Максим Исаев - Сарабанда

• Название: Сарабанда
• Автор: Максим Исаев
• Жанр: Эротика

«Сарабанда» – радикальный деструктивный роман с классической музыкой. Тридцать легких вариаций на неприличные темы с секретом. Глубокие чувства, сцены на лыжах, в лодке, в школе и дома. Две фотомодели, один покойник, один курфюрст, критические дни, Швейцер, Цветаева, Гоголь, Cutty Sark, водка «Вечный Зов» и, конечно, 400 талеров.

---

Сарабанда Максим Исаев

© Максим Исаев, 2015

© Эдвард Джон Пойнтер, иллюстрации, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Неподсудней Набокова (на правах предисловия)

Стандартный поход советских редакторов к начинающим литераторам на первом этапе включал в себя указание побольше читать. Довольно иезуитский совет. Легко прочитать можно было лишь толерантную к партийной линии бездарную жвачку. За настоящими книгами шла охота, включающая в себя безжалостное соревнование с пионерами за макулатуру, перепечатку слепых копий по ночам с риском быть вызванным в органы и переваренным ими, ну и, как вариант курьёзный – экспедиции по глубинкам, где попавшие к ним по распределению тиражи никому не были нужны вследствие незнакомого читателям русского языка.

«Самородки» от сохи, а также ленивые представители диванной интеллигенции отсекались уже на этом этапе. И тем не менее слишком многие вооружались багажом Кьеркегора, Замятина – и приходили снова. Тогда применялся следующий приём: «Вы не знаете жизни, вам надо побольше ездить, знакомиться с людьми, с различными ситуациями и профессиями…”. Ха, спасибо за совет. Так и раскатаешься на стипендию в редкие промежутки, свободные от стройотрядов и военных лагерей…

Но был он, был и есть – великий метод, за который многие таланты, включая Валентина Катаева с его драгоценной диадемой, заслуженно получали по лицу, но не унывали, а гордо и весело шли дальше. Взять героев из своего ближайшего окружения, не испугавшись того печального факта, что узок круг этих людей (поверьте, поскитавшись по земному шару, я познал эту истину на собственной шкуре), и любые аллегории и иносказания в этом кругу – лукаво бессмысленны. Некоторые члены упомянутой в посвящении масонской ложи (а по сути – литературного кружка) применяли этот метод, из принципа даже не меняя имён героев, но, к счастью, автор этого романа не поленился поменять имена. Не мне судить автора за эту узнаваемость. Художника может судить только время по созданным им самим законам его мира.

Так почему же всё-таки «Сарабанда»? Скорее всего потому, что, как и полный эротизма и экспрессии средневековый народный танец, запрещёный церковью и возрождённый в классической музыке причёсанным и сдержанным, роман проводит перед нами неистовые па героев, их попарные выходы, складывающиеся в увлекательнейший сюжет. Казалось бы, автор описывает бытовые ситуации, знакомые каждому, рутинные – и тем не менее напряжение нарастает, достигая кульминационного плато и, затем, сладкой истомы бессилья. Как и подобает любовному акту или раскованной дозапретной сарабанде. Как бы автор ни маскировал эту энергию за названиями глав, нарочито подсказывающими аллюзии на более позднюю классическую музыку – ему не утаить неистовой архаики первобытной страсти! Сар-ра-банда!!!

Как бы ни были узнаваемы герои, как бы ни была передана страсть, незаметно вовлекающая читателя до состояния невозможности не только оторваться от чтения, но и просто остаться собой, выпасть из мира книги – главное достоинство романа, на мой взгляд, не в этом. Ещё в ранних своих стихах автор нащупал свой язык. Именно свой, новый. Не озвучил «улицу», как пытался Маяковский. Не принёс Бабелем в большую литературу Молдаванку и окрестности. А именно создал язык, до него не существовавший. Автор нащупал этот свой язык ещё в ранних стихах. В первом романе «Оживление» этим языком были написаны некоторые главы. И вот, наконец, в «Сарабанде» этот язык развернулся полностью. Язык нашего внутреннего Бёрнового «Ребёнка». Которым, как оказалось, можно описывать не только мир окружающих предметов, погоду, еду, но и мир страсти, похоти и нежности, любовного неистовства и блаженства. Язык новизны восприятия мира, непосредственности, ежесекундных открытий, которые удалось сохранить из глубинного детства, первых в жизни лучей солнца на щеке, первого запаха земляники – до заскорузлой зрелости, когда мало кого из нас можно удивить даже ядерной войной.

За свой роман «Лолита» Набоков получил немало нареканий – ещё бы, «пропаганда» того, что и в его времена воспринималось кощунством, и в современной России может легко привести не только к изъятию из библиотек, но и к реальному сроку. Автору «Сарабанды» удалось невозможное – нащупать во взрослых персонажах детей и рассказать их историю как бы от имени этих детей. Неподсудность Набокова обусловлена его талантом и изменившимся временем. Неподсудность Максима Исаева обусловлена его талантом, литературным языком и тем, что ему удалось невозможное – рассказать о взрослой любви от лица детей так, что ни у кого язык не повернётся обвинить автора ни в чём, кроме узурпации читательского внимания.

