Самуил Лурье - Книги нашего детства

• Название: Книги нашего детства
• Автор: Самуил Лурье
• Жанр: Языкознание
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-89059-105-0

Книгу выдающегося отечественного литературоведа Мирона Семеновича Петровского составили историко-литературные новеллы о судьбах классических произведений советской детской литературы, авторы которых – Александр Волков, Владимир Маяковский, Самуил Маршак, Алексей Толстой, Корней Чуковский. В книге восстановлены купюры, сделанные цензурой при первом издании книги – в 1986 году.

---

Мирон Петровский Книги нашего детства

© М. С. Петровский, 2008

© С. А. Лурье, послесловие, 2008

© ИП Князев

* * *

Несколько предуведомительных слов

Уголь отдает тепло, сгорая, – книга выделяет тепло, когда ее читают. Чтение – процесс культурно-энергетический, и культуру правильно сравнивают с надышанным теплом – заботливо сохраненным жаром человеческого дыхания.

Я посвятил свою работу книгам нашего детства, так как в «гутенбергову эпоху» легче, кажется, сыскать пресловутого снежного человека, нежели человека, чья жизнь никак не связана с книгой. Несмотря на вторжение новейших информационных систем, чтение остается одним из самых заметных, самых влиятельных обстоятельств нашего социального и культурного бытия. Если бы я был беллетристом и сочинял роман из современной жизни, то, по справедливости, должен был бы изобразить своих героев читающими, а круг чтения сделать существенной характеристикой персонажей. Вот почему «Книги нашего детства».

Книга, как я пытаюсь ее осмыслить и описать, предстает в триедином облике. Во-первых, она – накопитель культурных традиций, полученных из прошлого. Во-вторых, она – воплощение нынешнего дня с его заботами, представлениями, ценностями – и воплощение личности автора, тоже не абстрактной величины, тоже человека не без роду-племени. В-третьих, книга – письмо в грядущее, свидетельствующее о настоящем, стремительно уходящем в прошлое. Связь времен пресеклась бы – не фигурально, а в самом прямом и жестоком смысле, – если бы соединяющая времена цепь не состояла из таких поразительных звеньев.

Я назвал свою работу «Книги нашего детства», так как речь здесь пойдет о детских книгах – сказках. Сказка – вымысел, то есть «ложь», хотя в ней, возможно, имеется некий «намек – добрым молодцам урок». Нужно ли объяснять, сколько правды в этой заведомой – по определению – лжи? Как мало, в сущности, могут добавить остальные книги к простому факту, отображенному в сказках: добро – обаятельно, самоценно и противостоит омерзительному злу!

Детские впечатления от сказки закрепляются в нашем сознании на всю жизнь, и как жалко, что мы уже не различаем в слове «впечатления» его корневую «печать», «впечатанностъ». Сказка впечатана в нас навсегда – крупным шрифтом наших детских книг. Может ли человек, задумывающийся над судьбами культуры, быть равнодушным к сказкам?

В первоначальные времена человечества ребенок вводился в социальные и культурные структуры тогдашнего общества через миф. Рожденный матерью как биологическое существо, он становился существом общественным, приобщившись к мифу. Миф давал ему чувственно воспринимаемую картину мира, выработанную совместными усилиями предшествующих поколений, и основные правила поведения, обеспечивающие целостность и существование рода.

Эту социально-культурную роль в современной жизни выполняет детская сказка. Вобравшая в себя обломки, осколки и целые конструкции мифа древности, обогатившаяся многовековым опытом развития (сначала – фольклорного, затем – литературного), сказка в чтении нынешних детей стала чем-то вроде «возрастного мифа» – передатчиком исходных норм и установлений национальной культуры. Сказка превращает дитя семьи – этого папы и этой мамы – в дитя культуры, дитя народа, дитя человечества. В «человека социального», по современной терминологии. Тем самым роль детской книжки далеко выходит за пределы собственно детской литературы и чтения.

Читательские интересы взрослых людей основательно специализированы и индивидуализированы, разбросаны по социальным, профессиональным, психологическим, вкусовым – и мало ли еще каким рубрикам. Но детская литература этих рубрик знать не знает, в детстве все читают (или даже еще только слушают) одни и те же тонкие книжки с картинками. У множества взрослых (пускай и начитанных) может не оказаться ни одного общего, знакомого всем текста, кроме сказок, усвоенных в детстве. Тогда эти книжки становятся единственным общенациональным текстом. Страшно вымолвить – главным текстом культуры. Происходящая в современном литературном и окололитературном обиходе непрерывная «повторная мифологизация» сказок (например, сказок Корнея Чуковского и Алексея Толстого) подтверждает их принадлежность к общенациональному культурному фундаменту.

