Виктор Шляхин - Тщеславные мечты (сборник)

• Название: Тщеславные мечты (сборник)
• Автор: Виктор Шляхин
• Жанр: Поэзия

Иногда мои эмоции – это только композиция тени и цвета на рисовальном листе. А иногда я венчаю поэзию с мелодией гитарных струн. В конце концов, стихи – это тоже картина, нарисованная словами, музыка, записанная словами.

В книгу вошли большинство прозаических и стихотворных произведений, написанных в 1990—2015 годах.

---

Тщеславные мечты проза и поэзия Виктор Шляхин

© Виктор Шляхин, 2015

© Виктор Геннадьевич Шляхин, иллюстрации, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Проза

Эвтаназия

За собственным криком он уже не различал другие звуки. Инъекция, кратковременное забытие, прерывистый сон – и опять напряжение опухших, воспаленных голосовых связок, переходящее в утробный, первобытный стон, также громко отражающийся внутри черепной коробки и приумножающий невыносимую боль. Слезящимися глазами он следил за секундной стрелкой, медленно отсчитывающей бесконечность, бесконечность страдания. Солнечный луч, проникший через щель между шторами, будто издеваясь, полоснул по сжавшимся в точку зрачкам. В комнату вошла тень. На ее лице, наверное, уже навсегда застыла маска милосердия, такая полуулыбка, полугримаса, плотно сжатые, растянутые губы и безнадежно бесцветные глаза. Волосы были спутаны и неопрятны. В руках она держала чашку с клюквенным морсом.

– Попей немного, – раздался хрустящий шепот.

В этих словах не было ничего, кроме усталости и привычки. Он разорвал спекшиеся губы и сделал глоток. Острие невидимого осинового кола пошло снизу вверх по телу, навстречу каплям горячего напитка. Он попытался дотронуться до ее руки, но не смог. Уже восемь месяцев, как она ушла с работы и проводила нестерпимо долгие дни на дороге из кухни в спальню и обратно.

В комнату заглянул сын. Как обычно, с испугом посмотрел на лежащего, скорчившись от боли, отца и тихо спросил:

– Можно я съем тот кусочек хлеба, что принесла тетя Галя?

Мать еле заметно кивнула головой.

***

Они уже не раз говорили об этом, поэтому, увидев в ее руках большой двадцатикубиковый шприц, он впервые за последние полгода изобразил на лице подобие улыбки.

– Давай смелее!

Сотрясаемая чужой дрожью игла погрузилась в зеленовато-фиолетовую вену. Сильное жжение начало разливаться по предплечью, на затмевая, а как бы оттеняя основную боль. Дыхание стало неровным, в глазах засуетились разноцветные мотыльки.

– Спасибо! – сказал он.

– Прости меня! – ответила она.

***

Его лодка уже плыла по скрытому кронами платанов каналу.. Три стрижа с треском пронеслись над самой водой. По набережной, наравне с лодкой двигалась черная карета. Лошади мерно стучали копытами по камню, но этот цокот то приближался, то удалялся. В какой-то момент ветер донес веселые детские голоса и звон разбитой бутылки. А впереди разрастался огромный радужный пузырь с ослепительными белыми прожилками. Внезапно шар лопнул и выплеснул кипящий рассол боли.

***

Немного приоткрыв глаза, он тут же зажмурил их. Солнечный луч прицельно и ярко бил по лицу, соскабливая остатки пятиминутного сна. Скорее даже это был обморок, безжалостно изнасиловавший надежду на избавление от боли. На самом деле не было ни шприца с завышенной дозой лекарства, ни конца фонтанирующего страдания.

Она все еще сидела на краю кровати, прижимая к себе практически полную чашку с клюквенным морсом. Ее взгляд, онемевший и жалкий, сверлил стену. Едва заметно подрагивало правое веко. Скрючившись в ногах матери, маленький мальчик грыз зеленовато-черную корку. Жизнь продолжалась…

2003 г.

Амаранта

Так получилось, что родителям Амаранты Пансо пришлось бежать из франкистской Испании в Советский Союз, где она и выросла в красивую девушку, окончила институт, а потом долгое время работала агрономом в колхозе «Большевик». Домик, выделенный «комрадам» – беженцам, был маленький, но уютный. Две козы, куры, собака – вот и все, что составляло имущество семьи Пансо на их новой родине.

Личная жизнь Амаранты в России не сложилась. В тридцать лет она похоронила сначала отца, а потом – истосковавшуюся мать и продолжала вести нехитрое хозяйство.

В тот день она отправилась в сельпо за хлебом. Привычно оглядев витрину, украшенную горкой консервных банок «Завтрак туриста» и бутылками с уксусной эссенцией, Амаранта вошла в магазин. Стая мух с недовольным жужжанием взметнулась с сиротливого куска колбасного сыра, лежавшего на прилавке.