Впрочем – хватит уже читать мои скучные пространные рассуждения. Читатель, ныряй скорее в роман – прощай. Вынырнуть – не удастся!

Аркадий Дубинчик

Сарабанда

Посвящаю этот короткий роман светлой памяти одной славной масонской ложи,

моим далеким и близким друзьям,

Гольдберг-вариациям и

Чуду —

когда бываешь Ты со мной

1998 – 2002

Theme. Aria

«Граф Кайзерлинг1 был слаб здоровьем и часто страдал бессонницей. Гольдберг2, живший у него в доме, в подобных случаях должен был проводить ночь в соседней комнате и играть ему во время бессонницы. Однажды граф сказал Баху3, что он был бы рад получить для своего Гольдберга клавирные пьесы нежного и несколько оживленного характера, чтобы они немного развлекли его в бессонные ночи. Бах решил, что для этого более всего пригодны вариации, хотя сочинение в подобном роде он считал неблагодарной работой, поскольку гармоническая основа оставалась в них неизменной…

– Любезный Гольдберг, сыграй же мне одну из моих вариаций!

Бах, может быть, никогда не был так щедро за свою работу, как за эти вариации. Граф подарил ему золотой кубок, наполненный сотней луидоров.»4

«Тема Гольдберг вариаций взята из «Клавирной книжечки», сочиненной в 1725 году для Анны Магдалены Бах. Это сарабанда на мотив «Bist du bei mir» («Когда бываешь ты со мной»)…

Полюбить это произведение после первого же прослушивания невозможно. С ним надо сжиться и вместе с Бахом последнего периода подняться на высоту, где от голосоведения требуется уже не естественная прелесть звучания, но абсолютная свобода движения, которая и дает радость и удовлетворение. Тогда испытываешь тихое, радостное утешение, которое доставляет нам это, казалось бы, столь ученое сочинение.»5

Variatio 1. A 1 Clav. Объявление

Среди всех своих ножниц Харитон больше всего любил маленькие с красными облезлыми ручками. Вот уже два дня он никак не мог отыскать их. Везде в знакомых местах – в ванной на стекле под зеркалом, на кухне на подоконнике в плетеном корытце и под ним, в комнате на всех полках и даже в некоторых ящиках – ему все время попадались совсем другие экземпляры: огромные в локоть – для резки обоев, для стрижки волос, кривые, тупые, загнутые, но не те. Ночью заусенец противно цеплялся и не давал спать, и с ним могли справиться только они одни, красные. Харитон страдал и обижался – зачем устраивать эти прятки, будто кто-то другой мог коварно положить их в другое место, или будто красные сами ушли от него на свободу и завалились в неожиданное укрытие до большой уборки.

И когда он заметил их, невинно лежащих на жестяном подносе среди другого железного хлама, который он оглядывал перед этим несколько раз, ему стало, наконец, легко и покойно на душе, как будто нашелся его давний знакомый, вынырнувший из сна, а потом выскочивший пробкой из дверей того вагона метро на Пушкинской, в который уже поставил свою правую ногу Харитон. Его все плотнее окружали домашние вещи, они забирались к нему в постель, на стол, в карманы, а людей – наоборот – вокруг становилось все меньше и меньше, они умирали, уезжали, замолкали, и Харитон думал, что вот так и наступает близкая старость и смерть, и вот уже скоро он сможет опять встретиться со всеми, но уже в другом месте.

Потом грубый разговор немного испортил его настроение, но родные ножницы были важнее.

– Да?

– Я по объявлению.

Ее голос был, к сожалению, хриплый и наглый.

– Да? Здравствуйте, очень хорошо, спасибо, что позвонили. Когда вы сможете прийти?

– Сколько?

Харитон испугался и задумался.

– Вы приходите просто так, мы с вами поговорим вначале, обсудим, я расскажу вам про свои планы, понимаете, я сам не знаю, сколько получится, но может быть и много.

– Козел, найди деньги, а потом объявление давай!

Гудки. Харитон вообразил, что еще приятного сказала ему эта особа. Он долго следил за ломаной линией на обоях, стараясь не спутать ее с соседними, до тех пор, пока она не уперлась в потолок. Тогда он спустился по ней вниз до тех пор, пока взгляд не уперся в расплывшийся телефонный аппарат – один из его главных врагов – подаренных ему к Новому году. Гудки продолжались. Харитон опустил трубку, нагнул голову вправо, линия немного удлинилась, но вскоре опять исчезла, на этот раз окончательно, за подставкой. Вот так вот всегда. В одну сторону дойти – ничего не стоит, а вот если захочешь вниз, до конца, вечно они упираются в эту подставку. Он пошел в ванну, помыл руки холодной водой, внутри стало тише. Полотенце запачкалось, давно не стирал.