Олег Дамениа - Абхазия на рубеже веков (опыт понятийного анализа)

• Название: Абхазия на рубеже веков (опыт понятийного анализа)
• Автор: Олег Дамениа
• Жанр: Философия
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-94201-622-7

В предлагаемой вниманию читателей книге известного абхазского философа исследуются проблемы развития современного абхазского общества. Автор рассматривает происходящие в абхазской жизни изменения на фоне современных трансформационных процессов. Анализ проводится на основе комплексного подхода с использованием методов и понятийного аппарата социальной философии, культурологии, этнологии, феноменологии, герменевтики, психоаналитики и синергетики. Впервые предпринята попытка создания в контексте мировой и общекавказской культуры концепции развития абхазской культуры и государственности.

Книга рассчитана на широкий круг читателей – историков, философов, культурологов, политологов, а также всех, кто интересуется проблемами развития абхазской культуры.

---

Однако вернемся к предмету нашего непосредственного анализа. Взаимообособление как механизм этнообразования отнюдь не означает, что каждая из обособляющихся этнических общностей ограждает себя китайской стеной. Границы, которые разделяют одну общность от другой, – это одновременно зона контактов, активного взаимодействия и противодействия (встреч, общений, столкновений и т. д.). Этносы могут враждовать, воевать друг с другом (вплоть до взаимного истребления), но в то же время взаимодополнять и взаимообогащать друг друга, смешиваясь (ассимилируясь) и образуя другую, более крупную, общность. Но пока этносы существуют, они никому не отдадут своей территории, не будут делить ее с кем-либо, как не будут раздваиваться в этнокультурной самоидентификации «Мы». И не важно, – какая это территория: маленькая или большая (хотя, как правило, она соразмерна численности этноса). Важно другое – территория должна быть как таковая и как «своя». Другого пути этнообразования просто нет.

Разумеется, этническая территория не остается неизменной и, в зависимости от различных обстоятельств и причин, может расширяться или же уменьшаться. Но, повторяю, она должна быть и должна быть как территория этноса. Результатом этого процесса становится политоним – название «земли» или государства коренного этноса.

Территория, будучи природной, не является, как уже отмечалось, только внешней стороной жизни этноса. Осваивая эту территорию, т. е. приспосабливаясь к ней и изменяя ее, этнос превращает эту территорию во внутренний элемент своего социального организма. Иначе говоря, природная среда обитания (территория) – не коммунальная квартира, в которой этносы выступают в качестве простых квартиросъемщиков, а пространство сотворчества языка, культуры, норм, правил жизни людей на этой территории и с этой территорией.

Важно здесь также и то, что взаимообособление и противопоставление различных этносоциальных общностей – это не какая-то аномалия на фоне объединения как общей закономерности процессов социального развития и не ущербная сторона эволюции вида Homo sapiens, от которой надо избавляться. Этнокультурное разнообразие есть форма и способ формирования единства человеческого рода – отнюдь не аморфного образования. Само единство как таковое возможно при наличии в нем различающихся друг от друга элементов, взаимодействие (и противодействие) которых является источником его генезиса и последующего развития. Этнокультурное разнообразие человечества – результат не только адаптации к природному разнообразию, но и итог социального творчества – условия самоосуществления как надбиологической формы жизни.

Проведенный анализ свидетельствует о том, что обоснование идеи двуаборигенности невозможно ни по сути, ни по форме. Тем более, эта идея невозможна как научная проблема, а само понятие – как научное. Попытка использования такой идеи в объяснении непростых этногенетических процессов ведет к путанице и неустранимым противоречиям. Очевидно, что идея двуаборигенности не поддается рационализации. Поэтому идею эту следует считать мифологизированной формой субъективного отношения некоторых грузинских исследователей к феноменам «Абхазия» и «абхазы».

О роли этнического фактора в формировании социальной общности

В процессе естественно-исторической эволюции человечества выработалось много различных форм объединения (общности) людей. Этнос является одной из этих форм. Различаются эти формы по степени сложности своей структурной организации. В этой иерархии этнос выступает сравнительно более сложной формой социальной организации и, в свою очередь, состоит из различных структур (индивид, семья, род, племя, касты, классы и т. д.).

