Елена Первушина - Огненные деревья

• Название: Огненные деревья
• Автор: Елена Первушина
• Жанр: Повести
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-699-77516-3

«– О чем я думаю?

Оригинальный вопрос. Оригинальная манера плюхаться на стул без приглашения, грубо нарушая мое приятное уединение с куском бретонского яблочного пирога, и смотреть на меня глазами белька, над которым злодей-зверолов уже занес свою колотушку. Нет, я не претендую на какой-то запредельный комфорт: я прекрасно понимаю, что госпитальное кафе – это вовсе не шикарный ресторан, где твое уединение бдительно оберегают метрдотель, официанты и цифры в счете. Я согласна на яркий свет, отражающийся от белых столов, кафельного пола и стойки из нержавейки, на скрип ножек стульев по пресловутому кафелю, на кричаще-красные бумажные салфетки и крышки солонок и перечниц, на звон посуды с кухни, даже на крики: «Люди! У меня родился сын!» Но не согласна на такие вот вторжения в мое личное пространство – пристальным взглядом темно-карих глаз, тонким носом (кончик подергивается, когда его обладатель говорит), мокрыми взъерошенными волосами, пахнущими псиной (или псиной пахнет от его кожаной куртки?), длинными беспокойными пальцами, барабанящими по столу. Может быть, в другое время и в другом месте я была бы довольна тем, что ко мне проявляют внимание особи противоположного пола и подходящего возраста, но здесь и сейчас – здесь и сейчас!..»

---

Елена Первушина Огненные деревья

Работа врача – это управление химическими синапсами пациента во имя его блага!

Лекция по нейрофизиологии

Часть первая Заговор гормонов

Глава 1 Мертвые цветы

1

– О чем я думаю?

Оригинальный вопрос. Оригинальная манера плюхаться на стул без приглашения, грубо нарушая мое приятное уединение с куском бретонского яблочного пирога, и смотреть на меня глазами белька, над которым злодей-зверолов уже занес свою колотушку. Нет, я не претендую на какой-то запредельный комфорт: я прекрасно понимаю, что госпитальное кафе – это вовсе не шикарный ресторан, где твое уединение бдительно оберегают метрдотель, официанты и цифры в счете. Я согласна на яркий свет, отражающийся от белых столов, кафельного пола и стойки из нержавейки, на скрип ножек стульев по пресловутому кафелю, на кричаще-красные бумажные салфетки и крышки солонок и перечниц, на звон посуды с кухни, даже на крики: «Люди! У меня родился сын!» Но не согласна на такие вот вторжения в мое личное пространство – пристальным взглядом темно-карих глаз, тонким носом (кончик подергивается, когда его обладатель говорит), мокрыми взъерошенными волосами, пахнущими псиной (или псиной пахнет от его кожаной куртки?), длинными беспокойными пальцами, барабанящими по столу. Может быть, в другое время и в другом месте я была бы довольна тем, что ко мне проявляют внимание особи противоположного пола и подходящего возраста, но здесь и сейчас – здесь и сейчас! – парень, ты попал.

– Ты думаешь, что я умею читать мысли, – отвечаю я.

Он отшатывается (опять этот противный визг ножек, скребущих по кафелю), но потом снова придвигается, заглядывает мне в глаза и спрашивает:

– А еще?

– Ты не знаешь, верить в это или нет. И не знаешь, чего больше боишься – того, что это окажется правдой, или того, что это обман. От волнения у тебя пересохло во рту, и ты очень хочешь курить. У тебя болит поясница и правое запястье. И ты очень хочешь, чтобы я тебя выслушала. Ну что, достаточно?

– Хм! Серьезно.

– При этом, заметь, к чтению твоих мыслей я еще и не приступала. Это просто наблюдения.

– Объясните, – просит он. – Пожалуйста.

Вот сволочь! Каким седьмым чутьем он вынюхал мою любимую мозоль? Дело в том, что если мне задают вопрос, я тут же начинаю искать на него ответ и не успокаиваюсь, пока не нахожу. Очень помогает в работе, но в личной жизни – это скорее обуза, чем достоинство (а медитация в кафе над бретонским пирогом – это, как ни крути, личная жизнь). Хорошо еще, он спросил меня о том, что я и так знаю.

Я отхлебываю кофе.

– Насчет «чтения мыслей» – это, можно сказать, шутка. Ты подошел прямо ко мне, сел без приглашения и спросил, о чем ты думаешь. Вряд ли это твой обычный способ знакомиться с девушками. Следовательно, ты знал, к кому подошел, наводил справки обо мне. Следовательно, цель твоего вопроса – не только привлечь мое внимание, но и проверить, действительно ли я умею читать мысли. Когда я тебе ответила, ты непроизвольно отстранился и твои глаза широко открылись, а зрачки расширились – естественно, ведь ты, как и большинство нормальных людей, боишься, что о твоих мыслях будет известно посторонним. Но ты тут же придвинулся обратно – следовательно, твой интерес сильнее, чем страх, и ты, вероятно, был бы разочарован, если бы оказалось, что я – обычный человек без сверхспособностей. Ты облизывал губы, и твоя левая рука все время тянулась к карману куртки. Карман не оттянут, скорее всего, у тебя там сигареты и зажигалка. Конечно, здесь есть риск ошибиться, и, возможно, там у тебя любимая статуэтка Будды, которому ты хочешь почесать темечко, чтобы успокоиться, но я поставила на сигареты и не ошиблась. Когда ты отодвигался от меня, ты поморщился и невольно схватился за поясницу. Кроме того, у тебя след от эластичного бинта на правом запястье, и ты явно бережешь правую руку. И наконец, я обращаюсь к тебе на ты, а ты ко мне – на вы, смотришь на меня снизу вверх. То есть ты добровольно признаешь, что твой ранг ниже моего. Для мужчин такое поведение нетипично. Следовательно, ты очень заинтересован в моем внимании. Вот и всё.

– Когда вы рассказываете это, Холмс, всё кажется таким простым и очевидным. – Он впервые улыбается. – Так вы умеете читать мысли по-настоящему?

– А вот эта информация попадает под защиту закона о неприкосновенности личной жизни, – эту фразу я выучила назубок еще в школе. – Тем более что сейчас мой перерыв закончился, и мне пора на работу. А всё, что происходит у меня на работе – тоже конфиденциальная информация, и она защищена от разглашения.

Я засовываю в рот остатки пирога, встаю из-за столика, и тут он хватает меня за рукав.

– Простите, но мне действительно нужна ваша помощь. Мне… и еще одному человеку… очень хорошему человеку. И, к сожалению, я не знаю никого, кроме вас, кто мог бы помочь нам.

2

Ее зовут Лиза. Она сидит на краешке кровати, одетая в веселую ночную рубашку с розочками и медвежатами, раскачивается и поет:

Как в толпе его найдем,
Моего дружка?
Плащ паломника на нем,
А в руке клюка.

Я услышала ее голос в передней, когда у меня еще были завязаны глаза. Чистый женский голос, бархатистое контральто – не профессиональное, но очень чувственное. Тем разительнее был контраст с детской ночнушкой, с длинными, наполовину обесцвеченными, наполовину пепельно-серыми, волосами и с таким же пепельно-серым осунувшимся лицом. Кажется, что вся душа этой женщины, всё, что одушевляло ее, ушло в голос и теперь с голосом уходит в воздух, в никуда. В первый момент я даже разозлилась и шикнула на Максима:

– Вы что, нормальной одежды подобрать не могли? Если она больна, это не повод ее унижать.

Но он только покачал головой и сказал:

– Ее любимая рубашка. Еще до всего.

Потом мягко тронул женщину за плечо:

– Лиза, смотри, я привел доктора.

Она повела головой – в его сторону, не в мою, и не сказать, чтобы взглянула, потому что глаза как были, так и остались без малейшего выражения, просто повернула лицо в его сторону и заговорила тем же низким, грудным, чувственным голосом:

– Пятью пять – двадцать пять, всё спокойно. А дважды два – четыре, этого мало, мало… Я хотела бы нарвать вам фиалок… А трижды три – двадцать один… Дуй ветер, дуй!.. Любви безмерной положить конец, любовь не знает убыли и тлена, любовь над бурей поднятый маяк, не кукла жалкая в руках у времени… московское время три часа сорок одна… семью семь – сорок один, и всё спокойно…

И снова запела:

Что нет невзгод, а есть одна беда –

Моей любви лишиться навсегда.

– Ну вот, вы всё видели, – говорит Максим. – Точнее, слышали…

– Вы обращались к психиатру? – интересуюсь я.

– Нет.

– Почему? Не смогли поймать?

– Нет. Он захотел бы забрать ее в больницу, а ей нельзя в больницу.

О, этот бесконечно-однообразный эгоизм родственников!

– Ей, безусловно, нужно полное обследование, постоянный прием лекарств и круглосуточное наблюдение. Проще всего это сделать в специализированном психиатрическом отделении.

– Доктор! Не надо мне рассказывать, что проще всего сделать! Поверьте, я пока в своем уме. И если я говорю, что это невозможно, то так и есть!

Стоит Максиму повысить голос, как Лиза тут же сжимается, обнимает колени и начинает раскачиваться на кровати, монотонно бормоча:

– И я уйду без поцелуя… и я уйду без поцелуя…

Максим бросает на меня сердитый взгляд и говорит тихо:

– Может быть, вы не будете давать пустых советов и что-нибудь сделаете?

– Я очень немногое могу сделать. Я не психиатр и вообще не клиницист. Я – чтец, то есть диагност, что-то вроде специалиста по УЗИ. Я не ставлю диагнозов и тем более не назначаю лечения. Я только пишу заключения для специалистов.

Максим молчит. Лиза бормочет, затихая:

– Без поцелуя… без поцелуя… пятью пять, всё спокойно…

– Хорошо, – сдаюсь я. – Расскажите, пожалуйста, как давно это с ней.

– Три дня.

– Расстройство началось неожиданно?

– Я… я не знаю. Я нашел ее три дня назад и привез сюда. Она всё время была такая.

– То есть вы познакомились три дня назад?

– Нет, что вы. Я… не ясно говорю, да? Понимаете, мы женаты уже семь лет. Будет семь… скоро. Мы познакомились в университете, в книжном магазине, представляете? Я ходил на вечерние курсы, язык, собирался ехать за границу, а она преподавала на кафедре. Шекспир… И вообще английская литература.

– Одной из общепризнанных истин является мнение, что каждому одинокому мужчине, который располагает значительным состоянием, совершенно необходима жена, – откликается Лиза.

– В общем, я влюбился, и мы поженились. И всё было хорошо. Поехали к морю… Там были такие чайки – просто звери. Стоило открыть форточку в гостинице, как они влетали и принимались шуровать по вещам. Одна утащила полпалки колбасы. Другая схватила мою мобилку, потом, правда, вернула, в смысле – уронила. Лиза так смеялась! Но потом Лиза… в общем… Детей у нас не получилось, и она увлеклась каким-то восточным учением… или западным. Они говорили, что помогают женщине осознать себя женщиной, подготовиться к материнству. Что-то такое. Я даже был рад сначала: она стала меньше плакать, чаще выходила из дома, снова появился блеск в глазах. А потом однажды она просто ушла… Туда, к ним, в их собрание. Я искал ее три месяца. Потом еще месяц разрабатывал план похищения – они серьезные ребята. Хуже чаек. Привез Лизу, а она уже была… такая… Вот почему нам нельзя в больницу. И я завязал вам глаза, когда вез сюда. Никто не должен знать, что мы здесь. И я вас прошу…