Игорь Кравец - Российский конституционализм: проблемы становления, развития и осуществления

• Название: Российский конституционализм: проблемы становления, развития и осуществления
• Автор: Игорь Кравец
• Жанр: Юриспруденция
• Год: 2004
• ISBN: 5-94201-425-6

В книге рассматриваются проблемы становления и развития российского конституционализма как правового, исторического и политического явления. На основе сравнительно-правового и исторического анализа раскрываются функции конституции в контексте российских реалий политико-правового развития, эволюция сущности конституций на различных этапах развития Российского государства, проблемы правового регулирования и реализации принципов российского конституционализма.

Особое внимание уделяется понятию и способам конституционализации правового порядка в России, вопросам прямого действия конституции, формированию конституционно-правовой ответственности, теории и практике конституционных поправок. Судебный срез конституционализма проявляется в анализе правовой природы конституционной герменевтики, официального толкования Российской Конституции, осуществления судебного конституционного контроля и разрешения споров о компетенции.

Для юристов, политологов, студентов, аспирантов и преподавателей вузов, работников органов государственной власти и местного самоуправления, а также для широкой читательской аудитории.

---

Во-вторых, смысл Основных законов в реально действовавшей политико-правовой обстановке несколько отличался от первоначального замысла Сперанского. Поэтому их значение в истории государственного права необходимо рассматривать с учетом нереализованных возможностей плана государственного преобразования русского реформатора.

Термин «Основные государственные законы» был сохранен для наименования важнейшего правового акта Российской империи, завершившего государственную реформу 1905–1906 годов, в процессе которой были заложены юридические основы для преобразования абсолютизма в конституционную монархию.

Мнения исследователей разделились в отношении того, почему Основные государственные законы от 23 апреля 1906 года сохранили прежнее наименование. По мнению одних, этот акт не знаменовал собой нового периода в развитии российской государственности и являлся всего лишь новой редакцией старых Основных государственных законов 1892 года издания. В начале ХХ века такого взгляда придерживались консервативные монархисты, а значительно позже – ряд советских историков, отстаивавших позицию, что государственная реформа 1905–1906 годов и появившиеся вследствие ее государственные учреждения не внесли существенных изменений в форму правления в России. Парадоксальным образом позиции крайне правых монархистов и наследников левых радикалов (большевиков) – т. е. тех, кто стоял на противоположных политических флангах, – сходились в оценке значения Основных законов. По мнению других, старое название было сохранено, потому что царь и его окружение боялись слова «конституция».

В этих двух крайних позициях учет исторических обстоятельств принятия Основных законов проявляется только отчасти. Действительно, в новой редакции Основных законов было сохранено старое наименование. Но это было вызвано стремлением связаться с правовой традицией, заложенной великим Сперанским. Реформаторы начала ХХ века использовали тоже название основополагающего правового акта, которое традиционно применялось в русском государственном праве с начала XIX века. Сохранить прежнюю форму акта, но изменить его содержание, привнести в него конституционные элементы – такие цели преследовались в ходе обсуждения проекта Основных законов в Царском Селе[132]. Участники совещания, особенно граф С.Ю. Витте, граф Д.М. Сольский, Э.В. Фриш, князь А.Д. Оболенский, ясно отдавали себе отчет, что сохранить прежнюю редакцию Основных законов не представляется возможным после изданных правовых актов с октября 1905 года по апрель 1906 года. Понимание того, что необходимо издать не просто новую редакцию Основных законов, а принципиально новый акт конституционного характера, было определяющим. Поэтому Основные законы занимали своеобразное место среди других конституционных актов: они находились между российской традицией дореформенного государственного права и конституцией монархического государства с представительным правлением.

Для Основных государственных законов 23 апреля 1906 года были характерны следующие признаки.

1. Содержание Основных законов 23 апреля 1906 года по сравнению с изданием 1892 года было дополнено тремя новыми разделами. Во-первых, разделом, содержащим прерогативы монарха; во-вторых, разделом, регламентирующим права, свободы и обязанности российских подданных; в-третьих, разделом, закрепляющим правовое положение органа народного представительства. Такие разделы являлись характерными для конституций, сохранивших после революционных событий главой государства монарха, а их появление было вызвано необходимостью определить при переходе к конституционной форме правления правовые пределы единоличной власти монарха, круг прав и свобод подданных, а также место органа народного представительства в механизме государственной власти.

2. В отличие от прежней редакции это был самостоятельный правовой акт (впоследствии кодифицированный в Своде законов) с особым механизмом пересмотра. По сравнению с другими законами они могли быть пересмотрены только по почину государя «в Государственном Совете и Государственной Думе» (ст. 8 Основных законов). Тем самым законодательные палаты не наделялись инициативой по реализации учредительной власти, хотя могли принять участие в обсуждении и принятии законопроекта об изменении Основных законов, внесенного императором.

3. Как по форме, так и по содержанию Основные законы стали первой российской конституцией консервативного и монархического характера. Введенные в действие актом монарха, они являлись российским вариантом октроированной конституции, получившей широкое распространение в европейских, а затем и в азиатских государствах, где монарх занимал доминирующее положение в механизме государственной власти и провозглашался источником всех властей в государстве.

Нередко в историко-правовой литературе указывается на то, что Основные законы 1906 года невозможно считать конституцией, так как ни в них, ни в других актах реформы 1905–1906 годов не упоминались слова «конституция», «конституционный строй» или «конституционная монархия». Однако не само слово «конституция», а содержание правового акта, круг регулируемых им общественных отношений определяют появление в стране конституции. На это обращал внимание в своем лекционном курсе «Государственное право (Общее и русское)» в начале ХХ века философ и социолог права Б.А. Кистяковский, отмечая, что «отсутствие слова “конституция” не означает еще, что у нас нет конституции»[133].

Действительно, в конституционной истории и в действующем конституционном праве отдельных государств встречаются правовые акты, несомненно, конституционного характера, которые в своем наименовании не содержат слова «конституция». Одной из старейших в Европе была некодифицированная конституция Швеции, состоявшая из четырех актов, главным из которых была Форма правления 1809 года. Например, во Франции монархия периода Реставрации была основана на октроированной Хартии 1814 года, положившей начало типу дарованных конституций, а Июльская монархия нашла юридическое оформление в договорной Хартии 1830 года. Эти акты являются составной частью истории конституционного права Франции. Конституцией объединенного Итальянского государства в XIX веке стал Альбертинский Статут 1848 года. В Австро-Венгерской империи действовал Основной закон об имперском представительстве 1867 года.

Таким образом, характер содержания и специфика юридической силы Основных законов 1906 года, порядок их пересмотра свидетельствуют, что с юридической точки зрения они сопоставимы с конституциями европейских государств преимущественно раннего этапа их конституционного развития. У российских Основных законов было много общего с французской Хартией 1814 г., конституциями германских государств первой четверти XIX в., Конституцией Японии 1889 г. В России с глубокой исторической традицией монархической власти появление такой конституции не было случайным, она оказывалась не только возможной, но и желательной с точки зрения реформаторов в перспективе эволюционного развития конституционного строя.

Совершенствование системы конституционализма могло происходить в рамках монархической формы правления с развитием в сторону парламентарной монархии, когда прерогативы монарха постепенно упразднялись или переходили в фактическое пользование главе правительству, или республиканской формы правления – при модификации поста главы государства и создании выборного института президента. В условиях длительной традиции существования монархической власти в России система монархического конституционализма оказывалась единственно возможной в перспективе эволюционного развития конституционного строя. Однако после февраля 1917 года возобладала революционная линия развития российской государственности. Как отмечает И.М. Степанов, «монархический принцип не устоял», «верх взял либерально-демократический»[134], и 1 сентября 1917 года Россия была объявлена республикой. Следовательно, борьба с абсолютизмом в российских условиях приняла форму борьбы не столько за ограничение монархической власти, сколько за упразднение вообще института монархии. Этот процесс завершила Февральская революция.

Октябрьская революция привела к власти партию большевиков, которая стала проводить в жизнь концепцию революционного права. Новый взгляд на право заключался в том, что право может выполнять революционную роль. Советское право (или, как говорил П. Стучка, «наше право») сначала проводило разрушительную работу, ликвидируя государственно-правовые институты Российской империи, правовую традицию и нормы дореволюционной эпохи. Преследовалась цель разрушить все компоненты «юридического мировоззрения», свойственного буржуазному обществу, чтобы очистить историю и начать «с белого листа» строить новое государство, общество, право. Однако по мере советского строительства право сделалось в известной мере «охранительным», ибо оно отстаивало революционные достижения от претензий контрреволюционных классов. Концепция революционного права была распространена и на конституционно-правовую сферу. Конституционному праву придавалась роль важного инструмента в борьбе с политическими и классовыми оппонентами. Не случайно П. Стучка назвал первую советскую Конституцию РСФСР 1918 года «конституцией гражданской войны»[135].