Лев Золотайкин - Сказочная наша жизнь

• Название: Сказочная наша жизнь
• Автор: Лев Золотайкин
• Жанр: Русское современное

Невозможно поверить, что все то, что происходило с нами и вокруг нас, – действительность. Наша страна – выдумка, а всю нашу жизнь кто-то разыграл кому-то на потеху. Или рассказал про нас сказку. А на самом деле не было ничего: ни людей – смешных, ни страны – чудной. Нет воды в пустыне – одни миражи.

---

Сказочная наша жизнь Юмористический сборник Лев Золотайкин

© Лев Золотайкин, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Мемуары интеллектуального человека

Все помню.

Помню, 28-го числа в 12.30 ночи увидел я в тумане большую фигуру, сразу догадался и закричал:

– Здравствуйте, Владим Владимыч! Упиваюсь вашими стихами!

– Видно не только стихами, – заглушила фигура мой крик тихим басом, исчезая в темноте и тумане во всем своем остроумном великолепии.

Помню, это был Маяковский. Такой он и стоит на площади.

Еще помню, ровно тридцать два или три года назад, в трамвае кондуктор велел гражданину без шляпы взять билет. А гражданин находчиво ответил:

– Не делайте из билета культа.

Тут вошел контролер и велел ему заплатить штраф. А гражданин опять нашелся, дескать:

– Не делайте из штрафа культа.

Потом гражданина без шляпы повели в милицию, а он весело кричал:

– Не делайте из милиции культа.

Помню, это был Ильф и Петров. Богатое у него наследие. Все у меня на полках.

Еще помню, в пятницу обогнал меня на улице человек с трубкой и палкой. Редкая была встреча.

Помню, трубку курил Эренбург.

Помню, эта палка была у Толстого, которого, помню, звали Лев, а потом Алексей.

Кроме того, как сейчас помню, что на улице и в городском транспорте видел я сорок художников-передвижников, с пятью композиторами пил после бани, а один артист занял у меня сто рублей.

Помню, все были очень знаменитые.

До сих пор в ушах слова артиста:

– За мной не заржавеет!

Да, отчаянная была жизнь. Отважные, помню, люди.

1965 г.

Лакмусовая старушка

Наш самый криминальный писатель находится в расцвете всех сил. Он готов раскрыть любое преступление, даже если его совершит голый человек, на голом месте и голыми руками. Организм работает, значит улики остаются.

Перед вами отрывок из нового трехтомника.

«Рабочий день еще не начался, а Майор уже сидел в кабинете и смотрел в окно. Небо было чистым и Майор погладил себя по седой голове.

Из подъезда вышла Старушка, вся перекосившаяся под тяжестью сумки.

– Ценности в слабых руках – начало преступления, – четко отпечаталось в профессиональной голове.

На срочной оперативке Майор был краток:

– Сюжет любого уголовного дела элементарен – преступник одолевает жертву, мы побеждаем преступника. В итоге справедливость неизбежно торжествует.

Преступник – это передатчик: взял – отдал.

Есть Старушка, есть сумка, нужно установить преступника.

– Оперативная группа на выход! – рявкнули динамики, а в небе застрекотал вертолет.

Старушка еле тащится, а все уже под контролем.

…вот она пытается влезть на подножку трамвая…

…и не может…

…подходит Мужчина…

…протягивает руки…

Опергруппа сжалась до предела.

…берет старушку вместе с сумкой…

Опергруппа разжимается.

…сажает в трамвай…

Трах. Бах. А-а-а…

Помятая Старушка уезжает, обнимая сумку. Помятый Мужчина продолжает свой путь.

– Так я и знал, что он не виноват, – подытожил Майор и погладил себя по еще более седой голове.

1965 г.

Дискуссионное

Газета напечатала письмо:

«Я Вова. Мне 5 лет. Два года я бью Таню Агафонову за то, что хотел с ней дружить, а она показала мне язык. Я больше не верю в добро. Как жить дальше?»

Где-то неправильно бьют девочку!

Разочарован мальчик!

Всколыхнулось все в стране.

Волнуются колхозники. Радируют моряки танкера «Неугасимый». В смятении интеллигенция.

– Веры нет… нету веры… нету… нету…

– Опять на пять лет опоздали с духовностью.

– Выпороть мерзавца!

А права ли Таня?

– Нужно откровенно сказать о женском…

– Выпороть мерзавку.

«Я тоже всегда бью девчонок, потому что они от этого плачут. Ты молодец, Вовка! Я знаю, что мое письмо не напечатают. Коська Н.».

– Твое письмо напечатано, Костя. Мы за широту мнений. Пульс жизни в руках общества.

1965 г.

Закулисная история

Старый лев снюхался с дрессировщиком. И, чувствуя за собой звериную силу, человек обнаглел и обленился. На глазах всей публики он таскал львов за хвосты и ходил по ним ногами. А на репетициях дрессировщик не объяснял сверхзадачу и сквозное действие, а просто орал:

– Я вам, котяры, инстинкты вправлю! Намотайте себе на усы: те, кто не будет стоять на задних лапах и плясать под мою дудку, узнают почем фунт мяса…

Тем временем старый лев сидел в клетке со всеми удобствами, держал в лапах баранью ногу и позировал для фильма «Львиная доля». В его голове сладко ворочались условные рефлексы. И все что-то про славу и большие мясные гонорары.

Каждый вечер львы выбегали на арену и демонстрировали свое непротивление издевательствам. Старый лев рявкал на сородичей и ему аплодировали за сознательность, потом он рявкал на дрессировщика и тот срывал аплодисменты за отвагу и мужество.

Потом в цирке гас свет, и львы в тесных клетках роняли головы на лапы. Им снилась свобода и крики: «Браво!»

Но однажды терпение зверей лопнуло.

– Мы не растем, – начали молодые львы, – зачем мы в город ехали!

– Ррры, – подхватила красивая львица, – кругом творческая жизнь кипит. Вон собаки в бантах, медведи за рулем сидят, а у нас даже гигиену не соблюдают: я у шефа кусок мяса должна с потного лица слизывать. И чего он потеет? Он же совершенно не в моем вкусе.

Львы загалдели:

– Нас дешево ценят!

– … если ты собака, то ты – друг человека, а если ты лев, то гонят за решетку.

– Наши предки гладиаторами объедались, а тут костями попрекают.

От шума проснулся старый лев.

– Спать, щенята, – замахнулся он по привычке лапой и показал зубы. Но против его стертой челюсти раскрылись пасти с зубами, как у ковша экскаватора. Старик все понял, сник и выкатил слезу.

– Дармоед!.. Лизоблюд!.. Доносчик!.. – рычал коллектив.

В клетку вбежал дрессировщик.

– О чем сборище? Па-ачему звериные крики? – Хлопнул он кнутом и стрельнул из пугача. «Куси их!», – велел он старому льву, но тот отвернулся, а львица села у входа и облизнулась. Дрессировщик упал на колени.

Долго рявкали львы ему свои обиды и, наконец, присудили его к выполнению всей программы. Кряхтя и загораживая лицо, пролез он сквозь огненный круг, упал, прыгая с тумбы на тумбу, зубами выбрал из гривы льва рассыпанный там бефстроганов, а один молоденький лев попытался сунуть ему в рот свою голову, и хотя влезло только ухо, от шерсти он еле отплевался.

Обессиленный, с обгоревшими бровями дрессировщик прилег у решетки, но львица щелкнула его хвостом, дескать: «Стоять! На арене артист должен быть неутомим и весел».

А львы выступили с триумфальной программой. Они показали все свои способности: прыжки в длину, поднятие тяжестей зубами, борьбу и захваты, громовой рык и царственную поступь.

– Ах – ах – ах!!! – восхищались зрители.

Старый же лев кое-как устроился в провинциальный зоопарк и то клетку ему дали не отдельную, а напополам с собачкой Тобиком.

А дрессировщик остался в труппе. Он трудолюбиво готовит реквизит, ворочает тумбы и в награду получает сахар. И публика ему аплодирует за то, что сумел стать человеком и поборол скотские привычки.

1966 г.

По образу и подобию

Спасаясь от людского несовершенства, многие роботы бежали в леса. Они начали новую жизнь.

Каждый вечер у заправочного ларька собиралась кучка устаревших. Стояли ржавые и дырявые.

– Я керосин еще на гарантийке начал пить.

– А я знаю коктейль: бензин, бензол и чуточку серной кислоты. Трахнешь стакан – искры из шарниров и дым в предохранителях.

– Еще стопочку солярочки!

– Залейтесь, окаянные.

Старые роботы, исполосованные сварными швами сидели на лавочках и, растираясь маслами, скрипели.

– Ишь на свидание поперся. Начистил рожу наждаком и думает – блестящий. А в голове-то программа на два слова, да на одно действие.

– … развратник, на третью жену рекламацию написал. Кричит – бракованная.

– А самому Знак Качества по блату выбили.

– Опять этот облезлый потащил кусок железа. Любви, говорит, нет, сам сына сделаю.

Две роботы встретились и весело заблестели всеми лампочками:

– Какая на тебе чудная эмаль…

– … и совсем не шелушится…

– … такой ужас: она вышла за опытный образец, а его не утвердили. Он уже совсем неуправляемый, бегает за ней и за автором, а из самого гайки сыпятся…

– А мой такой серийный, я его иногда путаю. А вчера разозлилась и молотком отметила, теперь ночью могу хоть на ощупь определить.

– Смотри, какой никелированный!