Зоя Афанасьева - Оптина Пустынь. Духовный оазис России

• Название: Оптина Пустынь. Духовный оазис России
• Автор: Зоя Афанасьева
• Жанр: Религия
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4438-0817-8

Книга посвящена знаменитым великим старцам и малоизвестным подвижникам Оптиной Пустыни. Повествование охватывает разные периоды истории российской обители: и время ее возрождения в начале XIX столетия, и «золотой век» Оптинского старчества, и предгрозовую пору разорения и запустения. Во все эпохи своего существования Оптина была и осталась тем святым, благодатным местом, которое по праву называют духовным оазисом России. Здесь искали молитвенного благословения Гоголь, Достоевский, Толстой…

---

Храмов три: в честь Воскресения Христова, в честь Святой Троицы и во имя Иоанна Предтечи. В Воскресенском храме обращает на себя внимание шитая золотом плащаница, присланная сюда императором Александром I. К числу святынь относятся местночтимые иконы Смоленской Богоматери, великомученицы Екатерины и царевича Димитрия.

Монастырь многолюден. Управляется игуменией.

Летом по Шексне ходят пароходы; пристань Горицы у самого монастыря. (Православные русские обители. СПб., 1910 г.)

* * *

Предисловие оптинского иеромонаха Климента (Зедергольма) к подготовленному изданию писем старца Антония (Путилова) помечено 9 марта 1868 года. А ровно через год из московской Синодальной типографии, что на Никольской улице, вышел довольно объемистый том старческих писем – общим числом 314. Из множества писем, которые батюшка отправлял в пустынные Горицы, к подвизавшейся там «возлюбленной сроднице» – монахине Нектарии (Великосельцевой), в изданное собрание попало только одно. Но и в нем преподанное старцем назидание – на пользу и душ наших.

Что касается самой сродницы, батюшкиной горицкой племянницы – «убогой Нектарии», то, конечно же, она своих писем не издавала. И, тем не менее, одно из них попало в поле нашего любознательного зрения, и вот каким образом.

Царевна Ксения, дочь Бориса Годунова, в 1606 году была сослана с пострижением в иночество в Горицкую обитель. И. Винцман. Ксения Годунова рассматривает изображение своего жениха

В 1857 году бытописатель оптинской жизни времен досточтимых братьев Путиловых, настоятеля обители о. Моисея и скитоначальника о. Антония, иеромонах Евфимий (Трунов) внес однажды в свои «Келейные записки» следующую запись: «Отцом игуменом Антонием получено было на этих днях письмо от присной ему духовной дочки, монахини Нектарии. В утверждение немощной веры моей и молитвенную память об этой рабе Божией хочу я это письмо выписать себе в назидание».

С благодарной признательностью о. Евфимию – воспользуемся его «Записками» и, также укрепляясь в вере, перелистаем странички горицкого послания. А предварим его письмом из Оптиной…

Из Оптиной Пустыни – в Горицы

Почтенная и возлюбленная сродница моя!

Спасайся в Господе!

Во-первых, приношу нам благодарность мою за письмецо ваше, которое получил я исправно, и, читая его, я порадовался о том, что госпожа игумения ваша благоволила представить тебя к монашеству, с каковою милостию Божиею и приношу вам поздравление мое. Приятно то, что вы усердно молились Покрову Божией Матери и благоверной княгине Ефросинии, но не похвально то, что госпоже игуменье своей не поклонились вы в ножки. Как деревья плодовитые, то сени яблони, ветвями своими с плодами приклоняются до земли, а горькая и бесплодная осина и ель вздираются с ветвями своими кверху, так и ты, возлюбленная моя, по скудости смирения похожа немного на осину, то есть не хочешь поклониться в ножки госпоже игуменье своей; и если игуменье не поклонишься, то кому же будешь кланяться? – Никому. А посему, если желаешь ты видети дни свои благи, то смиряй себя пред Богом и пред людьми благоговейными – и обрящеши благодать пред всеми и спасешься.

Вы просили, чтобы прислать тебе о монашестве книжечку; а посему как батюшка отец архимандрит Моисей, так и я посылаем тебе в дар на благословение десять книжечек, которые приими с любовию и читай со вниманием, и питай ими свою душу так же, как питаешь и свое тело каждый день различною пищею и питием, и возрастай и упремудряйся во благое, и Бог милосердый не оставит тебя.

Ноября 21, 1856 года.

Из Гориц – в Оптину Пустынь

Ваше высокопреподобие, всечестнейший отец игумен!

Письмецо Ваше, писанное в прошлом году, я получила в новом. С наступившим венцом благости Господней, с новым годом, поздравить мне Вас благословила матушка игумения и от нее. Они благодарят Вас за память Вашу и впредь просят не забывать Вашими святыми молитвами.

На письме Вашем адрес, вместо Нектарии, Вы написали Марии; но Великосельцева одна: матушка прямо мне и прислала. Суеверия не имею, кажется, а подумалось: что это батюшка меня переименовал? Не изгладится ли имя Нектарии из книги живых? Буди воля Божия.

Час от часу хуже живется. Только читаю с большою радостию Ваши назидательные письма и каждую строку применяю к себе, где есть что-нибудь доброе. Нет у меня ни поста особенного, ни молитвы, ни правила; часто и малым правилом сплошь остаюсь в долгу: слава Богу, погордиться нечем. Не знаю, больна ли я или ленива? Точно против воды плыву; только в церкви мне ровно посвободнее и хожу полегче, а внутренно-то все сплю; и будто так и быть должно. Большое будет мне, батюшка, горе за лень и нерадение.

