Таня Родина - Таити

• Название: Таити
• Автор: Таня Родина
• Жанр: Русское современное

Таити – это четвертый роман Тани Родиной. Таити – это алкоголь, беспробудные путешествия, тяжёлая мужская дружба и непредсказуемые события сюжетной линии. Отлично читается с бокалом вина в руке.

---

Таити Таня Родина

To you, my double S.

© Таня Родина, 2015

© Дронова Люба, дизайн обложки, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Глава 1

Слишком много спонтанного алкоголя. Слишком много дорогой, но уже такой неинтересной, абсолютной бессмысленной пищи. Накопилось слишком много любимой музыки, свободного времени, бессонных ночей и глупых чувств в сердце. Каждый день, с самого его начала, начинает быть похожим на предыдущий и не важно, проведешь ли ты его на этом континенте, на каком-то другом или в самолете между ними двумя. Менять декорации становится значительно проще, чем задумываться над тем, что скрывается за ними.

Сначала я хотел пить только по выходным. Хотя, наверное, правильно было бы сказать, что сначала я не хотел пить вообще. Помню, когда мне было 16 лет, наверное, самый глупый возраст в человеческой жизни, и в то самое глупое время я поставил себе невероятную, поражающую своими масштабами цель – выпить бутылку водки меньше, чем за час. Практически залпом. Один. Я выбрал особенный вечер, чтобы придти домой к другу и спокойно там напиться. Такое решение я принял за неделю до этого вечера и все последующие дни то радостно, то нервно обмусоливал эту мысль у себя в голове. Вот я стою и чищу зубы и думаю о том, что через 5 дней я напьюсь. А вот я сижу на уроке физики в школе и бессмысленно таращусь на школьную доску, где происходит какое-то необъяснимое действо, и размышляю о том, какова на вкус водка и что со мной будет после первого стакана. В первые 16 лет я не пробовал никакой алкоголь. Почему? Ну, а почему люди вообще начинают пить, просто так получается, складывается так. Вот и со мной получилось, а, точнее, до 16 лет не получалось, а потом вдруг получилось так, что на всю жизнь. Тогда моё сердце разбили, и я сразу же подумал, что нужно как-то выйти из этого дурацкого положения. Кино, музыка и книги наставили на вполне очевидный путь – добавить побольше алкоголя в кровь. Я всегда был крайне организован и любил планировать все заранее, даже когда мне было 16, и потому запланировал водку именно на вечер субботы, заранее удостоверившись, что родители ровесника-друга будут где-то далеко за пределами квартиры.

Самое начало лета, когда все кругом уже зеленое, но какое-то не определившееся: вроде бы и тепло, но по ночам идет навязчивый, холодящий открытую кожу, дождь. Вот я вышел из родительского дома, предварительно поев горячего супа, который приготовила мать. Тогда я чувствовал себя крайне уверенно. Решительная походка, чуть дрожащие руки. Шагая к другу домой, даже не закурил почему-то. Да и вообще в ту минуту я был абсолютно девственен и чист. Единственное, что, пожалуй, отличало меня от обычного человека – это глубоко поломанное сердце. Это сейчас мне уже кажется, что в то время я воспринял несколько неудачных романов с чрезвычайной долей драмы, но в тот момент, когда мне было 16, я был уверен, что в жизни не было человека несчастнее меня. Я хорошо учился, был отзывчив и вполне себе мил, много читал и даже иногда сам пописывал кривоватую прозу. Моя одежда, моя прическа, мои взгляды на жизнь – все в тот день, до того момента как я впервые попробовал водку, были удивительно нейтральными. Единственное, что меня отличало от остальных подростков – это кровоточащее сердце, неровные алые подтеки которого, как мне казалось, оставляли не слишком опрятные следы на свежевыглаженных рубашках. Да, в какой-то момент после неудачной влюблённости я поймал это чёткое ощущение, что вместо летнего юношеского пота из меня начала сочиться моя девственная кровь. Раздавленное сердце походило на зубчик чеснока, который, перед тем как его мелко порезать для свежего салата, моя мать каждый раз с невиданной силой прижимала к разделочной доске своим толстым кухонным ножом. Это натужное движение, нажатие ножа на беззащитную дольку чеснока, и то, как уже через несколько секунд этот чеснок каждый раз слабо хлюпал и разваливался на части, ужасно напоминало мне то, что случилось с моим сердцем месяцем раньше. Я честно пытался погрузиться во всё, что угодно, но только не в свои душевные самокопания, искал спасение в неочевидных романах, пытался отвлечься долгими прогулками по шипящему городу, начал было зазубривать, на мой взгляд, абсолютно бессмысленные пассажи из школьных учебников, часами оставался за пределами родительской квартиры, ища спасение в шумных прохожих, пробегающих машинах, шелестящих деревьях и торопящемся солнце, но все это не помогало скрыться от самого себя и моих бесчеловечных страданий. Однажды мне просто надоело. Надоело так бестолково есть, так бессмысленно разговаривать, так плохо спать и очень захотелось просто стереть из памяти события прошлого года, полностью очистить себя и свою отравленную кровяную систему от гадкого чувства разрыва, от этого щемящего чувства потери, от этого гадостного ощущения пустоты и тошноты внутри и снаружи. Перепробовав все, что только мог, я, наконец, понял, что если мне сейчас не поможет алкоголь, то, наверное, уже вообще ничего не поможет.

Водку я купил заранее. Попросил знакомого дедушку из нашего подъезда купить мне бутылку, доверившись его экспертизе. Взял с собой из дома четыре яблока. Не знаю, зачем я вдруг решил взять с собой еще и яблоки, но мне почему-то казалось, что это может быть неплохой идеей.

– А эта точно нормальная?

– Ну конечно нормальная.

– Ну, бери тогда, – шепчу я на ухо старшему товарищу перед прилавком.

Продавщица недовольно посматривает в нашу сторону, но сказать ей, видимо, нечего. В этом магазине вообще не так часто встретишь покупателей, так что костлявая женщина за кассой просто не могла позволить себе начать воротить нос от нас, двух подозрительных людей с такой же подозрительной разницей в возрасте, покупающих водку и достаточно громко при этом советующихся. Прощаясь с дедом, я быстро, наверное, даже слишком быстро пожал ему руку, забрал пакет внутри которого была водка, и был таков.

Жёлтый свет от садящегося июньского солнца облепил всё вокруг. В эту минуту мой город, где я жил и родился, казался мне намного более красивым, чем был на самом деле. Я даже успел удивиться. Последние месяцы я перестал замечать то, что происходило вокруг меня. Красота природы, картин в галереях и даже лицо бывшей возлюбленной, совсем перестали меня интересовать. Любое проявление красоты вокруг вызывало тошнотворные схватки где-то в районе груди. Я уже успел научить себя новой привычке – лишний раз не смотреть по сторонам, чтобы вдруг ненароком не увидеть что-нибудь красивое, но в этот вечер, когда я был абсолютно уверен, что спасение было столь удивительно близко, я почувствовал себя почти освобожденным и, подняв голову, замерев на несколько секунд, начал удивлённо оборачиваться по сторонам – в мире стало гораздо больше красок, чем месяц назад. Всё расцвело и зазеленело, не став ждать, пока я опомнюсь от своей личной трагедии.

Не знаю, то ли я нёс водку в пакете, то ли она сама вела меня домой к другу. И я не спеша шёл через разросшийся парк, упиваясь последними, как надеялся, минутами этого тошнотворного горя, с которым жил последние недели. Зная, что скоро этот беспросветный ад закончится, я мог себе это позволить. Шелест пакета, мои мягкие волосы, которые то и дело разлетались во все стороны, жёсткий ворот наглаженной рубашки, тяжесть в ногах и лёгкость между бровями – я был готов влить в свой организм литр, или сколько там было, этой живительной по рассказам многих жидкости, чтобы раз и навсегда закрыть, перечеркнуть, забыть всё то, что со мной случилось раньше. Само собой я надеялся, что моё сердце правильно воспримет этот жест и склеет себя само, без моего дальнейшего участия.

– Молодой человек! У вас рубашка испачкалась.

Голос, мысль-молния в голове, ответ. Будучи абсолютно уверенным, что виной произошедшему стало моё кровоточащее сердце, я сразу же опустил голову к левой стороне своего тела. Я не ожидал увидеть на своей рубашке ничего, кроме бордово-алого подтёка, но к моему удивлению с выглаженного полотна рубашки на меня смотрела ярко-зелёная клякса. Брови нахмурились, рука сама собой потянулась к пятну.

– Ничего страшного, – буркнул я, не глядя в сторону чуть визгливого голоса девушки.

Я сразу же понял, что это была зелёнка. Днём ранее я положил её в нагрудный карман рубашки, выходя из аптеки, где её и приобрел, чтобы замочить случайно порезанный палец. Свой палец я этой зелёнкой так и не намочил, зато успешно провернул этот трюк с рубашкой. Идти в таком виде не то, что к другу, а вообще по городу, как-то не очень хотелось. Теперь, вместо совершенно обычного, невероятно средне статического и ничем непримечательного молодого человека, каждый прохожий мог лицезреть странноватого подростка с зелёным пламенем на рубашке, которое с каждой секундой разгоралось всё ярче. Сообразив, что пришло время распрощаться с бутыльком зелёнки раз и навсегда, я с неохотой засунул пальцы в карман и рывком отшвырнул содержимое в сторону. Теперь зелёными стали и пальцы. Но, конечно же, недавно порезанного пальца это не коснулось. Наверняка, вид мой в эту минуту был настолько сконфуженный, что чуть визгливый голос снова осторожно вторгся в моё сознание.