Наталья Волохина - На том берегу

• Название: На том берегу
• Автор: Наталья Волохина
• Жанр: Короткие истории

Цикл коротких рассказов, посвященных ушедшим друзьям и любимым. Хотелось бы, чтобы читатель имел еще один шанс из немногих – встретиться с героями из живой жизни, а не из детектива, фэнтези, любовного романа. Бытийность, затеплившая огонёк «живых» чувств.

---

Долго берегли меня от взрослой жизни, хранили семейные тайны. Думаю, это к лучшему, иначе человек лишается «детства золотого». Но взросление приходит неумолимо и превращает Деда Мороза в ряженого дядьку с оплаченными подарками. Уже в отроческом, или даже юношеском возрасте, мне стала очевидной бабушкина ревность, а еще позже понятна её причина. Впервые она поделилась со мной, как со взрослой лет в четырнадцать, хотя, наверное поспешила, или я была недоразвитая, но смысл происшествия постигла не сразу. Сосед – большой начальник Петр Иванович, был на службе, а его супруга – сдобная, изнеженная Людмила Иннокентьевна (за глаза – Людочка) попросила дедушку помочь открыть заклинившую раму. Его не было, со слов бабушки, подозрительно долго и она пошла к соседям. Из дальнейшего эмоционального словоизлияния я поняла, что преступление заключалось в созерцании соседкиного шикарного неглиже (пеньюара) вместо того, чтобы уйти от бесстыдницы, возлежащей в соблазнительной позе на диване, дед продолжал ковыряться с окном. Понятливая подруга разъяснила мне, что раз не уходил – значит, возжелал, изменник! Бабушка-то все экивоками изъяснялась. И уж совсем взрослой от мамы я узнала, что построив после войны дом, дед ушел к другой женщине, по причине внезапной страстной любви. Бабушка осталась с параличом на нервной почве и двумя маленькими детьми. Дед одумался, хотел вернуться, но куда там, гордость, ревность, обида за предательство не только не отпускали много лет, но и подняли на ноги эту железную женщину. Она согласилась впустить мужа только на свадьбу старшего сына, моего отца, и разрешила остаться. Они пережили вместе «любовь» родины к ним, деклассированным элементам, страшную войну, голод, дедову дизентерию, общую цингу, бабушкину «куриную слепоту», тяжелую стройку под ссуду! Я никогда не слышала упреков и ссор, но дедовское молчание в ответ на любую бабушкину «правоту» стало мне понятным только после «взросления» правдой. Однажды стареющая бабушка еще раз пожаловалась мне на деда, обвинив его в ругательствах, долго не соглашаясь сказать «страшное», очень обидное слово. Через несколько лет я все же допытала её, слово оказалось «падлюкой». Вообще, мне неинтересно было жаловаться на деда, я совершенно искренне не верила и не понимала что к чему. Кроме того, я всегда немедленно становилась на его защиту, как и он на мою. Я прощала ему не только прегрешения против бабушки, но и по отношению к себе. Раз в месяц проводил он генеральную уборку и тогда, «кто не спрятался, я не виноват». Все, что не там лежало, не являлось вещами их дома, безжалостно отправлялось в мусорку. Жертвами «генералки» стали две пары моих моднейших перчаток, на его же деньги купленных, регулярно забываемых надолго на полке в прихожей. Перчатки было жаль, но как только бабушка начала его распекать, я немедленно перевела все в шутку. На третью пару мне, разумеется, выдали.

Мой сдержанный, молчаливый дед скучал обо мне всегда, а я, подрастая, все реже успевала забегать в дедовский дом. Помню, как он приходил к нам и сидел на кухне с мамой за рюмочкой, говорил свой душевный, «купленный» разговор, потом мы провожали его до такси.

Львы болеют редко, но метко. В нашем прайде все случилось неожиданно и судьбоносно. Я лежала в больнице, были страшные боли и страшная болезнь. Однажды ночью очень уж расшумелись в коридоре и бессонная я, пошла посмотреть, что к чему. У деда был какой-то там постинсультный шок. Он пытался вскакивать, падал с кровати, ничего не соображал, меня не узнал. У меня тоже был шок. Я не могла поверить, что это с ним, что это он, но не кричала, тихонько плакала в туалете. За ним ухаживали сначала дядя, потом отец. Я пришла в родной дом, непривычно пахнущий болезнью, мучением, страхом. Мне сказали, что он никого не узнает, вывезли в коляске. Он узнал меня и заплакал. Я держала его за руку и слезы размывали родные черты, так и не утратившие благородной породы. День, когда он ушел, был страшным. Я думала, что самое жуткое уже пережила в день похорон бабушки, ошибалась. Отец ушел вниз, в дедовскую мастерскую и сидел там, тупо глядя на столярный инструмент. Кстати, в свое время папа там именно умер – судьба! Хуже всего стало на кладбище. Было ощущение, будто у меня отрезали всю нижнюю часть тела, невыносимо болело внутри. Не было больше ног, опоры, половины души. И еще – пустые отцовские глаза!

