Николь Кир - Теперь я всё вижу

• Название: Теперь я всё вижу
• Автор: Николь Кир
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-985-15-2586-3

Если бы вам было девятнадцать, вы были беззаботным и юным, витая в грёзах о своем блестящем будущем, как бы вы отреагировали на новость, что через несколько лет вам грозит полная слепота? Реальная история из жизни, рассказанная молодой женщиной Николь Кир, оставит след в душе каждого читателя. Она заставит нас и посмеяться, и задуматься о многих серьёзных вещах, и, возможно, понять, что для нас действительно важно. Это история о мужестве, которое не дает людям сдаваться перед лицом проблем и несчастий, и о силе любви, побеждающей страх.

---

Николь Кир Теперь я всё вижу

© 2014 by Nicole C. Kear

© Перевод. Издание на русском языке. Оформление. OОО «Попурри», 2015

* * *

Посвящается моему Сердцу, моей Звездочке и моему Солнышку и Дэвиду, чей свет озаряет любую тьму

От автора

Чтобы защитить невинных – и виноватых, – имена и характерные черты людей, описываемых в этой книге, были изменены. Чтобы не превратить книгу в невыносимо скучный тысячестраничный фолиант, некоторые события были реорганизованы, скомбинированы и уплотнены.

Отчасти я сверялась с дневниками, письмами и живыми свидетелями описываемых событий, однако большей частью эта книга основывается на моих воспоминаниях, свалявшихся в моей голове в грязный ком. Время подпортило их и окрасило в разные краски. Наверняка другие люди могут вспоминать те же самые события несколько иначе. Если это так и вы действительно вспоминаете описываемые здесь события по-другому, я приглашаю вас написать свои собственные мемуары. Только, пожалуйста, измените мое имя и, если можно, сделайте меня рыжеволосой.

Пролог

Лучше зажечь свечу, чем проклинать тьму.

Старинная пословица

В моей маскировке чего-то недоставало.

– Я почти готова, – сказала я черноволосой Эсперансе, стоявшей рядом со мной. – Еще минутку.

Я уже натянула на голову черную вязаную шапочку с надписью большими буквами brooklyn, опустив ее почти на самые глаза, застегнула под самое горло бабушкино пальто цвета дерьма и длиной до самых лодыжек и подняла капюшон. Теперь видны только туфли – и лицо.

Солнцезащитные очки – вот что я забыла.

Я выудила очки из кармана пальто – сногсшибательные Prada, которые купила у уличного торговца на Астор-плейс, – и нацепила их на уши. Они были огромные, черные, гламурные – настоящая Джеки О, но я чувствовала себя скорее Стиви Уандером.

– Ни черта в них не вижу, – пожаловалась я.

– Так снимите их, – бесстрастно предложила Эсперанса, которую, казалось, совершенно не трогали ни мой прикид, ни моя речь, ни мое поведение капризного ребенка. – Вам они совершенно не нужны.

Это не так. Да, она права в том, что для защиты от солнца очки мне не нужны, потому что дело происходит в пасмурный мартовский день. И для того, чтобы уберечь окружающих от лицезрения моих глаз, в них тоже не было нужды, потому что внешне они ничем особенным не выделялись. Совершенно нормальные глаза, по цвету смесь умбры и оливы, с желтыми крапинками. И все-таки я отчаянно нуждалась в этих очках.

– Не хочу, чтобы меня узнали, если мы вдруг наткнемся на кого-то из знакомых, – пояснила я.

– Не думаю, что риск велик, – рассмеялась Эсперанса. – С тех пор как мы пересекли Третью авеню, нам еще ни одна живая душа не встретилась.

Эсперанса зашла за мной в мою квартиру, которую я снимала на тихой, густо обсаженной деревьями бруклинской улочке, рассчитывая, я полагаю, что мы займемся нашим делом прямо там же, на бульваре. Но ей пришлось четверть часа тащиться за мной вниз, сюда, к безлюдной набережной канала Гованус, подальше от особняков Парк-Слоуп, где жили мои знакомые, подальше от игровых площадок, куда я приводила своих детей.

И вот мы стоим на разбитой набережной среди брошенных складов, гор мусора и вони. Проходят минуты, прежде чем мимо проедет очередная машина. Отличное местечко, если замыслишь кого-нибудь пристрелить.

– Вы здесь хотите заниматься? – спросила Эсперанса, приподняв брови.

– Да, идеальное место, – ответила я.

Затем она спросила, готова ли я. По большому счету, я совсем не готова, но делать нечего. Скрыв свою личность под шапкой, очками и капюшоном, я покопалась в своей сумке среди собачьих крекеров, сломанных карандашей и влажных салфеток и достала оттуда пакет, который перед этим получила от Эсперансы. Это был скруток, размером и формой напоминающий микрофон, разве что весит поменьше, и состоящий из пяти сверхлегких алюминиевых трубок, связанных черной резиновой лентой. Я крепко сжимаю эти трубки в руке, словно боюсь, что они вот-вот оживут и набросятся на меня.

