Александр Чудаков - Сборник памяти

• Название: Сборник памяти
• Автор: Александр Чудаков
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9551-0664-9

Сборник посвящен памяти Александра Павловича Чудакова (1938–2005) – литературоведа, писателя, более всего известного книгами о Чехове и романом «Ложится мгла на старые ступени» (премия «Русский Букер десятилетия», 2011). После внезапной гибели Александра Павловича осталась его мемуарная проза, дневники, записи разговоров с великими филологами, книга стихов, которую он составил для друзей и близких, – они вошли в первую часть настоящей книги вместе с биографией А. П. Чудакова, написанной М. О. Чудаковой и И. Е. Гитович. Во второй части собраны некрологи А. П. Чудакову, мемуары и статьи его коллег и друзей. Жизнь Александра Павловича и его живой образ отражены в многочисленных фотографических материалах, а также в некоторых его автографах.

Книга подготовлена к 75-летию со дня рождения А. П. Чудакова.

---

Только сел, а по TV документальный фильм о теноре Tauber’е, о котором я только читал, а тут – множество фрагментов 1927–1930 гг. в его исполнении – из Легара, Оффенбаха, Штрауса, Леонкавалло, Шуберта («Серенада» – очень хорошо).

31 декабря. 28-го прилетел в Москву из Дюссельдорфа. С чемоданами поехал в издательство к Кошелеву[47], где на ступеньках встретил убегавшего В. Н. Топорова, а в помещении уже давно выпивали:

В. М. Живов, Вера Мильчина, Боря Успенский, Кошелев и Козлов[48], Саша Осповат, С. Бочаров.

Расспрашивали у меня про Кёльн, потом разговор свернулся на 91 и 93 год, все вспоминали, кто где был и т. п., кто как думал: советская власть навсегда или нет. Большинство думало: навсегда. Сережа Бочаров сказал, что помнит, как я говорил, что кончится, и всегда в это верил. Я внес уточнение: верил, но прикидывал: буду ли еще в силах в это время работать и вообще пользоваться дарами свободы.

<…> Это уже было при Л., которая опоздала часа на два, т. к. ездила в типографию брать книгу «За Глинку!»[49], составленную ею, Курилкиным и Тоддесом.

Книга – убойной силы, и то, что она ни на что не повлияла, что старый гимн все равно приняли, – не страшно, м. б. в перспективе времени даже важнее, как идеологический поступок, из тех, что влияют на историю.

2001

1 января. Странно было б не начать новое, третье тысячелетие с новой тетради. Старая кончилась тютелька в тютельку.

Хорошо помню, сколь далеким казалась эта дата в ночь встречи 1951 года. Но наступление второй половины ХХ века ощущалась острее – видимо, по детской впечатлительности. И с волнением позднее воспринималось письмо акад. Обручева «Привет вам, путешественники в третье тысячелетие» – ощущал себя таким путешественником. Мечтал поднять бокал и сказать: «С Новым годом! С новым веком! С новым тысячелетием!» И поднял.

Встречали с Л. дома – был еще только Женя Тоддес.

Впервые слушал новый-старый гимн. Женя заткнул уши. Первый текст по сравнению с этим – просто классика. Как острил Шендерович, Михалков сочинил новый, третий вариант гимна – «надеюсь, последний». Сильно подпортили настроение перед вступлением в следующее тысячелетие. Последние десять лет не думалось, что такое может произойти.

2 января.

…Кто знает, что такое слава…

С утра – звонок от Иры Роднянской, поздравляла, поговорили о 3-м тысячелетии. <…>

– <…> В последнем номере нашего журнала Василевский в своем обзоре сожалеет, что не напечатал твой роман у нас[50]. Я не могла подей ствовать, я не имею влияния. Откровенно скажу, я не думала, что надо печатать весь роман, но считала, что главы. Все кругом роман хвалят.

Я сказал, какая разница, где напечатано, но потом спохватился и сказал: «Мне, конечно, было бы приятнее в «Новом мире»».

Л. сказала, что тут надо было бы им вмазать (она хорошо помнит, что Ире не понравилось), но мне как-то не пришло в голову.

Почти сразу же – звонок от Тамары Ганиевой – она больше не завотделом литературы и языка в Российской энциклопедии, «поэтому много времени. Но твой роман не могла отложить, начав. Читала всю ночь. Волна чувств. Я совершенно потрясена. Неожиданный подарок. Я как лингвист восхищена твоим языком. Только у Даля найдешь такие выражения. Ты спокойно пишешь: «пропускная бумага», а не «промокашка», «глубенеть» (даже у Даля нет, но слово образовано по правильной модели!). А худая – «пройди свет»? Какое народное выражение. И все это не выглядит какими-то архаизмами, а просто старым, классическим русским литературным языком. И для меня еще в том было потрясение, что он в тебе сохранился с детства, был где-то в тебе, хотя разговариваешь ты на современном литературном языке.

Замечательно про чеченцев. Объективно, многое в них объясняет (как в драке до конца стояли их дети, мальчишки, как я понимаю, лет 10–12, не больше).

Но, конечно, потрясающий дед. Да и бабка великолепна – со всеми своими ножичками и вилочками.

Все время проступает фон XIX века, а это очень важно – он почти исчез в современной литературе.

<…> Ты поздно начал, но теперь тебе надо писать и писать, не останавливаясь! О твоем романе везде только и говорят».

Я-то думаю, что говорят главным образом от неожиданности – так хорошо всем известный человек вдруг оказался не тем, за кого его держали.

22 января. Огромное несчастье: возле Галапагосских островов потерпел аварию нефтеналивной танкер, и уже 575 тонн нефти вылилось в море, нефтяное пятно движется к островам, как раз к пастбищам морских львов. А там рядом – и знаменитые черепахи, которые спокойно жили 200 лет, не подозревая, что кончат свои дни так бездарно. И никому не приходит в голову отнести трассы этих вредоносных судов хотя бы на 500 миль в сторону! Если души видят, что делается у нас, что испытывает душа Дарвина!..

27 января. 24-го был с Л. в швейцарском посольстве на презентации книг Хайди Тальявини о Чечне; книгу подарила с надписью «моим первым учителям»! Долго беседовал с С. К. Аптом – рассказывал мне про мой роман, говорил, что хозяйственные детали – самое интересное в романе. Считает, что это – несомненный новый материал, а современность надо убрать. <…>

25 января в Овальном зале библиотеки иностранной литературы было объявление номинантов премии Аполлона Григорьева: главная $25 тыс., две других – по $2,5 тыс. Я попал в шортлист из 7 фамилий, но в тройку не попал. Жюри – А. Василевский, Латынина и еще два критика из провинции. Латынина потом подходила и говорила, что в ее тройке я был. Все почему-то думают, что я очень расстроен, не скажешь же всем, что я рот и не раззявливал.

Потом подошла дама и сказала, что я номинирован на премию «Нацбестселлер». <…>

28 января. <…>. Камень с души: нефтяное пятно от потерпевшего аварию танкера переменившийся ветер относит в сторону от Галапагосских островов.

29 января. Какая-то китаянка установила мировой рекорд в плавании на 200 м брассом – 2 мин. 19,5 сек. Приятно сознавать, что для тебя это был когда-то совсем не заоблачный результат (хотя бы и в женском плавании).

10 февраля. 2-го на даче отмечали мой день рожденья: Женя Попов, Андрей Немзер, Г. Н. Владимов с новой молодой женой Женей, мы с Л. <…>

10 марта. Вчера приехал на дачу, где не был со 2-го февраля. Снежные заносы, каких еще ни разу не было. Надо писать доклад на Международный конгресс по русскому языку в МГУ, рецензию на Чумакова, но сутки расчищал снег, таскал дрова, топил на плите снег и проч.

26 мая. На даче с Женечкой, которая закончила учебный год.

Вчера были с Л. в немецком посольстве по поводу присуждения премии Тёпфера Юзу Алешковскому.<…>

Чупринин сказал, что выдвинул мой роман на Букера.

<…> Немецкий атташе культуры долго говорил речь о Юзе Алешковском (с переводом). Юз сказал ответную речь, где вставлял свои излюбленные словечки. В частности, сказал «водяра». Переводчик это никак не перевел, сказав просто «водка» («wodka»). Я, уже выпивший рюмок пять, прокричал ему через весь зал:

– Ubersetzen Sie bitte «водяра»!

– Das ist unmöglich! – развел руками добросовестный немец.

25 июля. Снится черт знает что – будто я веду вечер памяти Агнии Барто!

15 августа. Все это время – на даче, готовлю полный (не журнальный) вариант романа. Ничего не читаю, ТВ не смотрю. Чукча не читатель, чукча писатель. Звонила Л.

– Повеселю тебя отзывами о твоем романе. Юра Карякин пришел к Юре Давыдову[51], а тот читает вслух своему взрослому сыну <…> главу про Ваську Гагина, и оба укатываются со смеху. Карякин к ним присоединяется, и целый час веселятся по поводу этой главы. <…>

28 августа. Все эти две недели гоню – готовлю роман для отдельного издания.

М. б., действительно, изъять современность (не нравится Е. Т<оддесу>, Л., Апту) и главы типа «Сексуальный самум»?.. <…>

23 сентября. [За] неделю – после замечаний Л. и Жени Тоддеса выкинул окончательно и до этого уже сильно порезанную линию Лили – Юрика – Вали. Всего 4 главы, в том числе и «Кобры Мозамбика», и все записи из архива Антона. Л. говорит, что роман приобрел единство, которое в нем есть, но этими главами разжижалось. Сидим с ней на даче второй день, читает окончательный вариант, которым восхищается.

– Подымаешь со дна град Китеж и, с другой стороны, показываешь всю необозримую Россию.

14 октября. <…> Вечер. Весь день читал верстку романа. Ум за разум заходит. Кузьминский прав – после исключения московских глав, про Юрика, про кухни, «Кобр Мозамбика» (всего около 4-х листов) все стало стройнее и единее. Но – и однотемнее. Выпал образ молодого героя (даже двух) – не осуществившегося, не написавшего того, что мог бы. Немного жаль. Возникла мысль – нужно написать новую, современную повесть, где будет такой герой. <…> Неужто не окончены мои дела с прозой после романа?..