Выше уже отмечалось, что необходимым условием образования этноса является наличие у него «своей» территории. Но этого тоже недостаточно, поскольку люди, проживающие на одной территории, составляют не просто произвольно собранную массу, а определенную организацию (систему). Иными словами, люди, составляющие этносоциальную общность, определенным образом организованы, а их жизнь в границах этнической территории (природной среды обитания) упорядочена. Именно этот порядок и есть структурная организация социальной системы – этноса.

Что собой представляет порядок внутри этносоциальной общности?

В своих границах этническая территория играет роль единого смыслового, информационного, правового, культурного, языкового и др. пространства. Без его наличия люди не могут объединиться и вести совместную жизнедеятельность. Сама совместная жизнедеятельность как таковая возможна только при соблюдении ее участниками общих правил и норм в осуществляемых ими действиях. Подобное универсальное социокультурное пространство в готовом виде люди не могут застать так, как застают, например, природную территорию (среду). Оно создается в каждом случае конкретной этносоциальной общностью и в соответствии с природными условиями той территории, на которой формируется данная общность. При этом степень жизнеспособности последней во многом определяется уровнем ее адаптации к природной среде обитания.

Создаваемое на отдельной этнической территории социокультурное пространство должно отвечать требованию непрерывности этнокультурной матрицы во времени и пространстве. Иначе говоря, культура этноса наследуется и транслируется во времени в рамках территории этноса, обеспечивая, таким образом, сохранность и преемственность всех элементов матрицы. Создать свою культуру, непрерывно ее воспроизводить, обеспечивая тем самым этническое «лицо» территории, можно только при условии как численного, так и пассионарного (Л. Гумилев) доминирования. Если же население территории состоит из небольших этнических или этнографических групп, то речь может идти лишь о синтезе культур территориальной общности, в котором культура ни одной из групп, ее составляющих, не доминирует.

Об этом приходится говорить специально, поскольку часто наблюдается некритическая экстраполяция на ранние периоды этногенеза абхазского народа той этнодемографической картины, которая сложилась на его территории после русско-кавказской войны. Речь идет о той этнической пестроте населения, которая наблюдается в последние два столетия и при которой вряд ли вообще мог образоваться абхазский этнос, тем более страна абхазов – Абхазия.

Если население Абхазии исторически всегда было этнически смешанным и абхазы всегда составляли в нем меньшинство, как в этом нас уверяют многие грузинские авторы, то как вообще мог образоваться абхазский этнос? Как абхазы, не будучи доминирующим этносом на этой территории, могли дать ей свое имя? И каким образом абхазам и грузинам (согласно тем же авторам) – на протяжении тысячелетий двум аборигенам Абхазии – так и не удалось избежать исторически закономерной интеграции в единый этнос с общей идентификацией «Мы», общим самоназванием (этнонимом), зафиксированным в названии их общей территории?

О чем глаголет культура?

В понимании феномена Абхазии грузинская историография оказалась в затяжном кризисе, и нет сегодня оснований думать, что в ближайшее время она выберется из этого состояния. Несостоятельность версии П. Ингороква (неавтохтонность происхождения абхазов и появление их на территории современного проживания лишь в XVII–XVIII вв.) слишком очевидна, чтобы опровергать ее специально. Самое главное, она не поддается научному обоснованию. Сегодня мало кто всерьез может думать, не рискуя стать интеллектуальным маргиналом, что абхазы – это те же грузины, которые, смешавшись со спустившимися с гор апсуйцами, утратили свою картвельскую идентичность. Поэтому, повторяю, эта версия не получила поддержки в академических кругах грузинского общества. Тем не менее в мифологизированном виде она муссируется в массовом сознании и используется определенными политическими кругами в своих конъюнктурных интересах.

Мифологизирована и вторая версия – о двуаборигенности абхазов и грузин в Абхазии, поскольку и она, как уже отмечалось, не выдерживает научной критики. Несмотря на это, грузинские историки пытаются придать этой версии наукообразный характер и создать видимость ее обоснованности.

О несостоятельности концепции двуаборигенности абхазов и грузин в Абхазии свидетельствует и культура, как абхазская, так и грузинская. Если абхазы и грузины – аборигены в Абхазии, то почему же так мало информации друг о друге в созданных ими культурных артефактах? Например, грузины мало что знают об абхазском нартском эпосе, как, впрочем, и абхазы – о грузинском эпосе «Амираниани». Более того, почему у абхазов свой язык, свой фольклор, свои морально-правовые нормы и т. д., а у грузин – свои?