Эжен Сю - Вечный жид

• Название: Вечный жид
• Автор: Эжен Сю
• Жанр: Проза
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-00064-677-9

Вечный жид (Агасфер) – герой средневековой легенды, еврей-скиталец, осужденный Богом на вечное существование и странствование за то, что не дал Христу, изнемогавшему под тяжестью креста, отдохнуть на пути к месту распятия. В одноименном романе французского писателя Эжена Сю (1804–1857) Агасфер – таинственный благодетель, который прошел огромный путь, чтобы понять: отказывая в помощи слабому, отталкивая ущербного, человек обрекает на вечные муки не только себя, но и весь свой род.

Автор «Вечного жида» создает особый тип авантюрного романа, в котором сочетаются различные жанры: фантастика, исторический роман, мелодрама. Произведение наполнено эффектными сценами: укрощение зверей, арест главарей секты душителей, убийство пантеры в театре. Но главное в книге – извечная тема борьба чести и совести со злобой и бесчеловечностью. Впервые роман «Вечный жид» публикуется полностью в одном томе. Роман увлекает читателей драматичностью изложения сюжета, фантастичностью и сложностью интриги, разнообразием сплетения судеб действующих лиц.

---

Джальму нельзя было перенести наверх: слишком опасна была его рана, и ему предоставили комнату на первом этаже. В минуту кораблекрушения несчастная мать вручила принцу своего ребенка. Тщетно стараясь вырвать малютку из неминуемой смерти, Джальма не смог бороться с волнами и чуть было не разбился об утесы, на которые его выбросило море.

Феринджи, успевший убедить принца в своей преданности, остался наблюдать за больным.

Габриель, сказав Джальме несколько слов утешения, поднялся к себе в комнату и, ожидая приказаний Родена по поводу отъезда через два часа, не ложился в приготовленную постель. Он слегка задремал в кресле с высокой спинкой, стоявшем у пылающего камина.

Эта комната помещалась рядом с комнатами девушек и Дагобера.

Угрюм, вероятно решивший, что в таком хорошем замке совершенно излишне караулить Розу и Бланш, улегся у камина, рядом с креслом миссионера. Он отдыхал, растянувшись перед огнем после перенесенных опасностей на суше и на море. Мы не станем утверждать, что он был по-прежнему верен воспоминанию о своем друге, бедном Весельчаке, если не принимать за доказательство верности того, что он яростно бросался на всех лошадей белой масти, чего прежде за ним никогда не водилось.

Вдруг дверь в комнату Габриеля тихонько отворилась, и робко вошли молодые девушки. Они поспали и отдохнули, а затем, проснувшись, решили одеться и идти спросить кого-нибудь о здоровье Дагобера, рана которого внушала им беспокойство, несмотря на то, что мадам Дюпон передала им заключение врача, не нашедшего в ней и вообще в состоянии здоровья Дагобера ничего опасного.

Высокая спинка старинного кресла скрывала от них того, кто спал в этом кресле, но, видя, что у ног спящего лежит Угрюм, сестры не сомневались, что они нашли как раз самого Дагобера. Девушки на цыпочках подошли к креслу.

Но при виде спящего Габриеля они страшно изумились и не смели сделать ни шагу ни вперед, ни назад из страха его разбудить. Длинные волосы миссионера высохли и вились крупными белокурыми локонами по плечам. Бледность прекрасного чела еще сильнее выступала на темно-красном шелке обивки. Казалось, что Габриеля мучит тяжелое сновидение или привычка скрывать свое горе невольно изменила ему под влиянием сна. Несмотря на выражение глубокой тоски, лицо его было по-прежнему ангельски прекрасно и кротко; оно было невыразимо прекрасно… а что может быть трогательнее страдающей доброты?

Молодые девушки опустили глаза. Они покраснели и обменялись тревожным взглядом, указывая на спящего юношу.

– Он спит, сестра, – тихо прошептала Роза.

– Тем лучше, – также тихо ответила Бланш, – мы можем им дольше любоваться!

– Идя сюда с моря, мы не смели и посмотреть на него!

– Мне кажется, что это он являлся нам в наших сновидениях…

– Обещая покровительствовать нам…

– И на этот раз он не обманул нас…

– Но теперь мы по крайней мере можем его видеть.

– Не то что в Лейпцигской тюрьме, где было так темно.

– Он снова спас нас сегодня!

– Без него мы бы погибли!

– Однако помнишь, сестра, в наших сновидениях его окружало сияние?

– Да… оно нас почти ослепляло!

– Кроме того, он не казался таким печальным.

– Но тогда он приходил к нам с неба… а теперь он на земле.

– Сестра… что значит этот шрам? Видела ты его раньше?

– О нет!.. мы не могли бы его не заметить.

– А руки… Смотри, как они изранены.

– Но если он ранен… значит, он не архангел?

– Почему бы нет? Он мог получить раны, защищая или спасая кого-нибудь.

– Ты права… Было бы хуже, если б он не подвергся опасностям, делая добро…

– Как жаль, что он не открывает глаз…

– У него такой добрый, нежный взгляд!

– Отчего он ничего не сказал о нашей матери, пока мы шли сюда?

– Мы были с ним не одни… он не хотел…

– Теперь мы одни…

– А что, если мы его попросим рассказать нам о ней?