Продавщица, дородная тетка в грязно-сером халате, выложила перед Амарантой пять буханок. Амаранта поправила выбившиеся на волю из-под платка антрацитовые кудри, взяла хлеб и вышла на улицу. Она не сразу обратила внимание на стоявшую в тени ветлы черную «Волгу».

– Девушка, хлеб свежий? – молодой человек в белой рубашке с коротким рукавом, улыбаясь, вышел из машины и пошел ей навстречу.

«Городской» – отметила про себя Амаранта, обратив внимание на аккуратную стрижку и отутюженные черные брюки явно не местного пошива.

– Давайте мы Вас подбросим до дома!

– Мне тут близко, спасибо, не стоит! – ответила Амаранта, а сама подумала, что парень существенно отличается от ее знакомых мужиков, традиционно грубых и также традиционно пьяных.

– Ну что Вы, садитесь! – «Волга», за рулем которой сидел другой молодой человек, подъехала к Амаранте и перед ней галантно распахнулась задняя дверца.

Амаранта села в машину, рядом с ней пристроился незнакомец в белой рубашке. Вопреки ожиданиям, никто не спросил, куда ехать, лишь мотор взвыл, набирая обороты и унося Амаранту прочь от деревни. Амаранта, от страха захлебываясь словами, просила остановить машину и выпустить ее.

– Лёнь, держи ее, а то еще чего доброго, выпрыгнет на ходу, потом объясняйся, – огрызнулся, не поворачивая головы, водитель.

Парень в белой рубашке крепко сжал руки девушки и несильно ударил ее по лицу:

– Меня зовут Леонид. Веди себя хорошо!

Крик провалился в похолодевшие внутренности Амаранты.

***

«Волга» остановилась у одиноко стоящего на лесной опушке дома. Лёня втолкнул трясущуюся девушку в незапертую дверь. Вскоре зашел и водитель. Быстро оглядевшись, он достал из-за пазухи бутылку коньяка. На грязном столе посреди тесной комнаты стояли мутные, немытые стаканы.

– Времени мало, разливай! – скомандовал Леонид.

Бурая жидкость вытекла в три ближайших стакана.

– Пей, девочка, пей! – водитель буквально стукнул стеклом по зубам Амаранты.

В странном оцепенении и смирении она проглотила содержимое, не почувствовав ни вкуса, ни запаха.

Затрещало по швам платье.

Полетели подбитыми лебедями на пол лоскуты белья.

Сопя и икая, водитель навалился на Амаранту. Она дернулась, но он придавил ее черные волосы к щербатым полатям.

Леонид заметно нервничал. У него никак не получалось войти в уже ослабевшее тело девушки:

– Чертовы ночные допросы…

Он стал бить Амаранту, сначала ногами, потом подвернувшейся под руку веревкой, потом обломком черенка лопаты, потом кулаком, потом опять ногами…

– Я тебе покажу, чучело огородное, как отказывать офицеру госбезопасности…

Перед ее глазами мелькнул ловко выхваченный водителем из голенища сапога узкий длинный нож, потом лица родителей, море и Испания…

…Леонид выматерился и вышел из домика. Это была их первая и последняя встреча.

***

В чуть душноватом мареве засыпающего летнего дня то здесь, то там зажигались огоньки летних кафе, язычки пламени маленьких плоских свечек в стеклянных оправах пронзали полумрак сумерек. Сладковатый запах распускающихся лип наполнял грудь неопознанным, но приятным предчувствием чего-то хорошего. За крайним столиком сидела высокая черноволосая девушка в невесомом светло-голубом сарафане. Она держала широкий фужер на тонкой ножке. На стеклянных стенках замерли искрящиеся пузырьки. Перед девушкой лежала раскрытая плитка шоколада и надкусанный персик.

– Григорий, – представился я, бесцеремонно подсев к незнакомке.

Она подняла на меня грустные, но удивительно теплые глаза и ответила так же коротко:

– Амаранта.

Неловкая тишина разлилась над столиком.

– Тебе что-нибудь заказать? – «ты» непроизвольно сорвалось с языка – девушка почему-то сразу же показалась мне близкой и родной, а внутри разлилось тепло и спокойствие.

Нам принесли еще бутылку шампанского, малосольную семгу, салат-коктейль и нарезанный толстыми ломтиками сыр «Тильзитер».

Амаранта отпила из фужера и отломила кусочек сыра.

Я глубоко вдохнул и откинулся на спинку кресла. Плотная черная штора неба была во многих местах изъедена молью, и сквозь дырки маленькими огоньками пробивались солнечные лучи.

Сигарета дотлевала в пепельнице, мой взгляд нечаянно упал на шею Амаранты и, поскользнувшись, покатился ниже. Девушка улыбнулась одними губами и покачала головой. А во мне уже занимался маленький пожар, после каждой порции горючего из толстой зеленой бутылки огонь вспыхивал еще сильнее, языки пламени уже лизали мой мозг.

Я дотронулся до руки Амаранты и сказал: