Геннадий Вальдберг - Кларица (сборник)

• Название: Кларица (сборник)
• Автор: Геннадий Вальдберг
• Жанр: Русское современное
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-000392-01-0

Провинциалка, попавшая в столицу и потерявшая себя в ее дебрях, отыскавшая своего мужчину и совершающая страшное открытие: «Я – кусок мрамора! Я – не умею любить! Я – не хозяйка своему телу!..» – таковы перипетии повести «Кларица», составляющей костяк этой книги. Повесть продолжают рассказы: «Было Слово», «Феерия», – меняются герои, но проблема все та же: какие тайны скрывает наша душа? Всегда ли мы властны над нею? Почему мы намного охотней актерствуем, чем остаемся собой? На что накладывается фантастический антураж, местами неотличимый от повседневной реальности, и то, что поначалу кажется вымыслом, оборачивается грустной сермяжною явью. Геннадий Вальдберг не нуждается в специальном представлении. Его книги широко известны: «Эй! Мота-а-а…», «Цветок», «Праздник», «Любить сразу всё…». Сборник «Рождение шлягера», куда вошли две повести, выдержал два издания и сегодня является раритетом.

---

Или силы иссякли…

Кларица посмотрела на Далбиса: заметил ли, нет, что со мной происходит? – но Далбис курил… – И все же, стучу, и слежу за мелодией, которой тут нет и в помине.

К Овилану Кнайхету все это не имеет отношения, – тем не менее, не желала сдаваться Кларица. – Источник мелодии, ритма не он. Они возникли не здесь. Пришли откуда-то извне. Возникли вне стен «Дирижабля».

И глаза снова обратились к потолку, утыканному редкими светильниками, к безвкусно одетым людям за столами, к уродливым граффити на стенах.

И все же возникли. Возникли во мне. Откуда и как? Почему так случилось? Может быть, потому, что живу я нескладно, бесцельно мечусь, и истосковалась по чему-то законченному, где сведены все концы и начала. По чему-то гармоничному, что не похоже на трещины на потолке, на облезлых котов, на разбитые машины и наглость рекламы, – вот я и придумала музыку…

Что наглость уже с моей стороны! – продолжала спорить сама с собой Кларица. – Я – и музыка, которой я в жизни не сочиняла. Музыка, которую диктую я Овилану. Тянулась к свободе – а стала диктатором.

И Кларице захотелось рассердиться. Странное желание, еще более странное, чем мысли о музыке, которые ее одолели. Пускай недодуманные, не желающие додумываться. Но должна я выместить чувство обиды, причиной чему, что вокруг происходит: да вся моя жизнь, дружба с Вигдой и Дорлин, и еще «Дирижабль», еще эти люди, с которыми якобы можно сродниться… Какое-то вечное несовпадение, разочарование всегда и во всем. Ждешь одного, а приходит другое. Изнываешь: а вдруг кто-то даст, принесет. Для тебя, мол, берег, лишь тебе назначалось. Пригласит быть моделью. Поместит на обложку… – а в итоге: сама. Все всегда лишь сама. Заурядность – и гений. Но я ведь не гений. Вот и музыка эта – откуда взялась? Называю вещи своими именами – и стало мне будто хоть чуточку легче? Да плохи эти вещи, и названия тоже никуда не годятся!

Мало Седьмого этажа, ниже надумал! – обратила она свой гнев на Далбиса, а заодно на «Дирижабль», на Овилана на сцене. – Уход, гениальность! Гений может уйти!.. Но я здесь причем? Разрыв связей и путь в одиночество. Но в «Розовом куполе» этого не было. Не было общности, но и одиночеством тоже не пахло. Нарядные женщины, кавалеры-мужчины, обходительные официанты, музыканты на сцене. Ландшафты и чудища, контуры зданий, нарисованные разноцветными лампами, – их нереальность не бегство отнюдь: надевайте очки, исключительно розовые, заходите в меня, будьте вместе со мной!..

Почему это плохо? Какова цена правде, если, названные своими именами, вещи оказываются уродливыми? Их уродство лезет в глаза. И надо быть Вигдой, чтобы это уродство смаковать: на земле я стою, не парю в облаках; нету парня – приборчик. Всему есть замена.

Да ведь «Розовый купол» – копия города. Дорлин в миниатюре. Точно с тем же призывом: увязывайтесь за мной! Я ушел в одиночество – но не взаправду. И кто не увяжется – будет жалеть. Я вам постелюсь, буду мягким, пушистым!

И так отчетливо это Кларица почувствовала, эту податливость, когда тебя гладят по шерсти и не оказывают сопротивления, чего, вроде бы, надо хотеть, – а я не хочу! Не могу! Меня бесит! Не надо мне платья! Не надо витрин!

И уже приготовилась сказать это вслух, выплеснуть Далбису, что накопилось, – но не выплеснула. Потому что не всё, потому что есть что-то еще, недодуманное.

«Все мы – родня, – вспомнились слова троюродного племянника, которому Кларица не дала номер своего телефона. – Мы обязаны вместе держаться». – Но вместе – зачем? Мол, нас много… И что? Ведь за «много» должно хоть бы что-то стоять. Стол, золовки, дядья – взамен настоящего, где я – это я. Пускай некрасива… красива пускай, – что условность, лишь мода, так Вигда сказала, – но с правом хотеть, ошибаться и сметь. И – подмена иллюзией. Просто обман. Лицемерный обман, или хуже – игра. Как у Доба и Лебега: блюдце, беги! И тысячи глоток, ревет стадион: мы все – заодно, потому – победим!.. – Чего гений – не хочет, не может хотеть. Он – кустарь-одиночка, он ворон – но бел. И ему подавай вещи, как они есть: неверно, пусть промах – но мой! Только мой! И бездарность – моя! Неуменье – моё! Через все я пройду. Пропаду – и черт с ним! Но так, только так обрету, что искал! Доберусь до вещей, не названий отнюдь, а до их сердцевины, души, с ней сольюсь.

То есть так получилось, что гнев Кларица обратила на себя самое.

И дальше – галлюцинация, – иначе не назовешь: на месте Овилана с гитарой Кларица вдруг увидела Дорлин, но не тот Дорлин, в какой привезли ее родители, а крохотный, игрушечный, залитый светом, каким он был залит когда-то в ее, Кларицы, детском воображении.

И «Розовый купол» теперь вызвал ярость. И музыканты во фраках и с бабочками, что не стыдясь говорили в лицо: мы застим глаза, для того мы вот здесь, чтоб не видела ты, чего видеть не стоит. За меня они, то есть, решили: на это – гляди, разуй шире глаза, а на это – напрасно себя растравляешь. – Полуправда, короче, что хуже, чем ложь. – И когда мы обманем таких вот, как ты, вы дадите нам право… – А вот черта с два! – еще больше разозлилась Кларица. – Ничего не дадим! Раз смогли снизойти – оставайтесь внизу. Потому что право быть на Олимпе не дают. Оно либо есть, либо нет. А здесь, – и Кларица вернулась в «Дирижабль», – ни на чем не играющая женщина; барабаны, отбивающие такт, хотя барабанщик сидит, сложа руки; и тощий, как микрофонная стойка, Овилан Кнайхет. Щипнет за струну и прислушается: попал, не попал? И по тому, как он морщится, – нет, не попал, не доволен собой. И с гитарою он не в ладах, и со сценой, со светом, – со всем. И, тем не менее – такт. Я слышу его, и я слышу мелодию.

У Кларицы даже заболела голова, так захотелось во всем этом разобраться. Чтобы связи в орнаменте сделались явными, чтобы из них сложилась конструкция, гармоничная и законченная, а Дорлин, каким нарисовался он в детстве, ни в чем не противоречил бы ни орнаменту, ни этой конструкции, ни тому Дорлину, о каком рассказывал Доб. А из ошибок гитариста возникла гармония, и не у меня в голове, а у него… Или голова разболелась не поэтому? А от дыма, вина. И еще от обиды, что такая я дура, боюсь той стены, что увиделась мне в ресторане, где гуляла я с родственниками…

– Зачем мы спустились сюда? – спросила Кларица Далбиса.

На что Далбис промолчал, сделал вид, что не понял вопроса.

– Я приехала в Дорлин, чтобы быть наверху!

Вопросы и требования противоречили тому, о чем думалось минутою раньше, но хотелось противоречия, хотелось, чтобы ничто и ни с чем не совпадало, хотелось чего-то такого, чему и названия нет.

– Пройдет, – потушил окурок Далбис. – Однажды пройдет.

– Что пройдет?

– Желание быть наверху.

И вдруг схватил ее за руку, как хватал уже прежде, в машине:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.