французское командование, по-видимому, решило совершенно отмежеваться от Добровольческой армии и влияния ее главнокомандующего генерала Деникина на одесские дела, а потому приступило к созданию новой русской власти в Одессе, которая должна была действовать исключительно по указанию французского командования. Был приглашен в качестве отдельного главнокомандующего Одесским районом генерал-лейтенант Шварц, и при нем образован был Совет обороны как правительственный орган. Генералу Гришину-Алмазову и начальнику его штаба генералу Санникову, назначенному генералом Деникиным, предложено было немедленно, в течение 24 часов, покинуть Одесский район. Оба выехали первым пароходом в Новороссийск»[65].

Действительно, совсем непросто складывались дела французов в оккупированной ими Одессе. Вводя войска на юг России, союзники не столько заботились о сохранении «единой и неделимой России», сколько стремились под прикрытием этого лозунга подчинить себе Украину в хозяйственном и административном отношении. Проницательный Антон Иванович Деникин, главнокомандующий Вооруженными силами Юга России, прекрасно это понимал, и французы сразу столкнулись с его противодействием. Французы не скрывали пренебрежительного отношения к Добровольческой армии, а Деникин терпел французов как вынужденное зло.

Командующий войсками Антанты на Ближнем Востоке, которому были подчинены и французские войска на юге России, генерал Бертоло, приехал в Одессу и в беседе с представителем Деникина генералом Санниковым и Василием Шульгиным высказал свой взгляд по «русскому вопросу». Бертоло заявил собеседникам, что единственное желание союзников – бороться за «единую Россию» в тесном союзе и в полном согласии с Деникиным. Кроме того, Бертоло заверил, что союзники не собираются признавать «самостийность» Украины, провозглашенную в Киеве Директорией во главе с Симоном Петлюрой.