Леонид Дворкин - Солнечная дорожка

• Название: Солнечная дорожка
• Автор: Леонид Дворкин
• Жанр: Поэзия
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-9729-0091-6

Перед Вами книга лирических стихов. В ней можно найти поэтические зарисовки природы, раздумья автора о прожитом, трогательные слова о «братьях наших меньших», признание в любви к жизни во всех ее проявлениях.

Автор книги непрофессиональный поэт. Он ученый, профессор, доктор технических наук, автор многих книг в области строительства. В одном из своих стихов, размышляя о деле, которому он посвятил жизнь, автор пишет:

Не знаю благороднее я дела,

служу ему немало лет.

Могу сказать сегодня смело:

«ученый я, и, значит, я – поэт».

И с этим, очевидно, можно согласиться

---

Леонид Дворкин Солнечная дорожка. Сборник стихов

Читателю

Я уже немолодой человек из того поколения, которое называют «дети войны». Жизнь так сложилась, что большую ее часть я посвятил себя науке в области строительного материаловедения.

Стихи – любовь моей молодости, которая сохранилась и в зрелом возрасте. Считаю, что поэзия чистит и лечит душу человека независимо от его возраста и рода занятий.

Для меня стихи – это не только хобби, но и способ концентрированного выражения своих эмоций и раздумий. Первоначально они были опубликованы в интернете на сайте «Стихи. ру». Желание издать их в виде отдельного сборника возникло после того, когда я убедился, что мои стихи могут быть интересны достаточно широкому кругу читателей.

Надеюсь, что сборник дойдет до своего читателя, и буду признателен за отзывы.

Искренне Ваш, Леонид Дворкин

Я был рожден под знаком Козерога

Я был рожден под знаком Козерога

Я был рожден под знаком Козерога —
под знаком голубой Земли,
мне звезды дальние зажгли дорогу,
когда метели снежные мели.

Дорога жизни поднималась круто,
в тумане растворялась и петляла вновь.
Я шел упорно, не сходя с маршрута
и часто ноги разбивая в кровь.

Меня пьянило это восхожденье,
вдыхал всей грудью запах горьких трав.
Я ощущал всегда земное притяженье,
любил красу полей, лугов, дубрав.

Я вижу золотится горная вершина,
трубит призывно чей-то громкий рог.
Склоняется все ближе, ближе к сыну
красавец гордый Козерог.

Что не успел я в этой жизни

Что не успел я в этой жизни,
наверно, трудно перечесть.
Не стоит, впрочем, быть капризным,
не стоит ни о чем жалеть.

Не все пришлось объехать страны,
быть на лазурных островах,
но слышал я как утром ранним
поет в весенней роще птах.

Я не скопил за жизнь мильона
и не купил себе дворцов,
но видел полыханье кленов,
цветенье милых васильков.

Не был я "женским душегубом",
уставшим от своих побед.
Я был наивным однолюбом,
останусь им на склоне лет.

В лучах я славы не купался,
не избалован был судьбой.
Пожалуй, просто я старался,
наверно, быть самим собой.

Спор с мудрецом

Известно, что на склоне лет
под смертным одеялом
– Все суета сует —
изрек мудрец недаром.

Все суета сует,
все в этом мире тленно…
Выходит, зря он столько лет
работал так отменно.

Выходит, зря он открывал
законы мирозданья.
Выходит, зря он написал
томов своих собранья.

Выходит, зря ночей не спал,
гнал от себя усталость.
Выходит, зря себя терзал,
имел к себе бы жалость.

Выходит, жизнь прошла как сон
нелепый, глупый, вздорный.
Но так ли это, Соломон?
Идея твоя спорна.

Седой ученый вновь раскрыл
сухие, в формулах страницы.
– Нет, мудрый царь, я все же жил
и знал к чему стремится.

Не знаю, сколько еще лет
отвел мне на земле Всевышний.
Нет, жизнь не суета сует,
обратное доказывать излишне.

Мне повезло начать в шестидесятых

Мне повезло начать в шестидесятых.
Я уезжал с любимой на Восток.
Был полон чемодан надежд крылатых,
туман манил неведомых дорог.

Сибирь, ты не забыла, помнишь инженера
– студенческий костюм и смоль густых кудрей?
Пусть легок был карман, в глазах горела вера
в успех, победу и плечо друзей.

Сибирь, не верю я, что ты сурова,
я так доверился тебе тогда.
Глаза закрою, кажется, что снова
меня ласкает Енисейская волна.

Метель пусть запуржила кудри инженера.
Наверное, с годами стало холодней.
И все же, я надеюсь, что в глазах осталась вера
в успех, победу и плечо друзей.

Я не люблю искусственных цветов

Я не люблю искусственных цветов,
не по душе притворные улыбки,
не надо мне фальшивых слов
и комплиментов, если они липки.

Не надо мне хоромов пустота
и роскоши холодная надменность.
Не греет сердце камня красота
и золота хваленая нетленность.

