Александр Жданов - Пятый постулат

• Название: Пятый постулат
• Автор: Александр Жданов
• Жанр: Короткие истории

В этой книге многие действительные события перемешаны с вымышленными, переставлены во времени. То же и с персонажами – даже если у них и есть реальные прототипы, то они вступают во взаимоотношения с полностью вымышленными.

---

Пятый постулат рассказы и повесть Александр Жданов

© Александр Жданов, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Барабанит дождь по крыше

Странно она называла его в минуты нежности и особенного расположения: «Дождичек мой». Первый раз он удивился, потом раздражался, но вида не показывал, а со временем привык, и это уже нравилось. Он даже огорчался, если не слышал долго «Дождичек». А однажды сказал, что он будет называть её Тучкой. Если он дождик, то она тучка. Она засмеялась и утопила его лицо в своих волосах.

Всё это было давно. И он, конечно, давно уже был Леонидом Михайловичем, но представлялся сейчас лишь по имени – Леонид. Объяснял это тем, что ему нравится новомодная западная тенденция – так, мол, демократичнее. И вообще: люди хотят иметь дело с ним, и никому не интересно имя его отца. А ведь боялся он надвигающейся старости. Хотя какой это старик в шестьдесят-то лет! Но друзья недоумевали, глядя, как он молодится. Одеваться старался модно, отрастил волосы, стянул их на затылке резинкой – седой хвост прыгал на спине по рыжей замшевой куртке. Правда, серьгу в ухо нацепить не решился.

Сейчас он был дважды свободен. Во-первых, сделался пенсионером. Работать после выхода на пенсию не стал ни дня. На работе день рождения соединил с «отвальной» – и на следующий день на работу не вышел. Средств хватало, чтобы не соединять заслуженный отдых с вынужденной работой. Во-вторых, два года как он был свободен лично – развёлся с женой.

И тогда он вспомнил о ней – о случайно встреченной в Москве много лет назад женщине. Вспомнил её милую присказку:

Барабанит дождь по крыше,

Барабанит дождь по крыше,

Только мы его не слышим —

Мы не слышим ничего.

Она часто повторяла её, когда шёл дождь. И тогда глаза её становились печальными. Дождь вообще менял её настроение. Она то радовалась, смеялась, смело подставляла дождю лицо. А то затихала, забиралась в кресло с ногами и бормотала: «Барабанит дождь по крыше, барабанит дождь по крыше…». И грустно становилось обоим.

Номер её телефона он нашел в старых записных книжках быстро, набрал, хотя не был уверен, что номер не стал другим.

– Я слушаю, – её голос не изменился. Он сразу узнал эту хрипотцу.

Он молчал.

– Говорите, я слушаю.

– Барабанит дождь по крыше, барабанит дождь по крыше, – очень тихо сказал он.

– Ты?

Говорили сумбурно, сбивались, хотели всё сообщить сразу. Она почти одинока, муж давно умер, а дети живут своей жизнью. И договорились о встрече.

Можно было полететь самолётом, но ему захотелось размеренности и постепенности. Он поехал в дорогом спальном вагоне.

– Почему ты называешь меня дождичком? – спросил он однажды.

– А как ещё?! Свалился на меня, как ливень! Неужели ты не помнишь? Не помнишь, как мы познакомились?

Он помнил всё. Он и сейчас, покачиваясь в вагоне, помнил всё. Летний московский дождь, как водится, рухнул внезапно, встал стеной, зашумел. Загудели, запели водосточные трубы. А люди со смехом побежали искать укрытие. Случившиеся рядом немецкие туристы спешно доставали из сумок запасливо приготовленные зонты, говорили меж собой (как выяснилось потом, оба они владели немецким): «Странные эти русские – такой дождь, они совсем промокли, а смеются». А им, и правда, было смешно. Она поступила так, как поступила бы любая женщина, – сняла белые босоножки и побежала по лужам, по потокам пузырящейся воды босиком. Мимо проносились такие же босоногие женщины, некоторые пытались прикрыться, как зонтами, сумочками.

Они оказались рядом. Поблизости ни подъезда, ни магазина, ни станции метро. Юркнули в телефонную будку – два незнакомых человека. Мужчина и женщина. Они стояли близко друг от друга, мокрые, возбуждённые бегом и самим событием. Сначала весело смеялись. Вспомнили недоумевающих немцев, перебросились фразами о московском дожде – «всегда так, внезапно!». Понемногу смех сменился разговорами о всяких пустяках. А он не мог оторвать от неё взгляда. Мокрое платье облепило всю её ладную фигуру, а волосы пахли дождём и летом. Он осторожно и нежно обнял её за плечи и поцеловал эти мокрые волосы.

– Порядочный мужчина сначала хотя бы познакомился, – тихо и очень спокойно сказала она.

