Сергей Нилус - На берегу Божией реки. Записки православного

• Название: На берегу Божией реки. Записки православного
• Автор: Сергей Нилус
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-485-00310-4

«На берегу Божией реки» – одно из лучших произведений С. А. Нилуса (1862 —1929). Наиболее значительная часть книги включает в себя дневник, который автор вел с 1909 года, живя в Оптиной пустыни. Такая форма повествования позволяет окунуться в атмосферу тогдашней монастырской жизни, понять мудрость и простоту оптинских старцев, устремленных к Богу и нашедших уединенный приют в святой обители. Кроме того, в книге рассказывается о Саровском и Дивеевском монастырях. Как и все работы Нилуса, его дневник полон предчувствий катастрофы, надвигающейся в то время на Россию, и тревоги за судьбу Отечества.

---

И на горизонте политического неба народов мира не без великих знамений: чего один «обновляющийся» Китай стоит?!

16 марта

Старец Иосиф. – Видение в Шамординой. – Революционер и св. Архистратиг Михаил. – «Хорошо живут в Шамординой!..»

Сегодня был в скиту у наших богомудрых старцев. На мужской половине у старца Иосифа народу было немного. Слабеет телом наш батюшка; телом слабеет, но не духом: духом точно вчера рожден великий смиренномудрием старец…

– Что-то давно у нас не бывали? – с легкой укоризной в голосе спросил меня приветливый келейник батюшки.

– А как давно? – переспросил я. – И недели нет, как я был на благословении у батюшки. Старец слабеет, а я его буду беспокоить без особой надобности, отнимать его время от истинно нуждающихся и обремененных? Это было бы мне в грех, о. Зосима, я ведь свой, постоянно на ваших глазах мотаюсь, а к батюшке со своими скорбями люди ездят Бог весть из какой дали: можно ли от них понапрасну отвлекать старца?

– Так-то так, – возразил мне о. Зосима, – а все-таки и ради одного благословения великое дело почаще ходить к старцам: сами знаете, что значит старческое благословение.

Вскоре меня позвали к старцу.

– Ну, что скажешь хорошего? – спросил меня о. Иосиф, преподавая мне благословение.

– Я, родимый, за хорошим-то к вам пришел, а своего доброго у меня нет ничего – чист молодец! – ответил я батюшке.

– Ну, вот тебе и хорошее: померла в Шамордине[33] недавно клиросная послушница. К сороковому по ней дню товарка ее по послушанию видит ее во сне. Приходит будто бы покойница к ней, а та и говорит ей:

– Да ведь ты умерла! Как же ты здесь?

– Разве у Бога мертвые есть? – отвечает ей покойница. – Я пришла попросить прощения у такой-то, – и имя ее сказывает. – Я ей должна осталась десять копеек. На то, чтобы исправить это, я и отпущена, да и то на короткое время.

– А что хорошо там, где ты теперь? – спросила ее товарка.

– Уж так-то, – ответила она, – хорошо, что и высказать невозможно!

– Ну, расскажи, пожалуйста!

– Нельзя – не велено!

Сон на этом кончился… Дело это было ночью. А днем к другой послушнице пришла из деревни Шамординой та самая женщина, чье имя во сне назвала покойница, и спрашивает:

– Умерла у вас, никак, такая-то?

– Да, – говорит, – померла! А что?

– Вишь, – говорит, – грех-то какой вышел: она мне десять копеек должна осталась. С кого ж мне их искать теперь?

На разговор этот подошла та сестра, что сон видела. Дело-то тут и выяснилось. Сложились сестры и заплатили за покойницу…

– Вот тебе и хорошее! – промолвил, улыбаясь, старец.

– Батюшка! – сказал я, умиленный этой простой и чудной повестью, – вот-то хорошее, а у нас-то все плохое.

– Ну, сказывай про плохое!

– В Москве, да и не в одной Москве, знамения стали являться на небе. Не к добру это, особенно как станешь вникать в глубину современной мирской жизни: ведь в этой глубине не чудятся ли уж те «глубины сатанинские», о которых прикровенно говорит Священное Писание?

– Плохо стали жить люди православные, – ответил старец, – плохо, что и говорить! Но, знай, пока стоит престол Царя Самодержавного в России, пока жив Государь, до тех пор, значит, милость Господня не отъята от России и знамения эти, что ты или люди видят, еще угроза только, но не суд и конечный приговор.

– Батюшка! И Царю, и Самодержавию со всех сторон угрожают беды великие.

