Вадим Филоненко - Клинок Змееносца

• Название: Клинок Змееносца
• Автор: Вадим Филоненко
• Жанр: Боевое фэнтези
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-17-087873-4

Их называют Должниками. Они рождены, чтобы выполнять приказы Змееносца, стать его разящими клинками. Не думая, не рассуждая, слепо повиноваться чужой воле. Аль ри Эстан – самый сильный из Должников. Получив задание, он вынужден во что бы то ни стало выполнить его – или погибнуть. Но что же делать, если тебе приказано… убить друга? Вначале спасти ему жизнь, а потом собственноручно казнить?..

Книга также выходила под названием «Завещание змееносца».

---

Вадим Филоненко Маг для особых поручений. Клинок Змееносца

© В.А. Филоненко

© ООО «Издательство АСТ», 2015

* * *

Часть 1. Должник

Я рожден палачом, не моя в том вина.
Скоро я осушу чашу смерти до дна.
Я убью и погибну, и лишь воронье
Будет знать, где покоится тело мое.

Фил Диммар

1

– Нас было двадцать Должников – мальчиков, рожденных в День Змееносца, в тот самый день, когда очередной Змееносец спустился в Тоннель, чтобы своей жизнью оградить мир от скверны. Он умирал долго, в мучениях, и в последние мгновения его жизни появились на свет мы – носители его боли и великого долга перед ним.

Эта боль присутствует в нас на протяжении всей нашей жизни. Мы свыклись с ней. Почти не замечаем ее, как не замечаешь горб или косоглазие, если живешь среди таких же, как ты сам, и уродство дано тебе от рождения.

Для нас постоянная боль – норма, и мы очень удивлялись, когда узнали, что остальные люди не чувствуют ее.

Но в этом заключается и наша сила – на фоне привычных ежедневных мучений любая другая боль кажется ничтожной, поэтому люди называют нас бесчувственными.

Впрочем, бесчувственными нас называют не только за это…

Впервые я узнал, насколько сильно отличаюсь от остальных людей, когда мне исполнилось пятнадцать. Одним жарким летним днем Наставник послал меня с запиской в город к лекарю…

Вообще, при рождении Змееносцы забирают нас у матерей и помещают в общину под присмотр Наставника. Наставник назначается Змееносцами из числа жителей любого мира, кроме Звездного. Не знаю уж, чем они руководствуются при выборе, но…

В общем, Наставникам не позавидуешь. Еще бы! Добровольно отказаться от привычной жизни, семьи, общества себе подобных и практически запереться в общине с несколькими десятками младенцев, для которых ты становишься самым дорогим и близким существом на свете. Ты растишь их с младых ногтей, учишь и пестуешь, а потом… потом по одному отправляешь их на смерть…

Что говорить… Мы любили своего Наставника. Немного боялись – характер у него еще тот… тяжелый, одним словом… И все как один старались ему подражать.

Аль замолчал. Он и сам не понимал, зачем рассказывает о себе этому оборотню-урмаку, но в глубине души был рад выговориться. Ему казалось, что оборотень по имени Темьян способен понять и разделить его чувства.

– А что с запиской-то было? Поехал ты к лекарю, а дальше? – поторопил Темьян. Сейчас он имел облик Снежного Барса. Урмак вольготно развалился на мягкой травке, вытянув лапы, и щурился на яркое солнышко.

– Пошел, – поправил Аль, – община располагалась неподалеку от городской черты. Я и раньше бывал в городе. Раз в месяц Наставник водил всех нас на ярмарку, разрешал вволю наесться сладостей, пострелять из детского лука по соломенным мишеням, покататься на каруселях и посмотреть представление бродячих мимов. Мы любили бывать на ярмарке, хотя нам не позволялось разговаривать с другими людьми, а уж тем более с детьми.

Каждый раз перед выходом в город Наставник отводил нас в святилище и брал клятву, что в городе мы станем общаться только друг с другом, на посторонних людей нам не разрешалось даже смотреть. Полагалось опускать глаза или скользить взглядом по лицам, не видя чужих глаз.

Этому нас обучали особо: глядеть, не видя чужих глаз и не позволяя посторонним увидеть свои.

Тогда мы еще не понимали – почему. Не понимали, но воспринимали как должное…

А в тот день Наставник передал мне записку и сказал, что я пойду в город один.

«А клятва? – спросил я его. – Мне же нужно принести клятву, что я не буду ни с кем разговаривать».

«Нет, Аль, – перебил меня Наставник. – Сегодня ты можешь общаться со всеми, с кем встретишься. Больше того, сегодня тебе НУЖНО это делать. Смотри внимательно на всех людей, которые попадутся тебе навстречу, смотри в глаза, а потом, вернувшись, расскажешь все подробно мне».

И я пошел.

Сказать, что я волновался, значит не сказать ничего. Мне было страшно и в то же время… восторженно, если ты понимаешь, что я имею в виду…

Барс кивнул, и Алю на миг показалось, что перед ним не оборотень, а Должник – такой же, как он сам, такой же, как оставленные дома товарищи. Аль помотал головой, стараясь избавиться от наваждения.