Я назвал свое сочинение «Книги нашего детства», имея в виду прежде всего поколение моих соотечественников, родившихся в начале предвоенного десятилетия в 1930-е годы, поколение, к которому принадлежит и автор. Так что будут правы те читатели, которые догадаются о лирической основе этих историко-литературных очерков.

Корней Чуковский «Приключения Крокодила Крокодиловича» Крокодил в Петрограде

Труден и преисполнен событий был год тысяча девятьсот девятнадцатый, от революции же – второй. До детских ли книжек было ему, содрогавшемуся от бурь и тревог! И все же выход этой книжки не затерялся среди громадных событий года. Так на монументальном «Ночном дозоре» Рембрандта не теряется – напротив, собирает на себе весь тревожный свет, заливающий полотно, – крохотная фигурка ребенка, окруженная толпой воинственных мужчин в стальных латах, с мечами и алебардами…

В 1919 году издательство Петросовета (в Смольном) выпустило «поэму для маленьких детей» Корнея Чуковского «Приключения Крокодила Крокодиловича» с рисунками художника Ре-Ми (Н. В. Ремизова). Книжка, изданная альбомным форматом, и сейчас поражает сочетанием изысканности – и демократизма, оформительской щедрости – и вкуса, озорной раскованности – и почти математического расчета, причудливости сказочных образов – и непонятно откуда возникающего, но выпуклого и достоверного образа времени. Тем более она поражала современников той аскетической, затянувшей военный ремень эпохи – «рваное пальтишко, австрийское ружье», – когда «пошли наши ребята в красной гвардии служить», как сказано в «Двенадцати» Александра Блока, этом «Ночном дозоре» русской революции. Книжка должна была казаться залетной птицей из иных времен. Каких? Прошлых? Будущих?

Полное значение этой книжки станет ясным лишь в исторической ретроспективе – потом, когда, оглядываясь назад, станут искать и находить истоки новой культуры, попытаются восстановить связь времен. Тогда Юрий Тынянов – выдающийся ученый с острейшим чувством истории – напишет:

«Я отчетливо помню перемену, смену, произошедшую в детской литературе, переворот в ней. Лилипутская поэзия с однообразными прогулками героев, с их упорядоченными играми, с рассказом о них в правильных хореях и ямбах вдруг была сменена. Появилась детская поэзия, и это было настоящим событием.

Быстрый стих, смена метров, врывающаяся песня, припев – таковы были новые звуки. Это появился „Крокодил“ Корнея Чуковского, возбудив глум, интерес, удивление, как то бывает при новом явлении литературы.

…Сказка Чуковского начисто отменила предшествующую немощную и неподвижную сказку леденцов-сосулек, ватного снега, цветов на слабых ножках. Детская поэзия открылась. Был найден путь для дальнейшего развития»[1].

Смена, перемена, переворот, настоящее событие, новое явление, путь для дальнейшего… Такие слова не часто сходили с чуждого сентиментальности пера Юрия Тынянова. И без того немалая, цена тыняновских определений резко возрастет, если учесть, что столь авторитетно-категорическую оценку «Крокодил» получал из ученых кругов впервые. Зато в читательских восторгах недостатка не было. Поразительный, неслыханный читательский успех «Крокодила» отмечали все – одни с удовлетворением, другие с недоумением и растерянностью, третьи с нескрываемым раздражением.

А. М. Калмыкова, опытный педагог, издавна связанный с социал-демократическим движением, радостно приветствовала «замечательную „поэму для маленьких детей“ К. Чуковского… разошедшуюся по России в огромном количестве экземпляров… пользующуюся небывалой популярностью среди детей, которые, невзирая на недовольство некоторых педагогов и родителей, захлебываясь, декламируют ее наизусть во всех уголках нашей обширной родины»[2].

Про «все уголки нашей обширной родины» здесь сказано не для красного словца: вскоре «Крокодил» был переиздан большим тиражом в Новониколаевске (теперь – Новосибирск). Сибирский «Крокодил», воспроизводивший издание Петросовета, разошелся мгновенно. В местной прессе появился отклик (ускользнувший от внимания нынешних историков литературы и книговедов), в котором вновь отмечался фантастический успех книги у детской аудитории:

«Прелестная, настоящая „детская поэма“… „Доблестный“ Ваня Васильчиков – это властитель дум, это герой современной городской детворы. Автору настоящих строк приходилось многократно читать вслух „Крокодила“ аудитории маленьких людишек, и каждый раз это чтение сопровождалось таким восторгом слушателей, что было жаль расставаться с этой симпатичной книгой. Надо еще добавить, что книга иллюстрирована таким талантливым художником, как Ре-Ми. Его рисунки, всегда удачные и остроумные, делают эту книгу еще более ценной, еще более привлекательной…»[3]