Мне дорог полевой букет,
цветет он красками земными
и шлет мне искренний привет
цветов головками простыми.

Улыбка – добрый знак души.
Душа не может быть фальшивой.
Милей улыбки не ищи
улыбки женщины любимой.

Слова лекарствами подчас бывают,
лекарства сладкими бывают не всегда.
Как часто люди забывают,
слова убийцами бывают иногда.

Вот дом. Богат он и огромен,
но честностью не пахнет там.
Мой дом, я знаю, очень скромен,
но я его построил сам.

Пусть не блистает драгоценность,
нет страшно дорогих вещей,
зато господствует здесь верность,
и здесь не предают друзей.

Мне говорят, что устарели книги

Мне говорят, что устарели книги,
ну разве триллер или детектив,
что у экранов все застыли
и им не надо разных чтив.

Не надо утруждать себя раздумьем,
душой трудиться им зачем,
и даже с явным слабоумьем
кино доступно сейчас всем.

Хорошее кино накладно,
не все его еще поймут.
Пусть примитив пустой, но складный,
стреляют пусть, воруют, жгут.

Мы удивляемся садизму
совсем неопытных юнцов
жестокости их, эгоизму,
набору мерзких, бранных слов.

Державные мужи поймите,
ведь вывод следует простой —
гуманности вы не ищите,
ей учат Пушкин и Толстой.

Я не поэт, конечно, я ученый

Я не поэт, конечно, я – ученый,
науки раб и господин,
водой особою крещеный
в пустыне знаний – бедуин.

Ученый также как старатель,
что моет тоннами песок —
романтик, труженик, мечтатель,
не всеми понятый пророк.

Он в фактак ищет утешенье,
находит в цифрах красоту
и часто гонит прочь сомненье,
а ложь он чует за версту.

Ученый знает, что жестоким
бывает истины момент,
немилосердным, но высоким
судьей его – эксперимент.

Зато как сладостны мнгновенья,
кто испытал меня поймет,
когда приходит вдохновенье,
высокий творческий полет.

Не знаю благороднее я дела,
служу ему немало лет.
Могу сказать сегодня смело
ученый я, и значит, я – поэт.

Уплыл в туман ХХ век

Меня преследует попса,
на всех каналах стало тошно,
пищат, гнусавят голоса,
а на душе тоскливо, тошно.

Душа голодная болит,
душе ведь тоже надо пища,
душа холодная кричит:
– Ты отогрей меня, дружище.

Уплыл в туман двадцатый век
и стало круче наше время.
Ты не жалеешь, человек,
ведь что-то потеряло племя?

Карьера, деньги, суета,
долой романсы и манерность
и в то же время – пустота,
а, главное – немилосердность.

Все в жизни было, я как все
святым не был и в том признаюсь,
но верным был своей душе
и до конца таким останусь.

Курьерский поезд

Летит курьерский мой,
минуя полустанки.
Все меньше их осталось впереди.
Как будто бы с горы
летят шальные санки
и снегом заметает санные следы.

Летели вместе с ним,
когда весна звенела,
дурманил нас жасмин
и пели соловьи.
За станцией Весна и Осень отшумела.
Отплакали свое холодные дожди.

Все гуще валит снег.
Стекло заиндевело.
На станции Зима мигает семафор.
– Мой поезд, не спеши,
шепчу ему несмело,
– Ты слышишь, как стучит
горячий твой мотор?
Он отдохнет, и мы помчимся снова,
растает за окном ночная пелена,
деревья зашумят в своем уборе новом,
за станцией Зима опять придет Весна.

Профессор

Закончилось студенческое лето.
В аудитории стоял беспечный гам.
Вошел профессор как-то незаметно.
приветливо представился он нам.

Я предвкушал унылые расчеты,
рутину цифр, сухие чертежи,
но вскоре ощутил раскованность полета,
крутые интеллекта виражи.

Мне показалась лекция поэмой,
волнующей до глубины души.
И убедительными были теоремы,
и несухими были чертежи.

А он как маг, вводил нас в сказку,
в симфонию волшебных слов.
Мы зачарованно следили за указкой,
за блеском роговых очков.

Впервые, не без изумленья
запомнил автор этих строк
студентов ропот сожаленья,
когда раздался вдруг звонок.

В кабинете

Люблю как нежно золотится
здесь первый робкий летний луч
и все приветливей искрится
горячий шар из темных туч.

Люблю узор замысловатый
на окнах зимнею порой
и свет настольный красноватый
и книги, что всегда со мной.

Могу беседовать я с каждой,
о многом с ними вспоминать.
Уверен, книги могут также
о чем-то думать, молча ждать.

Наверно, лучшие мгновенья
я с ними вместе пережил,
нет слаще мига озаренья,
– я эту истину открыл.

Причудливо все в красном свете,
все ближе слышен шум грозы.
Отсчитывают время в кабинете
мои любимые старинные часы.

Страницы жизни