Я все еще не готова. Но тянуть дальше бессмысленно.

Я и так слишком долго оттягивала этот момент. Не только эти полчаса, прошедшие с тех пор, как Эсперанса зашла за мной. Я оттягивала его с девятнадцатилетнего возраста. Арсенал приемов, с помощью которых пыталась предотвратить неизбежное, был достаточно велик: это и секс, и драма, а потом и дети пошли. Я долго пыталась отрицать происходящее, а когда обманывать себя стало уже невозможно, то прикладывала все усилия к тому, чтобы продолжать обманывать других.

Но с тех пор прошло двенадцать лет и дальше тянуть уже некуда. И вот рядом со мной стоит Эсперанса, присланная ко мне из комиссии по делам слепых штата Нью-Йорк, чтобы научить меня пользоваться тростью.

Я не была уверена, что в этом деле нужна какая-то формальная учеба. Казалось бы, чему тут учиться? Бери палку и размахивай ею перед собой. Если палка во что-то упирается, туда не иди, если проваливается – туда тоже не иди.

– Знаете, мне это не нужно, – сказала я Эсперансе, продолжая сжимать в руке сложенную трость. – Я прекрасно обхожусь без этого.

– Я знаю, – уверила она меня. – Но трость пригодится вам в вечернее время или когда вокруг многолюдно, то есть когда вы хуже всего видите, что происходит вокруг. Кроме того…

Она сделала паузу, после чего продолжила более тихим и мягким голосом:

– Многие находят, что учиться пользоваться тростью намного удобнее, пока еще что-то видишь.

Как ни старалась Эсперанса подсластить мягкой интонацией эту горькую пилюлю, дерьмовый привкус никуда не делся. Мне очень хотелось выплюнуть это мерзкое лекарство, просто швырнуть трость в канал и убежать прочь. Но последние десять лет я только и делала что убегала, и этот метод больше не работал. От диагноза не убежишь.

«Ради детей», – напомнила я себе. Тщеславие, гордость, страх – противники достойные, но родительский долг сильнее. Я стянула резинку с трости, и она мгновенно развернулась во всю длину, сложившись из частей словно по волшебству. Я сняла солнцезащитные очки, чтобы присмотреться. Если не считать черной рукоятки и красного наконечника, трость была девственно белая, без малейшей крапинки грязи. Впрочем, я уже много лет не способна различать крапинки грязи, так что откуда мне знать?

Я снова опустила очки на глаза. Трость сразу потемнела, как и весь окружающий мир.

– Может и хорошо, что в очках я почти ничего не вижу, – сказала я Эсперансе. – В них я выгляжу более аутентичной, правда? Настоящей слепой.

Эсперанса ничего не ответила, но я смогла разглядеть, как ее губы вытянулись в вежливую улыбку, сказавшую обо всем красноречивее любых слов.

Ты и есть настоящая слепая. Лишь притворяешься зрячей.

Часть I Советы для (тайных) слепых

Совет № 1. О плохих новостях

Не обманывайте себя, думая, что молодость, оптимизм или кружевное нижнее белье уберегут вас от плохих новостей. Все эти вещи – лишь гарантия того, что плохие новости окажутся для вас чертовски неприятным сюрпризом.

1. ВЕСТНИК

«Черт знает что!» – подумала я, в раздражении захлопнув «Сто лет одиночества». Читать не получалось. Я почти час просидела в прекрасно обставленной приемной, прежде чем врач назвал мое имя, после чего он капнул что-то мне в глаза и велел снова сидеть ждать, пока капли возымеют действие. С тех пор прошло еще полчаса – во всяком случае, по моим ощущениям. Под действием капель зрачки расширились, поэтому я не могла разобрать ни цифры на часах, ни текст в книге. Мне оставалось лишь сидеть и злиться.

Я просто попусту тратила огромную массу времени. С моим зрением нет никаких проблем, если не считать близорукости. Мой офтальмолог, доктор Ли, направила меня сюда, «чтобы просто подстраховаться». Тогда это показалось неплохой идеей, но она перестала мне нравиться после того, как я лучшую часть летнего времени просидела в приемной.

Впрочем, не то чтобы меня ждали какие-то другие дела. Я только недавно вернулась в Нью-Йорк на летние каникулы, закончив второй курс колледжа. Делать мне было совершенно нечего, пока через несколько дней не начнется театральный фестиваль в Уильямстауне, где я собиралась поучиться актерскому мастерству. Последние несколько дней я шаталась по городу, спала допоздна на своей детской кровати, встречалась со старыми друзьями и занималась всякими малоприятными делами вроде посещения врачей. Ну еще и плакала вдоволь.

После приезда из Йельского университета не было дня, чтобы я не находила повод поплакать – да с тем надрывом, какой свойствен плачу девушек-подростков. Слезы занимали у меня немало времени, а если добавить к этому те часы, которые я посвящала перечитыванию журнальных вырезок и уничтожению старых фотографий, становится понятно, что часов в сутках мне катастрофически не хватало. Разумеется, разрыв всегда переживается тяжело, но первый раз – особенно.