Сестры переглянулись с трогательным простодушием; щеки их пылали ярким румянцем, девственные груди трепетали под черным платьем.

– Ты права… попросим его.

– Господи, сестрица, как бьются наши сердца! – заметила Бланш, не сомневаясь, что ее сестра чувствовала то же, что и она. – И как приятно это волнение! Как будто нас ждет большая радость!

И сироты, приблизясь к креслу на цыпочках, опустились на колени по обеим его сторонам. Они набожно сложили руки, как на молитву. Картина была очаровательна. Подняв свои милые лица к Габриелю, девушки произнесли тихим, тихим голосом, который был так же свеж и нежен, как и их пятнадцатилетние лица:

– Габриель! Поговори с нами о нашей матери!..

При этих словах Габриель сделал легкое движение и полуоткрыл глаза. Прежде чем окончательно проснуться, молодой миссионер в полусне заметил прелестное видение и, не отдавая себе в нем отчета, любовался молодыми девушками.

– Кто меня зовет? – спросил он, наконец проснувшись совсем и подняв голову.

– Мы!

– Роза и Бланш!

Пришла очередь покраснеть и Габриелю. Он узнал спасенных им девушек.

– Встаньте, сестры мои, – сказал он наконец, – на коленях стоят только перед Богом…

Сироты повиновались и встали, держа друг друга за руки.

– Вы, значит, знаете мое имя? – спросил Габриель, улыбаясь.

– О! мы его не забыли!

– Кто же вам его сказал?

– Вы…

– Я?..

– Когда вы приходили к нам от нашей матери…

– Сказать нам, что она вас к нам послала и что вы всегда будете заботиться о нас!

– Я?! – удивился миссионер, ничего не понимая в этих речах. – Вы ошибаетесь… Сегодня я увидел вас впервые…

– А в наших сновидениях?

– Да, вспомните, во сне?

– В Германии… три месяца тому назад… Посмотрите на нас хорошенько!

Габриель не мог сдержать улыбки при наивной просьбе девушек вспомнить сон, который видели они. Все более и более изумляясь, он спросил:

– В ваших снах?

– Ну, конечно… и вы нам давали такие хорошие советы…

– Так что и потом, в тюрьме… когда мы так горевали… ваши слова служили нам утешением и поддержкой.

– Разве не вы вывели нас из тюрьмы в Лейпциге… в ту темную ночь, когда не было видно ни зги?

– Я?!

– Кто же другой пришел бы помочь нам и нашему старому другу?

– Мы ему говорили, что вы будете любить и его за то, что он нас любит… а он не хотел сперва верить ангелам!

– Так что сегодня во время бури мы почти что нисколько не боялись…

– Мы ждали вас.

– Да… сегодня Бог действительно помог мне спасти вас. Но я возвращался из Америки и в Лейпциге не был никогда… значит, и из тюрьмы вывел вас не я… Скажите мне, сестры, – прибавил он, улыбаясь, – за кого вы меня принимаете?

– За доброго ангела, которого мы видели еще раньше в снах… и которого прислала к нам наша мать заботиться о нас!

– Дорогие сестры!.. я только бедный священник… Случайно я оказался похож на ангела, которого вы видели во сне… и видеть которого вы только во сне и могли, так как ангелы для нас невидимы!

– Как? ангелов нельзя видеть? – спросили сироты, переглядываясь с грустью.

– Это ничего, мои милые сестры! – сказал Габриель, ласково взяв их за руки. – Сны, как и все другое, посылает нам Бог… а раз тут замешана и ваша мать, то вы вдвойне должны благословлять свое сновидение.

В эту минуту открылась дверь, и в комнату вошел Дагобер.

До сих пор сироты в своей наивной гордости, что о них заботится архангел, совершенно забыли, что у жены Дагобера был приемный сын, которого звали Габриелем и который был священником и миссионером.

Как ни спорил солдат, что его рана не стоит внимания, что это просто-напросто белая рана, деревенский хирург ее перевязал и надел черную повязку, которая скрывала большую часть лба, придавая физиономии Дагобера еще более суровый вид, чем обыкновенно. Войдя в залу, он изумился, видя, что какой-то незнакомец фамильярно держит девушек за руки. Изумление солдата было вполне понятно. Он не подозревал, что миссионер спас жизнь сестер и пытался спасти его самого.

Среди бури и волн у Дагобера, цеплявшегося за скалу, не было возможности разглядеть, кто помог девушкам и пытался помочь ему взобраться на утес. Придя в замок и увидав Розу и Бланш, он от усталости, волнения и от раны потерял сознание и не успел заметить миссионера.

Ветеран начал уже хмурить свои густые седые брови под черной повязкой при виде такого фамильярного обращения, но девушки, заметив своего друга, с чисто дочерней любовью бросились в его объятия. Но как он ни был тронут, он все-таки искоса поглядывал на Габриеля, который стоял так, что он не мог хорошо разглядеть его лица.

– Ну, как твоя рана? – спросила Роза. – Нам сказали, что опасного ничего нет.

– Тебе еще больно? – прибавила Бланш.

– Да нет, деточки… Только этот деревенский лекарь обмотал меня всеми этими тряпками… право, если бы моя голова была изрублена саблей, больше бы перевязывать ее не пришлось! Меня приняли за неженку, а между тем это просто белая рана, и мне очень хочется… – и солдат тронул рукой голову.