Юрий Булычев - Православие. Словарь неофита

• Название: Православие. Словарь неофита
• Автор: Юрий Булычев
• Жанр: Религия
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4357-0310-8

Словарь в краткой и доступной форме знакомит с основами православного вероучения. Настоящее издание содержит разнообразные (богослужебные, богословские, церковно-исторические) сведения, вводящие современного человека в сферу восточно-христианской, святоотеческой религиозной традиции.

---

Юрий Булычев Краткий православный словарь

© РХГА, 2014

© ООО «Петроглиф», 2014

Введение

Настоящий словарь – справочное пособие, в общедоступной форме знакомящее с православным вероисповеданием, которое происходит от учения Иисуса Христа и Его апостолов, догматически оформившегося в период с IV по VIII век в Восточной Римской империи (Византии) и впитавшего как интеллектуальное наследие греко-римского античного мира, так и влияния эллинистического Востока. Поскольку религиозно-духовные аспекты и культовые особенности православия рассматриваются нами далее в конкретных статьях, автор считает целесообразным посвятить бо́льшую часть этого введения обзору культурно-исторических обстоятельств формирования и развития православного миросозерцания.

Начать уместнее всего с напоминания, что византийская цивилизация, в лоне которой сложились догматика и культ восточного христианства, являлась цивилизацией не чисто европейского и не чисто азиатского характера. Став самостоятельным государством со столицей в Константинополе после разделения с западной частью Римской империи в 395 году, Византия распространила свою власть на территории, находящиеся в Европе, Азии и Африке. В Восточную империю входили Малая Азия, Балканский полуостров, острова Эгейского моря, Сирия, Палестина, Египет, Киренаика, опорные пункты в Северном Причерноморье. Западная Римская империя пала под натиском варваров в 476 году. Восточная же просуществовала до 1453 года, когда была завоевана турками-османами. Спустя сто лет после падения Константинополя она была названа западноевропейскими историками «Византия», хотя сами обитатели Восточной империи называли ее Римской, а себя римлянами (ромеями).

Культурное своеобразие восточной части Римской империи дало о себе знать еще до раскола единого государства. Само перенесение его столицы на берега Босфора явилось следствием стремления Константина Великого избежать влияния античного язычества. Христианство по своему духовному типу было столь противоположно языческому наследию Рима, что решение Константина связать будущность Римской империи с новой религией создавало огромные трудности. Официальное признание христианства императорской властью мало что изменило на практике. Рим продолжал оставаться центром античной культуры. Вступить в открытую борьбу с язычеством Константину было не по силам. И он решил строить новую цивилизацию рядом со старой. «Христианская империя не могла упразднить языческое царство, – замечает Е. Н. Трубецкой в своем известном культурно-историческом исследовании, – а могла существовать лишь рядом с ним как другой Рим, как град Константина».[1]

Интеграция территорий, принадлежащих к различным частям света, равно как и соединение наследия Античности с влияниями эллинистического Востока в византийской культуре, делало Восточную империю державой великого культурного синтеза, плоды которого выходили за рамки регионального значения. Символически это выразилось в местоположении столицы империи – Константинополя. Созданный на месте древнего греческого города Виза́нтия и освященный в 330 году, он, по выражению С. С. Аверинцева, явился «знаком вселенского задания ромейской державы». Столица Византии не вписывалась ни в ряд азиатских, ни в ряд европейских городов. Расположенный там, где Азия и Европа вплотную подступают друг к другу, Константинополь оказался у стен легендарной Трои, где «локализовано мифическое начало эллинской истории, через Энея – римской истории, через римлян – европейской, в том числе и русской истории, а по некоторым комбинациям – истории азиатских народов… Это знаменательное место. Город, который его занимает… в каком-то смысле сам себе мир, как сама себе миром была в свое время Римская империя».[2]

Столица на Босфоре явилась не просто крупнейшим центром цивилизации, но геокультурной точкой, где оказались собраны воедино все высшие плоды интеллектуального, религиозного, эстетического опыта человечества первых веков христианской эры. Гомер, греческая философия и римское право, Библия и аскетическая практика раннего христианского подвижничества, древние эзотерические учения и мистические традиции Востока – все это существовало и удивительно сочеталось в пределах даже не одного государства, а в границах одного города – Константинополя, Второго Рима, Царьграда. Со своими богатыми дворцами, пышными придворными ритуалами, великолепными храмами и торжественными богослужениями столица Византии потрясала воображение путешественников из стран Азии, Африки и Европы.

Имея осевое, структурообразующее значение внутри развивающейся христианской ойкумены, будучи ее религиозно-духовным ядром, Византия служила источником идей, творческих импульсов и кладезем общественно-культурного опыта для соседних народов. Восточная империя исторически стимулировала развитие двух провинций христианского мира: римско-латинской и православно-русской. Причем обе они укрепляли свои позиции в мире (одна как оппонент Восточной империи, а другая – как хранительница ее творческого наследия), тогда как сама Византия постепенно приходила в упадок.

Универсальный смысл византийского синтеза будет более понятен, если принять во внимание решающую роль греческого духовно-созерцательного начала в культуре Византии, в то время как культура Западной империи испытала существенное влияние формально-логического склада латинского ума. Достаточно восприимчивая к мистическому наследию Востока, греческая ментальность изначально и гораздо более, чем римская, впитала в себя религиозные традиции Азии. Они отразились в идеях орфиков, в философии пифагорейской школы, в метафизике Платона и в методах экстатического постижения Единого, развитых неоплатониками.

Латинский ментальный тип был проникнут рассудочностью и значительно менее чувствителен к воздействию восточной созерцательной мистики. Он преимущественно тяготел к решению не метафизических, а земных, общественно-политических задач. Поэтому не созерцание платоновских эйдосов, но формальная логика и юриспруденция получили наибольшее развитие в римской цивилизации. Известное влияние Востока становится заметным в ней только по мере разложения ее собственных традиционных устоев, причем скорее как признак хаоса и следствие случайного заполнения духовного вакуума, нежели как органическая потребность компенсировать откровениями Азии рассудочность латинского миросозерцания.

Стало быть, далеко не случайно Западная Церковь проявила слабую восприимчивость в отношении богословско-мистической практики, столь характерной для христианского Востока, и в целях построения системы католической теологии вооружилась идеями самого формального и рассудочного из греческих философов – Аристотеля. Греческая же Церковь для осмысления духовного опыта христианства и разработки основ православного богословия обратилась к мистическим учениям неоплатоников. Сопоставление римского и греческого менталитетов позволяет несколько прояснить природу психологического барьера между западноевропейской и русской культурами.

Все вышесказанное проливает свет на культурно-исторические предпосылки разделения восточно-христианского и западно-христианского миров. Однако следует принять в расчет еще и то, что мистическая ориентация Восточной Церкви и общественно-практический характер Церкви Западной в значительной мере были обусловлены различием реальных обстоятельств становления той и другой. А именно, после переноса столицы на Босфор в Риме, сделавшемся провинциальным центром империи, усилилось влияние языческих традиций. Христианская община со своим епископом была вынуждена противостоять на Западе духовно чуждому окружению. Вынося на своих плечах всю тяжесть борьбы за существование без помощи государства, христиане начали использовать опыт римской имперской власти в церковной организации. В дальнейшем, после краха государственности, в условиях нашествия варваров, эта организация превращается в настоящую «империю Церкви» – наследницу власти римских императоров. Под давлением исторических обстоятельств на Западе начинают развиваться своеобразные формы вероучения и богослужения, и христианский Рим становится Римом папским.

Ситуация в восточной части империи складывается по-иному. Здесь религиозная и общественно-государственная жизнь строится на тесном союзе Церкви и императорской власти, которой Церковь стремится придать христианский смысл. Если на Западе Церковь обмирщается, насыщаясь государственным духом, то на Востоке не только Церковь сохраняет свое возвышенное мистическое значение, но и государство обретает сакральный, харизматический ореол. Преобладание идеи христианской государственности над идеей церковного руководства миром выражается в понимании Константинополя как столицы христианской державы – города кесаря.