Ольга Елизарович - Тихая сапа

• Название: Тихая сапа
• Автор: Ольга Елизарович
• Жанр: Русское современное
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-00071-327-3

Повесть является размышлением об остроте противостояния взрослых и детей в нашей стране и – как следствии этого противостояния – о детском хулиганстве. Будучи построена целиком и полностью на воспоминаниях, она охватывает события, происходившие в подмосковной школе и в жизни советского общества в 60-е годы прошлого века, – с пятого по десятый класс героини.

---

Ольга Елизарович Тихая сапа

© Ольга Елизарович, 2015

© ООО «Написано пером», 2015

Автор о повести «Тихая Сапа».

Главное содержание повести, как и всего моего творчества, – жизнь. Считаю, что самые захватывающие сюжеты, – это те, которые произошли на самом деле. Автору надо только отсечь ненужное и скомпоновать интересное. Поэтому очень важна степень художественности языка повествования. Он должен быть абсолютно литературным. К тому же считаю, что все события должны быть подлинными до малейших деталей, а также своих мыслей в то время и (по возможности) реплик персонажей.

Повесть «Тихая Сапа» описывает жизнь подмосковной школы. Несмотря на детскость темы, произведение отнюдь не предполагает детского читателя: язык не упрощён, проблематика не облегчена. Это – взрослое размышление на детскую тему. Произведения о детях в современной литературе являются преимущественно юмористическими, уважительно подтрунивающими над детскими проблемами. В данной повести ожидать этого не следует, хотя естественный юмор в ней присутствует в необходимом количестве.

Повесть была написана в виде заметок в конце 60-х, а скомпонована в 1976-8 году и представляет события 60-х годов, увиденные глазами ребёнка (школьницы). С течением времени вспоминались другие эпизоды и знаменательные высказывания, которые цепкая детская память хранила не разобранным архивом для будущего осмысления и утилизации, – они вносились в ткань повести по мере вспоминания.

Глава 1. Узурпаторы

Родители скрыли от меня, что теперь я буду учиться в школе для дураков.

Город, в котором маме посчастливилось получить квартиру, был новый, и рос он гораздо быстрее школ. А в 1964 году заселили чуть ли не целый квартал. Директора школ неистовствовали на партсобраниях в Гороно, со слезами доказывая свою полную несостоятельность перед растущей лавиной школьников, и однако, покорно смолкали, слыша в ответ опасную формулу – «партийное задание». Все школы города и так уже перешли на три смены, для некоторых параллелей уже разменяли литеру «Ж», а половодье грозило перекинуться и на следующие буквы алфавита. Количество учеников в классах угрожающе зашкаливало за списочный номер «сорок», и это уже становилось смертельно для учителя, вынужденного теперь проявлять всё хитроумие Али-Бабы. Наконец пришлось вспомнить про пресловутую Тринадцатую школу – для умственно отсталых детей. Решено было организовать там Филиал, растворив состав этой школы среди обыкновенных учеников.

Родители самоотверженно топтались в приёмных всех директоров близлежащих школ и везде встречали искреннее сочувствие и соболезнование. Но особенно ласково принимало всех городское ОНО, указывая единственный неиспользованный выход – школа номер Тринадцать. И родители с ужасом замолкали, понимая, что такой номер просто так не дают.

– Как-нибудь перекантуемся, – мудро улещивало ОНО, – а в будущем году сдадут новую школу на полторы тысячи мест. Так что неграмотными не останетесь.

Школьники шестидесятых годов были последним поколением, которое ещё училось писать вставными пёрышками, макая их в чернильницы-непроливашки. На уроках чистописания старательно выводились каллиграфические буквы с нажимом и волосяными линиями, а прописные – с завитушками в стиле рококо. Это было единственное поколение школьников, захватившее затем писание авторучками, которые ненадолго пришли на смену перьям, – в них поршнем закачивались чернила. Девочкам в те времена полагалось носить коричневое форменное платье с белым воротничком и манжетами. Поверх надевался чёрный (а на торжества – белый) фартук с романтическими оборками и крылышками на плечах – по образцу гимназисток XIX века. Мальчики успели поносить серые гимнастёрки с форменной пряжкой на ремне, а к ним – фуражку с кокардой – тоже как гимназисты. Советским же обязательным атрибутом школьной формы были октябрятские звёздочки с портретом младенца-Ильича – у первоклассников, затем красные пионерские галстуки – «частицы родного знамени», и у старших – комсомольские значки. Восседали же все эти «господа гимназисты» за настоящими партами – специальными столами исторической конструкции – для чтения и письма с прямой осанкой.