– Э, милый! И сердце царево, и престол его, и сама его драгоценная жизнь – все в руках Божиих. И может ли на эту русскую святыню посягнуть какая бы то ни было человеческая дрянь, как бы она ни называлась, если только грехи наши не переполнят выше краев фиала[34] гнева Божия? А что он пока еще не переполнен, я тебе по этому случаю вот что скажу: позапрошлым летом был у меня один молодой человек и каялся в том, что ему у революционеров жребий выпал убить нашего Государя. «Все, – говорит, – у нас было для этого приготовлено, и мне доступ был открыт к самому Государю. Ночь одна оставалась до покушения. Всю ночь я не спал и волновался, а под утро едва забылся… И вижу: стоит Государь. Я бросаюсь к нему, чтобы поразить его… И вдруг передо мною, как молния с неба, предстал с огненным мечом сам Архангел Михаил. Я пал ниц перед ним в смертном страхе. Очнулся от ужаса, и с первым отходящим поездом бежал вон из Петербурга, и теперь скрываюсь от мести своих соумышленников. Меня они, – говорит, – найдут, но лучше тысяча самых жестоких смертей, чем видение грозного Архистратига и вечное проклятие за Помазанника Божия…»

Вот, друг, тебе мой сказ: пока Господь Своим Архистратигом и Небесным Воинством Своим хранит Своего помазанника, до тех пор – жив Господь! – нечего ни за мир, ни за Россию опасаться. Это ты твердо запомни… Да шамординский мой сказ не забывай: он залог того, что еще есть по монастырям русским да и в миру кое-кто, ради кого еще щадит Господь наши Содом и Гоморру.

О премудрость и благость Божия!

О красота и глубина моей Божьей реки!..

А в Шамординой, видно, еще есть подвижницы духа, сердцем чистые, которым открываются тайны Божии. Припоминается мне из сокровенной шамординской жизни еще нечто, о чем я в октябре 1904 года слышал в скитской келье отца Анатолия от оптинского иеромонаха Дорофея[35], ныне покойного.

– А знаешь, о. Анатолий, – говорил при мне о. Дорофей, – шамординские монашки-то, похоже, еще хорошо живут. Был я у них на чреде[36] в мае месяце. Позвали меня к больной для напутствования. Вижу: помирает молоденькая девочка – подросточек, лет пятнадцати. Была она в полном сознании. Поисповедовал я ее, причастил да и говорю ей в утешение:

– Нечего тебе, дочка, бояться! Как ласточка, пролетишь ты сквозь мытарства без всякой задержки.

А она мне в ответ:

– А чего ж мне бояться? Я ведь не одна туда пойду: нас туда вместе трое отправятся!

Я, признаться, подумал: бредит девочка! И что ж ты думаешь: по ее как раз и вышло! Умерла с ней матушка Евфросиния и схимница[37], так трое и вознеслись ко Господу.

Вот что зрят еще и теперь сердцем чистые.

20 марта

Умер великий Пан. – Л.Н. Толстой и статья Киреева. – Монахиня М.Н. Толстая о брате своем Сергее и об отношениях к нему брата Льва. – Видение ее о Льве Николаевиче. – Старец о. Варсонофий и рассказ жиздринского священника.

«Умер великий Пан!..»

Было это во дни престарелого кесаря железного Рима, Тиверия. На Голгофе свершилась великая тайна нашего спасения. Воскрес Христос Бог наш. И раскатистым эхом по горам и долам, по лесам и дубравам античного мира рыданьем и стоном бесовским прокатился жалобный вопль: «Умер Пан великий!»

Ко дням Тиверия этот козлоногий, рогатый божок древней Эллады и Рима, покровитель стад и пастбищ, под влиянием наводнивших Древний Рим идей Востока возрос до величия высшего языческого божества, творца и владыки вселенной.

Христос воскрес. Пан умер.

И приходит мне на мысль: не его ли, этого умершего вместе с романо-греческим язычеством Пана, пытается вновь воскресить – конечно, в призраках и мечтаниях – современное отступничество? «Великий Пан», безраздельно обладавший всем языческим миром и даже самим богоизбранным народом, ветхозаветным Израилем, во дни его падений, был не кто иной, как падший херувим, Денница, диавол, князь мира и века сего. Крест Господень сокрушил его силу навеки, но только над приявшими и соблюдшими веру Креста Господня, а не над теми, кто ее не принял или кто от нее сознательно отрекся.

И вижу я: мятутся народы и князи людские и собираются вкупе на Господа и Христа Его; собираются в невиданные и еще доселе неслыханные союзы и политические комбинации. И на знаменах и хоругвях союзов этих имя бога их: «Пан»!

Вот он в союзах по расам и национальностям: панславизм, пангерманизм, панроманизм, панмонголизм.

По вере: панисламизм и пантеизм.

Но только не панхристианизм: от христианства, как дым пред лицом огня, он бежит и исчезает безвозвратно.

Мне скажут: слово «пан» есть греческое слово и значит «все». Я знаю это с третьего класса гимназии, но знаю также, что слово это означает и Пана, который «умер» и которого хотят воскресить враги Христовы, враги Пресвятой Троицы.

Тщетные усилия, хотя им и суждено осуществиться, но только на малое время и только на грешной земле, да и то «в призраках и мечтаниях» силы антихристова царства, накануне «смерти второй» (см. Откр. 20, 14), вечной!

Ходили вчера вместе с женой в скит к нашему духовнику и старцу, скитоначальнику игумену о. Варсонофию[38].

Перед тем как идти в скит, я прочел в «Московских ведомостях» статью Киреева, в которой автор приходит к заключению, что, ввиду все более учащающихся случаев отпадения от Православия в иные веры и даже в язычество, обществу верных настоит необходимость поставить между собою и отступниками резкую грань и выйти из всякого общения с ними, в конце этой статьи Киреев сообщает о слухе, будто бы один из наиболее видных наших отступников имеет намерение обратиться вновь к Церкви…