Он ушел, оставил меня без защиты и любви, дедушка с небесным именем Гурий, нарекший меня вдохновительницей, наделивший львиной породой, дедушка, который был младше меня на девять дней.

2015 г.

8-е Марта

Во времена моего детства 8-е марта не объявляли выходным, праздник был – Международный женский день (не советские народы об это не догадывались), а выходного не было. По всем городам и весям необъятной родины: в детских садах, школах, организациях, предприятиях – везде, строго соблюдался ритуал чествования. Особ женского пола всех возрастов мужская половина коллектива одаряла сувенирами, цветами, песнями к концу рабочего дня, вернее, к середине. Дальше, школьники шли по домам, трудящиеся к праздничному столу с коллегами. Потом, кто куда – одни домой к женам, другие «продолжать» в гостях.

Всю жизнь моя бабушка была домохозяйкой, совсем не советская профессия, да и праздника такого не было в её дореволюционном детстве. Каждый год дедушка, моложавый, красивый мужчина, в Женский день особенно тщательно наряжался, уходил на работу и возвращался в подпитии. Бабушка возмущалась. Она его очень ревновала, а тут, совершенно ясно, что наряжался для дам и оправданно весело проводил с ними время. Подарок ей, разумеется, преподносил, но присутствовать на служебном застолье супруге было нельзя. Однажды бабуля придумала вот что: «У них на работе праздник, а у меня дома». И 8-го марта пригласила неработающих подружек в гости. Набралось три с половиной человека: тетя Валя, тетя Надя, золовка Фаина и я.

Меня считали за половинку по росту и возрасту. Не помню, по какой причине в тот день я с удовольствием прогуливала школу. С детства отличаясь аполитичностью и презрением к формализму, я ненавидела процедуру официального поздравления в классе. Мальчики дарили девочкам, закупленные чьей-то мамой на собранные деньги, одинаковые подарки, читали нелепые стихи, учительница торжественно-именинным голосом несла разный вздор и все чувствовали себя участниками идиотской пьесы. 23-го февраля (День Советской Армии) все повторялось, только теперь одаривали девочки. Однажды наша «классная», славная, толстая математичка, решила изменить обряд, предложила каждому преподнести, что захочется, но одариваемого выбрали не по желанию, а по жребию (чтобы не обидно было). Дома я спросила папу, что подарить однокласснику (мальчика «вытянула» хорошего, он мне нравился). Отец ответил, не задумываясь, мол, дарить надо самое ценное, что бы сама хотела получить. Подарила – мое любимое роскошное издание арабских сказок. Одноклассницы и их родители, видно, имели другое мнение, обошлись расческами, мелкими сувенирами, короче, я выглядела полной дурой и парня засмущала (сразу зашептались о нашей симпатии). 8-го марта, помня мою историю, мальчишки не выделывались – подарили всем зеркальца и прочий сувенирный хлам. На следующий год учительница от своей затеи отказалась.

Тети пришли нарядные, принесли к столу свои кулинарные шедевры и наливочку. Выпили, закусили, поздравили друг друга. Поздравляли интересно, не то, что в школе. Это всё были женщины, пережившие войну, а бабушка и раскулачивание. Они поздравляли друг друга с тем, что выжили, что сберегли и вырастили детей, вспоминали, смеялись, плакали, пели. Потом бабушка взяла гитару, заиграла, стали плясать. Запели частушки: «Ах, проклятая война, что наделала она! Позабрала мужиков, не досталось женихов!.. Кому Федя, кому Вася, кому Коля Голышов… кому чо, кому ни чо, а кому через плечо!». Валя и Надя выражения в частушках пропускали, заменяли, а Фаину, как известную матершинницу, бабушка предупредила: «Смотри мне! Ребенок тут!». Файка терпела, как могла: «Оба-оба – зеленая ограда!», «Обана, да обана, вся деревня в елочку». Но где там! То и дело под бабушкино шиканье и общий хохот вырывалось: «Ох, елка стой и березка стой, первый раз вижу я мужика с мандой!». Запыхались, уселись за стол и запели свое, женское: «Что стоишь качаясь, тонкая рябина…», смахнули слезинки вдовые подружки. «Отчего такие песни невесёлые в праздник?» – раздалось от порога. Это дед пришел, с первыми весенними цветами, с подарком. Застолье изменилось. Сразу почувствовалось – мужчина рядом. Женщины преобразились, расцвели, защебетали. А он успевал за всеми ухаживать. Потом взял балалайку, кивнул жене: «Давай нашу!». И гитара подхватила перебором знакомую мелодию: «Степь да степь кругом…».

Дедушка проводил всех женщин. Две жили неподалеку, а Фаину посадил в автобус. Так закончился официальный праздник «8-е марта» для неорганизованных домохозяек.