Леонид Гурченко - Славяно-русские древности в «Слове о полке Игореве» и «небесное» государство Платона

• Название: Славяно-русские древности в «Слове о полке Игореве» и «небесное» государство Платона
• Автор: Леонид Гурченко
• Жанр: Языкознание
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-4438-0959-5

Книга посвящена актуальной проблеме – раскрытию смысла русских древностей в виде мифологических образов и речений, не всегда поддающихся толкованию без учёта множества важных нюансов, среди которых: контекст, метод перестановки звуков, языческие символы в качестве заместителей библейских образов и др.

Книга знакомит читателя с новым прочтением текста памятника, со своим взглядом на личность создателя «Слова» и Бояна. Автор уверяет, что содержанием Русского мира была воля к власти рода Ярославичей, полочан – Всеславичей и рода северян – Ольговичей, и что автор памятника отдал предпочтение монархистам Ольговичам, ибо само солнце было за них: «Солнце светится на небеси – Игорь князь в Русской земле». В разделе «Экскурсы» читатель встретит новые, заслуживающие внимания сведения о венетах, славянах и русах.

Л. А. Гурченко – член Общества исследователей древнерусской литературы при Институте мировой литературы им. Горького; автор публикаций в научных изданиях ВАК: в сборнике «Герменевтика древнерусской литературы», «Вестнике славянских культур» (2012–2013 гг.); автор книги «Геракл – праотец славян…» (2012 г.) и поэтического сборника «Первоначальная новизна. То, как есть – в стихах и прозе» (2008 г.).

---

В результате навязывается вывод, что скрытая цель сочинения Кирилла «Повесть к Василию, игумену Печерскому. Притча о белоризце-человеке, и о монашестве, и о душе и о покаянии» заключалась в предостережении Василия от поступка, связанного с событиями 1185 г., в предостережении на будущее, чтобы он не поступал впредь как Лот и не выходил на борьбу со злом, оставляя дом, в «котором благоволит Бог жить», чтобы, «надмеваясь величанием, не осуждал других», если воспользоваться словами самого Кирилла. В этом случае есть возможность предположить, что после создания «Слова о полку Игореве», в котором О́льговичи, участники неудачного похода, оправданы, а великий князь Киевский из О́льговичей, Святослав Всеволодович, выставлен как могучий, победоносный и грозный князь, то есть как человек разумный, обладающий единством знания и воли, – надо полагать, что благодарность этих князей автору не заставила себя ждать.

Ср. фразу Кирилла из псалма: «Богатство если течет, не прилагайте к нему сердца». Конечно, остается упомянуть о том, что, независимо от наличия этого «богатства» и отношения к нему, оно требовалось и монаху в описываемый период, так как великая схима, о святом образе которой Василий спрашивал Кирилла, «представляла собой необходимое условие полноты монашеского звания», однако «вследствие грубого нарушения равенства монастырских братий» добиться великой схимы в то время мог «привилегированный», денежный монах (Карташев, 1993. С. 231).

Выходит, Кирилл не одобрил Василия за создание «Слова о полку Игореве», но в то же время приравнял его к делу Феодосия. Однако противоречия здесь нет. Борьбу Феодосия со Святославом не считает Кирилл святым делом, тем более что Феодосий потом примирился с князем, его святость в другом, как и святость Василия: «Всечестный, богоблаженный Василий… вторый Феодосий… по делам и вере равный ему святостию, но и более того возвеличенный Христом как угодный Ему раб и Его Матери, ибо Феодосий, начав строить церковь, позван был Богом и к Нему отошел; тебе же даровал Бог не только церковь устроить, но и создать каменную ограду вокруг Лавры, где жилища святых и дворы преподобных…» (Макарий, 1995. С. 304).