Перечитываю Ваши письма, но в одном, простите, что-то не совсем схожусь с Вами: Вы как-то точно не одобряете порядка нашей проскомидии – замечаете, что она слишком большая: сотни помянников, тысячи имен, толкотню наших сестер, груду частиц… Это все справедливо. Но возьмите во внимание просьбы просящих донести до жертвенника их помяннички (это святое послушание исполняет многогрешная Нектария) – тут что делать? Несколько пихают просфор и говорят в одно и то же время по нескольку имен; а как просят-то! “Ради Бога, матушка, не забудь того и того!” А памятцов накладут столько, что войду в алтарь, и положить нельзя – целая ноша! Да и не забыть нельзя. Ну, – говоришь себе, – Ангел Господень, донеси их усердие! Как же тут быть, батюшка, моей пребестолковости?..

Боюсь, батюшка, писать, да давно хочу у Вас спросить: так ли, по пути ли мои мысли? Агнец на дискосе – это Младенец Вифлеемский; частицы мы, сухое сенцо. Придет весна вечная; оживотворимся все заслугами Богочеловека: кто – цвет, кто – маленький цветочек или листочек; а иной – большой стебель… Господи! Хоть бы самой-то маленькой былиночкой воскреснуть! Сено-то сухое вспыхнет зараз… Ах, как страшно-то будет!.. Я во сне немножко видела это давно. Если помнить этот страх всегда, так надо зарыться в пещеру. Или, видно, по грехам моим не дает Господь мне этой памяти!..

Вы помните ли, батюшка, у нас в Горицах празднуют Смоленской Царице Небесной? Большое бывает стечение народу; и вот тут-то проскомидия, сказать, что большая. Другой год тому назад пришлось мне стоять, по тесноте в церкви, у самых пономарских врат. Смотрю, недостойная, – как поставили священнослужители Дары на Престол, вижу – над дискосом, поверх звездицы – дымок или пар тонкий.

Откуда это? – думаю. Смотрю в сторону, в другую – неоткуда этому быть, а дымок стоит. Только вдруг в Чаше-то точно что закипело, и вино в Чаше поднялось кверху и покропило над звездицею. Вдруг прежний маленький дымок вспыхнул как пламя; по частицам на дискосе запылало, а вино обратно вернулось в потир. Я со страху к земле припала и только говорю: “Боже, милостив буди мне, грешной!” и “Господи, помилуй!..” Что пели и читали, я не слыхала в ту минуту: видела только пламя, такое прозрачное… Недостойная видеть благодать, поядающую грехи наши… Поднялась с земли; двери пономарские уже закрыты; а на них написан Архангел Михаил с пламенным мечом. Я обрадовалась тому, что он между мною, грешницей, и алтарем предстал… Вы, батюшка, приносите бескровную Жертву: помяните убогую Нектарию, Вашу племянницу горицкую.

Вот и еще недоумение: имела глупость положить обещание в первый год моей жизни в монастыре съездить в Тихвин[23] и не знала, что это не должно. Матушка схимница Маврикия тогда мне говорила, что она будет просить матушку игумению, чтобы отпустила. После десяти лет я просилась у матушки игумении Арсении; но она сказала, что берет мое обещание на себя, и не отпустила. А я и рада была. Теперь же что-то прихожу часто к мысли: ну, если я не выполню, умру? Не спутать бы мне души своей этим? Что Вы, батюшка, на это мне скажете? Боюсь и мыслию надолго выйти из обители, также беспокоить и матушку, всечестнейшую игумению Филарету. Я так привыкла к доброй своей матушке: всякий день меня перекрестит; поцелую ее ручку – и весело мне, и радостно! Дай ей, Господи, пожить подольше! Дай, Господи, и Вам, батюшка, терпения побольше читать бестолковые строки! Я верую, что Вы поймете меня. Осените Вашим всемощнейшим благословением пустую голову многогрешной Нектарии.

* * *

Известный русский духовный писатель Сергей Александрович Нилус, с 1907 по 1912 год живший в Оптиной Пустыни и разбиравший монастырский архив, обнаружил в «Келейных записках» иеромонаха Евфимия (Трунова) это письмо горицкой монахини. Небезынтересным будет и сегодня для нас своеобразный нилусовский «комментарий» но поводу столь достопамятного письма из Гориц. Вот что записал он тогда же в своем дневнике под впечатлением прочитанного.

«Простое и в подлиннике малограмотное письмо это поразило меня: какая простота, какая любовь, какая вера! Какое, наконец, оправдание веры! Не говоря уже о важнейшем в этом письме откровении чудесного видения, которое могло быть дано только истинно облагодатствованной душе, – что за дивное смирение, что за чистота сердечная сквозят и дышат в каждой строчке, в каждом слове этого послания окормляемой к своему духовному руководителю и старцу! Подумать только: “обрадовалась” тому, что Архангел Михаил своим изображением на закрытых пономарских (северных) вратах закрыл от ее “недостойных”, но удостоенных очей видение Страшной Тайны, – это ли не глубочайшее смирение детски-чистого сердца?.. А эта картинка сокровенных недр монастырской жизни, монашеской любви, незримой, да и непонятной миру: матушка игумения Филарета крестит ежедневно, как дочку, свою послушницу; послушница целует, как у родной, любимой матери, ручку; и над всей этой чистейшей любовью – веселье и радость как хрусталь прозрачной и светлой души! Как же не зреть таким Бога и всей Его присносущной светлейшей славы и в сем еще веке, и в будущем!.. Внимай, монах, внимай, благоговей и поучайся!»