Все эти излишки «благородности» отмирали у меня на глазах, год от года интенсивнее преобразовывая «гимназистов» в многоуважаемых хулиганов или будущих административных роботов, проходящих отладку. Однако от особо «свинцовых мерзостей жизни» родители до сих пор ухитрялись меня отгораживать – пока не получили новой квартиры в новом заводском городе, где не хватало школ. И первого сентября, не подозревая подвоха, с обычной своей покорностью, коей требует от нас жизнь в обществе, я появилась с цветами в руке в красивом деревянном здании Тринадцатой школы, располагавшейся в старинной усадьбе. К счастью, мне не грозила унизительная беспомощность новичка, особенно мучительная в детском коллективе, ибо со мной была подмога – Галя Залётко из соседнего барака, тоже ученица пятого «В» класса – а это означало многое. Во-первых, можно было целиком занять подходящую парту, не опасаясь соседства нежелательного субъекта.

Мне сразу понравилась учительница – полная яркая блондинка с модной причёской «бабетта» (или, по-народному, «приходи ко мне в пещеру»), в красной кофте затейливой самовязки, она вызывала ощущение надёжности. Я уже знала со времён детского сада, что воспитатели – это сила прежде всего карательная, но ещё верила в возможность заступничества с их стороны, в чём чрезвычайно нуждалась по весьма прискорбной причине – я носила очки. То есть была причастна к одному из тягчайших детских преступлений того времени (другими являлись «жиртрест», «слабак» и «еврей»). Вероятно, ненависть к очкам исходила из высших инстанций, в связи с чем оправы производились особо уродливых форм и расцветок, а для удержания их на носу требовалась немалая сноровка и слегка запрокинутое положение лица. Прыгать в них почти не представлялось возможным.

Редина Нина Николаевна, мой новый классный руководитель, была молодая учительница математики, только этой весной окончившая вечерний пединститут и защитившая таким образом право перейти в среднюю школу вместе с бывшим своим четвёртым «В». Она являлась человеком самых активных жизненных позиций – иначе бы ей просто не справиться с боевой ролью советского учителя. Жизнь и профессия так отточили в ней пробивные способности, что её, конечно же, мало затронули бы нежелательные перемены в школе. Тем не менее, как «кандидату в члены партии» и как «молодому сознательному товарищу», ей пришлось вместе со своим сильно поразбавленным классом отправиться Первого сентября в злополучный Филиал – «школу для дураков».

Позволив пятиклассникам рассесться кто где хотел (временно, конечно) и самовластно возвышаясь у заваленного букетами учительского стола, Нина Николаевна наблюдала их манёвры сузившимися зелёными глазами, и её пухлые, ярко-алой помады губы чуть-чуть кривились брезгливой усмешкой. Впрочем, когда её взгляд падал не на узурпаторов, как она называла всех этих пришлых, а на родных учеников, её первенцев на педагогическом поприще, она мгновенно теплела, встречая их покорные обожающие глазки. Ах, как она была счастлива в своём маленьком королевстве эти четыре года! С каким мастерством превратила она застенчивых ушастых первоклассников в своих верноподданных. Их матери стали её приятельницами, особенно те, кто работал в магазинах и поликлинике; их отцы с восхищением внимали ей на родительских собраниях, наперебой предлагая помощь в обустройстве класса.

С предпоследней парты в первом ряду ласково блеснул ей синими глазами Данилка Марков – её особенный любимец, истинный ангел с кудрями цвета бледного золота – чем не Сергей Есенин!.. Ишь, стервец, как далеко забрался! Ничего, один денёк пусть попрячется от неё ради праздничка. Зато Валерик Пригорков, примерный мальчик с аккуратно пришитым к форменному пиджачку свежим воротничком, послушно сидит прямо перед ней за первой партой. Будущий медалист. А почему бы и нет? Мама у него зубная протезистка. Рядом с ним прилежно внимает ей председатель совета отряда Галя Мозговая (в этом году опять надо будет её выбрать), отличница, всегда в курсе всех тайных и явных событий в классе, молодец. Мама у неё работает в обувном магазине.

Нина Николаевна перевела взгляд на задние парты, и сердце в ней заныло. Целых шесть дебилов! Почти что взрослые. Одному из них аж восемнадцатый год! Но, кажется, ничего, тихони. Кроме вон того длинного белобрысого. Его фамилия Маньяков, она запомнила на перекличке. Такую фамилию и вкупе с такой физиономией трудно не запомнить. Ишь, упёрся ей в глаза наглыми белесыми зенками! Будущий уголовник, можно не обладать даром ясновидения. Но это мы ещё посмотрим, кто кого переглядит! Уж она-то умеет обращаться с этими волчьими выкормышами. Ноздри у ней затрепетали от предстоящего поединка.