Глава 7 ПОВЕДЕНИЕ ДРУЗЕЙ ВАСИЛИЯ ЗАДЕВАЕТ НАС И ЗАСТАВЛЯЕТ ПРИСЛУШАТЬСЯ, ТАК КАК МЫ МОЖЕМ КОЕ-ЧТО РАССЛЫШАТЬ И О САМОМ ВАСИЛИИ

Поэтому мы должны сказать несколько слов и о друзьях Василия, именно несколько, потому что более этого ничего о них не известно. Монахи со вторника до пятницы уговаривали Василия стать их игуменом и в этот день привели его в монастырь, а в воскресенье прибыл туда митрополит Никифор, а с ним епископы Туровский Лаврентий и Полоцкий Николай, «Никола Гречин», прибыли также игумены Киевских монастырей. Но Лаврентий и Николай в этот момент были только «будущие епископы». Лаврентий, черноризец Киево-Печерского монастыря, был, по-видимому, в это время только что настолован – возведен в Киевской Георгиевской церкви на епископскую кафедру Туровской земли. Церковь эта построена Ярославом Мудрым, он же утвердил и настолование епископов в ней (Макарий, 1995. С. 538). Лаврентий упомянут только в связи с поставлением Василия в игумены в 1183 г. – как епископ. Находился он в это время, как и Никола Гречин, надо думать, в Киеве, так как с пятницы успеть известить их из Киева, чтобы они прибыли в воскресенье утром – один из Турова, другой из Полоцка, – было практически невозможно.

О Лаврентии больше ничего не известно. Можно только добавить, что участники поставления в игумены должны были знать поставляемого. Однако о Николае дошло до нас больше сведений, чем о Лаврентии. Во-первых, он был грек. А то, что он был образованный, можно судить по тому, что «епископ должен был обладать образованностью, так как становился лицом высокого ранга, сановником, вхожим к боярам и князьям». Во-вторых, если Николай не обладал знатностью, то, по крайней мере, – богатством. В то время практиковалось завезенное из Греции установление: платить значительные ставленые пошлины поставляющему, то есть митрополиту (Карташев, 1993. С. 187), если он сам ставил епископа, а не князь и люди избирали его, посылая затем на утверждение к митрополиту (Макарий, 1995. С. 398). Сохранившиеся сведения дают нам первый тип ситуации: Николай в 1183 г. был поставлен митрополитом Никифором в громадную Ростовскую епархию епископом «на мзде». В таком случае, был, видимо, близок к Никифору, который тоже был грек и не стал подвергать Николая риску «избрания». Однако великий князь Владимирский и Суздальский Всеволод Юрьевич воспротивился и сказал: «Не избирали его люди земли нашей». – Никифор с большой неохотой уступил требованиям Всеволода, которые поддержал и великий князь Киевский Святослав. Николай был отозван и находился в Киеве, когда был призван участвовать в поставлении Василия: оказался под рукой, имея святительский чин епископа. И знал Василия. А в 1184 г., после смерти епископа Полоцкого Дионисия, он был возведен на полоцкую кафедру.

Неприязнь Всеволода и его людей к Николаю летописец запечатлел с доброй старой выразительностью: «наскакал на святительский чин на мзде». Однако это выглядит не главным аргументом против Николая. Более важным обстоятельством Всеволод, скорей всего, считал личные качества Николая, так как просил митрополита Никифора, чтобы вместо него поставлен был «смиренный игумен Спасского монастыря на Берестове Лука». Смирением Николай, следовательно, не обладал. Поэтому ростовский летописец, проявляя обычную сдержанность, однако с заметным удовлетворением отзывается о Луке, антиподом которого был Николай, что Лука был «молчалив… ласков ко всякому… смирен и кроток… пас словесные овцы, как добрый пастырь… победил мирскую похоть и дьявола, укрепляясь оружием крестным» (Макарий, 1995. С. 299).

В изложенном ранее Послании Кирилл требовал от Василия таких же качеств, которыми не обладал, как мы видим, и «друг» Василия – Никола Гречин, – хотя в поведении того и другого относительно «чина» была существенная разница. Если о Николае упомянутый летописец говорит, что «несть бо достойно наскакати на святительский чин на мзде, но егоже (которого) Бог позовет и Святая Богородица, князь восхощет и людье» (Макарий, 1995. С. 398), то Василия, как мы знаем, Богородица позвала и монахи пожелали.

Комплекс аналитических действий, примененный нами, позволяет упомянуть о том, что к моменту поставления в игумены Василий был вдовцом: белоризец, священник Церкви, не мог быть холостяком, а черноризец не мог быть женатым. Может быть поэтому воспринятое на опыте и недавно утраченное супружество, как мир и счастье, стало образом и мыслью о жене Всеволода, Ольге Глебовне, «своя милыя хоти красныя Глебовны свычая и обычая», а также о молодой жене Игоря, Ефросинье Ярославне.

Глава 8 ПОСТРОЕНИЕ ВАСИЛЬЕВСКИХ ЦЕРКВЕЙ, СОВРЕМЕННЫХ ВАСИЛИЮ ЩЕКОВИЦКОМУ, А ТАКЖЕ ЭПИЗОД С ЮНОШЕЙ КНЯЗЕМ РОСТИСЛАВОМ

Фраза из Послания Кирилла о том, что Василий знает обо всем, причем знания его «богоразумные», представляется примечательной, потому что так называемые лаврские плиты – рельефы, изображающие борьбу Самсона (вариант – Геракла) со львом, Кибелу (вариант – Диониса) в колеснице, запряженной львами, – по мнению некоторых исследователей, могли служить оградой хоров Успенского собора Киево-Печерского монастыря (Архiпова, 1990. С. 95). С учетом местного происхождения материала, пирофилитового сланца из овручских каменоломен, можно предположить, что они могли быть изготовлены во время возведения Василием знаменитой каменной ограды вокруг Киево-Печерского монастыря, о которой с таким восхищением пишет Кирилл в своем Послании к Василию.

Семантика рельефов была рассмотрена в исследовании Е. И. Архиповой, отличающемся научной цельностью, в котором подвергнут анализу принцип соответствия научных мыслей предыдущих исследователей о сюжетах этих плит действительным традиционным сюжетам: библейскому и мифологическому – о богатыре, разрывающем пасть льву и персонаже в колеснице, запряженной львами.

Вывод Е. И. Архиповой: на плитах изображены не Геракл и Дионис, а Самсон и Кибела, синкретический образ Богоматери, защитницы городов. И что киевские рельефы «были выполнены для украшения церкви. Тем более что символика борьбы (Самсон) и символика защиты и покровительства (Кибела) носят не только светский, но и политический характер, а также функции отвращения беды» (Архiпова, 1990. С. 95–100). (В частности, добавим от себя: отвращения от «диких детей пардуса» – половцев. Ср.: в «Слове о полку Игореве» половцы – выводок пардуса. В сюжетах на киевских плитах – мотив покорения зверей.)

Следует заметить, что об изображении Кибелы в колеснице напоминает событие византийской истории X в., когда император Иоанн Цимисхий после победы в Болгарии над языческой Русью, предводительствуемой Святославом Игоревичем, празднуя триумф, «устлал золотое сиденье колесницы (запряженной белыми лошадьми) пурпурными мисийскими (болгарскими) одеждами и венками, водрузил на нем вывезенное из Мисии изображение Богородицы, заключающей в Свои объятия Богочеловеческий Логос. Сам он следовал на резвом коне сзади…» (то же самое несколькими столетиями позже сделал император Иоанн Комнин (Диакон, 1988. IX, 12; С. 215. № 65). На основании этого следует согласиться, что примеры язычества в «Слове о полку Игореве», тем более с не выясненными до конца значениями этих символов, не могут иметь силы доводов об авторе с языческим мировоззрением и что автором не мог быть христианин духовного звания.