– Рассказывай дальше, – поторопил Темьян.

– Я шел, а мир вокруг приобретал особенную четкость и яркость. Краски, запахи… Я видел каждую прожилку на листьях окружающих дорогу деревьев и кустов. Знал точно, сколько камешков на дороге. Чувствовал запах каждого цветка на обочине… Со мною раньше никогда не случалось ничего подобного.

Эти новые ощущения настолько захватили меня, что поначалу я забыл о распоряжении Наставника разглядывать всех встречных людей и смотреть им в глаза.

Я спохватился и пристально уставился на приближающуюся пожилую женщину. Она несла корзины, связанные веревкой на манер коромысла и перекинутые через плечо. Ей было очень тяжело. Колючая веревка впивалась в тело, причиняя боль, от которой не спасала даже грубая ткань крестьянского домотканого платья. От жары и духоты у женщины разболелась голова.

Я понял все это сразу, как только заглянул в ее усталые, в красных прожилках глаза и разглядел капли пота на лбу и шее.

Помню, меня совсем не удивило мое знание. А знал я об этой женщине абсолютно все. Что дома у нее двое сыновей-малолеток и дочь на выданье. Что ее муж погиб прошлой зимой – провалился под речной лед, когда вез хворост из ближайшего леса. Провалился вместе с лошадью. Та хоть и старая была, но все ж в хозяйстве подмога, а без нее…

Да, семья этой женщины пережила тяжелый год. По весне едва с голоду не померли, но, слава Змееносцам, сосед-мельник подкинул пуд муки. Не просто так подкинул, а как будущим родичам – посватался к дочери. А той люб другой – молодой да горячий. Всем хорош парень, да только сам гол как сокол. Мельник же хоть и стар, да богат. Дочка плачет, не хочет за мельника идти. Но такова доля бесприданницы – достанется девица не любимому да нищему, а постылому толстому, краснолицему мельнику, который ей в отцы годится, зато состоятельному.

«Ничего, стерпится – слюбится. Главное – младшеньких поднять. А то у малого в легких болотная хворь завелась, харкает едва не кровью, а на лекаря денег нет… Может, мельник даст после свадьбы, не бросит же шурина-малолетка заживо гнить. Эх, только бы дочка глупостей не натворила!» – подумала женщина и горестно вздохнула, а я словно очнулся.

Оказывается, она уже давно прошла мимо, вдалеке на дороге маячил ее крошечный силуэт, а я стоял перед городскими воротами.

Да… Тогда я впервые испытал глубокое погружение в жизнь чужого существа, и это произвело на меня очень сильное впечатление. Я почувствовал жалость к этой женщине и ее детям и острое желание помочь. Я знал, что могу это сделать, мне по силам излечить болотную хворь и добыть денег на приданое дочке.

Я повернулся, чтобы догнать ее, и меня тут же скрутила такая судорога боли, что зашумело в ушах и земля ушла из-под ног. Меня рвало, из носа и ушей хлестала кровь, а штаны стали мокрыми и горячими от испражнений. Я выл и катался по земле.

Ко мне бросились перепуганные стражники, пытаясь помочь. Но помочь себе мог только я сам. Жестокая физическая боль изгнала из моей души воспоминания о той женщине. А как только пропала жалость к ней, тут же исчезла и боль.

Помню, я сидел на дороге, с ног до головы перемазанный собственной кровью, блевотой, дерьмом, и плакал – зло и отчаянно, потому что где-то в глубине души понимал: детство кончилось, только что я действительно стал Должником…

– И что, такое бывает каждый раз, когда ты испытываешь жалость к кому-нибудь? – осторожно уточнил Барс.

– Нет, – помотал головой Аль. – Нет. Я больше не умею испытывать жалость… За последующие тринадцать лет меня отучили от очень многих вещей, в том числе и от жалости к другим. Не сразу, конечно… А в тот день… Стражники подняли меня, завели в караулку. Заставили залпом выпить кружку холоднющего вина. У меня сразу свело зубы, а в голове приятно зашумело, и на душе стало легко… Да, я тогда сильно опьянел. Еще бы! Много ли надо пятнадцатилетнему мальчишке, ни разу в жизни не пробовавшему хмельное!.. От стражников пахло потом, табаком и горячим металлом, и я, помню, отчаянно захотел стать одним из них…

Темьян-Барс понимающе вздохнул и спросил:

– И ты пошел назад в общину?

– Нет, – покачал головой Аль. – В нас с рождения вкладывали одно простое правило: если ты получил приказ, во что бы то ни стало обязан выполнить его. Сдохнуть, а выполнить… А для меня в тот день приказом являлось задание передать записку лекарю… Оклемавшись, я вышел из караулки и пошел по городу разыскивать нужную улицу. Вид у меня, конечно, был еще тот. В перепачканной блевотой и дерьмом одежде, с засохшими кровавыми подтеками на лице. Да и пахло от меня так, что встречные люди морщились и переходили на другую сторону улицы. Представь, каково это для пятнадцатилетнего подростка! Самолюбивого и неуверенного в себе!