Валерий Лейбин - Сабина Шпильрейн: Между молотом и наковальней

• Название: Сабина Шпильрейн: Между молотом и наковальней
• Автор: Валерий Лейбин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-89353-263-0

Эта книга повествует об одном из наиболее интригующих и загадочных случаев любви между пациенткой и ее психотерапевтом в истории психоанализа.

Рассказывается о судьбе Сабины Шпильрейн, прожившей жизнь, полную драматизма и творческих свершений, ее страстной любви к К.Г. Юнгу, дружеских отношениях с З. Фрейдом, а также мало известных широкому читателю подробностях личной жизни основоположников психоанализа. Проникшись идеями своих великих терапевтов, Сабина сама стала известным психоаналитиком. Совсем по-иному повернулась ее судьба после переезда в Советскую Россию.

---

Что касается лично меня, то разговоры на эти темы не могли не вызывать приятных ощущений, заставлявших тело заходиться в истоме.

Помню, что перед сном, лежа в кровати, мысленно воспроизводя наиболее яркие и волнующие сцены воспоминаний, я испытывала нестерпимый зуд в теле и желание снять нарастающее напряжение. В предвкушении удовольствия руки сами собой тянулись к тем запретным местам, раздражение которых с детских лет доставляло приятные, ни с чем не сравнимые ощущения.

Нет, поначалу доктор Юнг не появлялся ни в моих снах, ни в моих фантазиях. Скорее в них присутствовали другие лица, включая отца, брата или каких-то сказочных персонажей, которые то терзали меня, причиняя боль, то целовали, вызывая дрожь и трепет. И только позднее я стала замечать, что за моими грезами о принцах все отчетливее просматривается фигура доктора Юнга.

Разумеется, мне и в голову не могло придти тогда, к чему это все может привести. Трехчасовые сеансы, в рамках которых юная, незамужняя девушка и молодой, женатый мужчина столь подробно обсуждают сцены, приводящие к сексуальному возбуждению и оргазму, не проходят бесследно ни для того, ни для другого. Природа женщины и мужчины такова, что даже оправданное с точки зрения медицины и необходимое для излечения обсуждение интимных вопросов неизбежно приводит к бессознательному притяжению друг к другу.

Доктор Юнг был женат. В то время, когда он стал моим лечащим врачом, он был, насколько я слышала, примерным семьянином и верным мужем. Впрочем, во время нахождения в клинике Бургхольцли я воспринимала доктора Юга скорее в качестве друга и учителя, стремящегося мне помочь, нежели мужчины, который может испытывать ко мне какие-то иные чувства, кроме дружеских.

Правда, если быть честной до конца, то мне хотелось, чтобы доктор Юнг отнесся ко мне как к женщине, способной любить и быть любимой. Вряд ли он пропустил мимо ушей мое признание, что подчинение другому человеку, в частности, отцу, который помимо всего прочего является мужчиной, может вызвать у меня оргазм.

Как пациентка и ассистентка доктора Юнга, я, несомненно, находилась в его подчинении. И… он мог бы сделать выводы сам, поскольку, будучи врачом, интересующимся психоаналитическими идеями, считался знатоком человеческой психики.

Разумеется, это сегодня, со знанием психоаналитических идей, да и просто исходя из женской интуиции, я могу говорить с большой долей вероятности о том взаимном притяжении между нами, которое постепенно нарастало в ходе моего анализа доктором Юнгом. Другое дело, что в возрасте 19-20-ти лет я была не то чтобы простодушной, но наивной, невинной и неискушенной в чрезвычайно тонких взаимоотношениях между женщиной и мужчиной.

Интуитивно я ощущала рвущиеся наружу токи, готовые высечь искру неукротимой страсти. Той страсти, которая чуть позже захлестнула меня с головой. Той страсти, которую, судя по всему, испытывал и доктор Юнг, пытавшийся изо всех сил быть мне другом, учителем и не выходить за рамки профессионального долга врача.

Или, быть может, я слишком сильно предавалась своим не всегда приличным с точки зрения скромной девушки фантазиям?

Кто знает, какие бессознательные страсти бушевали во мне и не менее бессознательные защиты возводила я во время лечения у доктора Юнга?

Кто знает, что испытывал он сам по мере выявления моих детских переживаний, связанных со столь ранним сексуальным возбуждением?

Помню, что, находясь в клинике Бургхольцли, я нередко вела себя как непослушный ребенок. После наших сеансов с доктором Юнгом я могла начать проказничать, шалить, а также дерзить медсестрам, если кто-либо из них не оказывал мне доверия и уважения. Как говорил мой лечащий врач, он не всегда понимал, почему мои детские шалости сопровождались подчас «дьявольскими трюками» и таким поведением, которое медсестры воспринимали временами как попытки самоубийства.

А сам доктор Юнг?

Не прятался ли он под маской врача-профессионала, скрытного и уравновешенного мужа и будущего отца семейства от тревожащих его душу и тело моих признаний о проявлении детской сексуальности?

Вряд ли он не понимал, что за моими «дьявольскими трюками» стояло бессознательное желание в получении наказания, в том числе и от него, обладающего, судя по росту и фигуре, значительной силой.

«Дьявольские трюки»!

О, как это раньше я не догадывалась! Дьявольские, то есть исходящие от дьявола, точнее дьяволицы. Искушение дьяволом, дьяволицей, девицей.

Бедный, бедный доктор Юнг!

И как он только противостоял дьявольскому искушению?

Как это ни парадоксально, но порой мне самой приходилось его утешать, когда он начинал сомневаться в исходе моего лечения.

Помню, что однажды, когда он совсем загрустил, я стала умолять его не терять присутствия духа, проявлять стойкость и верить. Непременно верить в то, что я поправлюсь, стану хорошей, правильной, нормальной девушкой. При этом именно тогда, не будучи искушенной во врачебном искусстве, тем более в психоанализе, я убеждала доктора Юнга в том, что это единственный способ добиться улучшения моего здоровья.

Мой Юнга

Проклятый камешек! Ну сколько можно изводить обессилевшую пожилую женщину!

Остановиться бы на месте, опереться на руку Ренаты, снять туфельку и вытряхнуть из нее причину нестерпимой боли в ноге.

Воспоминания Сабины о лечебнице Бургхольцли были прерваны очередным уколом острого камня, который все больше натирал ногу.

Однако, страшась участи той женщины, которую так безжалостно застрелил немецкий офицер, и желая быть рядом со своими дочерьми, чтобы поддержать их в любую минуту, Сабина не решалась замедлить шаг. Вместо этого она, собравшись с силами, встряхнула ногой, в результате чего камешек переместился к середине стопы. На мгновение стало легче, и Сабина облегченно вздохнула.

Так! О чем же я думала до этого? Каким воспоминаниям предавалась?

А, вспомнила. Клиника Бургхольцли. Меня выписали из нее 1 июня 1905 года. Я стала студенткой медицинского факультета Цюрихского университета.

Была ли я довольна и счастлива?

Несомненно. Хотя…

Что хотя?

Так случилось, что радость от возможности приобретать необходимые для будущего врача знания соседствовала с чувством подавленности. Будучи серьезной, критически настроенной и независимой, я стала замечать свою собственную изолированность от других студентов, которые смотрели на жизнь проще и старались больше предаваться развлечениям, нежели сидеть за книгами. Меня же потянуло к научной работе, что скорее всего было следствием моего приобщения к исследовательской деятельности доктора Юнга, который проводил ассоциативные эксперименты.

И это все?

Конечно же, нет, хотя изоляция от других студентов не прибавляла мне оптимизма.

Но главное состояло в другом. Передо мной стояли непростые вопросы, ответов на которые я не могла найти в то время.

Я ни с кем не могла поделиться своими сокровенными мыслями: ни с родителями, ни с доктором Юнгом, по крайней мере, в тот первоначальный период, когда начала ощущать томление по ласкам, не оставлявшее меня в покое ни днем, ни ночью.

Кроме родителей и Юнга у меня не было никого, кто был бы мне так дорог. Поэтому ничего не оставалось, как отводить душу в дневнике, о котором никто не догадывался и на страницах которого я могла высказывать самое сокровенное.

– Может быть, выйти замуж, чтобы не быть столь одинокой? – обращалась я сама к себе с вопросом.

– Нет, это не по мне, – себе же и отвечала я.

– Подчиняться другой личности, даже ради получения оргазма? – продолжала я свое вопрошание.

– Увольте от такой перспективы, – тут же реагировала я.

– Лучше иметь верного, надежного друга, – говорила себе самой я и одновременно уточняла: – Такого как доктор Юнг?

– Конечно, – признавалась я сама себе.

– Но он же женат! – останавливала я себя, делая вид, что это грех, но в глубине души не желая признавать ничего.

Все это я воспроизводила в своем дневнике, совершенно не задаваясь вопросом о том, разговаривают ли между собой внутри меня две отдельные личности или я одновременно выступаю в двух лицах.

Но в то далекое время, поверяя дневнику свои мысли, я не сразу поняла, что, не собираясь этого делать, назвала имя своего лечащего врача.

Почему я его назвала?

Может быть, потому, что сама не понимала до конца, чего хочу.

Как заметил много позднее профессор Фрейд, после сорока лет изучения женской психологии он так и не понял, чего же хочет женщина.

Разумеется, страсть и томление были присущи мне в девичестве, как, быть может, никому другому. В глубине души я чувствовала, что мне нужен такой мужчина, как доктор Юнг. Я жаждала любви, причем со стороны более старшего мужчины.

Сознательно я говорила себе о любви в форме дружбы. Говорила о старшем мужчине-друге, которому могла бы раскрыть свою душу. Такой мужчина стал бы любить меня так, как родители любят своего ребенка, то есть имело бы место своего рода духовное родство. И если бы я могла быть такой мудрой, как доктор Юнг, лучше сказать, мой Юнга, то все было бы в порядке.