– Так познакомимся сейчас…

Он проводил её до гостиницы. А утром, очень рано, уже сидел в фойе с букетом цветов. Он не знал, ни в каком номере она остановилась, ни её фамилии – только имя. Он сидел на диванчике в фойе и надеялся на удачу. И вдруг увидел: она спускалась по лестнице. На ней были джинсы и нежная кофточка (вчерашнее платье, очевидно, сохло на полотенцесушителе). Она улыбнулась и, кажется, обрадовалась встрече. Погуляли по Москве. Он водил её по любимым со студенческих лет местам, отвез в Зюзинский лес. Именно лесом называли они в студенчестве лесопарк в Зюзино. Он ездил туда с однокурсниками. От общаги отправлялся троллейбус, и на конечной остановке они выходили. Сейчас лес изменился – стал по-настоящему парком, облагороженным, с тропинками и прочими признаками цивилизации, но исчезла поэзия. Тогда же это был почти лес. В тот же день они были у него на даче. Приобрел её недавно, соседей ещё не знал (это облегчало конспирацию), сама дача была не обустроена, но им было хорошо. Впервые от близости с мужчиной она задохнулась, провалилась в бездну и взлетела. И не было до сих пор более счастливых дней, чем три дня до её отъезда.

Вагон мерно покачивался, в такт позвякивал стакан в подстаканнике. На оконное стекло легли наискосок полоски дождя. Он вспомнил её присказку:

Барабанит дождь по крыше,

Барабанит дождь по крыше,

Только мы его не слышим —

Мы не слышим ничего.

За стуком колес действительно не было слышно дождя. А он вспоминал такой же дождливый вечер. Это было под Питером. При каждом удобном случае он мотался туда из Москвы. Они уезжали на дачу (опять на дачу!) к друзьям. Громко сказано: дача! Так, вагончик в лесу. Тогда они целый день не выходили из него. Дождь барабанил неистово. Неистовы были и они.

Отдышавшись, она запрокинула за голову руки и смотрела на потолок – дождь настойчиво стучал.

– Интересно, а он сможет пробить крышу? – сказала она. – Вот пробьет и прольется на меня, как Зевс на Данаю.

– Тебе уже нужен Зевс? Тебе не достаточно своего Дождика? – спросил он, склоняясь над ней и целуя в грудь.

– Я не о том, – она села на кровати, подтянула ноги к подбородку и обхватила их руками. – Я о том, что мы оба изменники. Мы оба изменяем. Ты – жене, я – мужу. И находим в этой измене счастье.

Он тоже говорил серьёзно:

– Это еще вопрос, когда мы изменяем. Сейчас, когда мы вместе и счастливы, или когда возвращаемся. Ты к мужу, я к жене. Мы изменяем своей любви. Мы должны это исправить.

– Боюсь, я пока не готова. И поэтому нам лучше не встречаться…

Больше двадцати лет прошло. И вот он нашёл номер её телефона. И позвонил. Они договорились о встрече, и он едет.

Состав подходил к перрону. Пассажиры засобирались к выходу, а он всё ещё сидел на своём месте. И только глядел в окно. Он хотел увидеть её отсюда, чтобы не искать там, на перроне, чтобы подойти сразу. И увидел. Она всматривалась в лица выходивших из вагона людей. На шее у нее был тот самый жёлтый шарф, с которым они когда-то дурачились. Но как же она изменилась! Она располнела, пепельные волосы потускнели. Только сейчас он понял, что на самом деле прошло двадцать пять лет, только сейчас он увидел её возраст. А он-то ехал к той, что осталась в его памяти, чей образ не покидал его всю дорогу. Он увидел её – и испугался. Испугался, что приехал не к той, что не встрепенётся в сердце прежнее сильное чувство. А, может, просто не захотел связываться с не совсем молодой, не обласканной жизнью женщиной. Он отчётливо видел, насколько она немолода. Это ведь только когда проживёшь с человеком много лет, видишь его таким, каким он был при первой встрече.

Он не вышел на перрон, а пошел через вагоны и тамбуры в хвост состава. В последнем вагоне проводница уже собиралась закрывать двери, и он, отодвинув её, соскочил со ступенек. Не оглядываясь, он вышел к стоянке такси и поехал в аэропорт. Билет на удивление купил сразу и пошёл в туалет. Там он долго умывался. А потом посмотрел в зеркало. И видел там постаревшего человека с горькими морщинами на щеках, с нелепо собранными в пучок на затылке седыми волосами. И холодным, почти стеклянным взглядом.

А небо над аэропортом было чистым и ясным. Дождя не предвиделось.

Ночные полёты

I

…А по ночам Петрович летал. Как это у него получалось, он не знал. Но взмывал над фонарями, деревьями, крышами домов и летел по ночному небу. Удобнее всего было летать на доске. На неё можно было сесть, а можно – лечь грудью. Потянешь за край доски на себя и взлетаешь, набираешь высоту. Надавишь вниз – и пошёл на снижение. Очень удобно, чтобы не врезаться в какую высокую трубу или дерево. Высоту набирал Петрович хорошую – иногда дух захватывало. Ни на каком самолёте не испытаешь такое. Правда, взлетать приходилось с разбега и опускаться на землю, что тоже не очень удобно и приятно. Вот если бы был в квартире Петровича балкон, тогда другое дело. Тогда можно было бы взобраться на перила, пристроить под собой доску, а то и вовсе без доски спрыгнуть – и тут же взлететь. И прибалкониться было бы интереснее. «Нет, неправильно люди балконы используют», – рассуждал Петрович. Вот у соседа балкон – и что? Выйдет вечером, облокотится о перила и курит. Докурит до самого фильтра – и щелчком сбросит окурок вниз. Окурок, описывая дугу, летит и светится красноватой звёздочкой. Нет, некрасивая звёздочка. Вот Петрович видел настоящие – яркие, крупные. Они мерцали, словно подмигивали ему, пролетавшему под ними.