Сборник - Рай под ногами матерей

• Название: Рай под ногами матерей
• Автор: Сборник
• Жанр: Поэзия

В очередной книге серии «Величие души» собраны лирические и прозаические произведения, которые посвящены вечным темам материнства, материнского подвига.

Адресована широкому кругу читателей.

---

Рай под ногами матерей. Сборник произведений

«Легко гордиться прошлым своего народа,

которое ты не создавал,

сложнее соответствовать

этому великому прошлому».

Мы все знаем: каждый из нас индивидуален! Но что каждый из нас, кроме того, и велик в своей начертанной только для него Богом судьбе и великолепен в предписанных только для него победах и поражениях, радостях, страданиях и разочарованиях, осознаём не всегда. Как не всегда осознаём и меру личной ответственности каждого из нас за будущее своего народа и своей Родины, за необходимость соответствовать этим предначертаниям Всевышнего каждый день, в каждом своём поступке.

Соответствовать высокому статусу достойных наследников своих предков и испытать счастье от божественного дара – быть человеком на Земле, лично ответственным за её покой и благополучие в такой же мере, в какой проявляли эту свою бескорыстную ответственность герои книг, с которыми вы встретитесь в наших изданиях серии «Величие души».

Редакционный совет

Колыбельные

Из русской народной поэзии

Баю-баю, баю-бай!
И у ночи будет край,
А покуда детвора
Спит в кроватках до утра.

Спит корова, спит бычок,
В огороде спит жучок.
И котёнок рядом с кошкой
Спит за печкою в лукошке.

На лужайке спит трава,
На деревьях спит листва,
Спит осока у реки,
Спят сомы и окуньки.

Баю-бай крадётся дрёма,
Он разносит сны по дому.
И к тебе пришел, малыш —
Ты уже так сладко спишь…

Колыбельная девочке

(Из аварской народной поэзии, перевел Н. Гребнёв)

Ох, мамина травинка,
Любовь моя и боль.
Ты вишня из Голотля,
Тиндинская фасоль.

Зима наступит скоро,
Потом растает лёд,
Потом соседский мальчик
К тебе играть придёт.

Блестит твой первый зубик,
Глаза твои блестят.
Спи, мамина травинка,
Все дети крепко спят.

Колыбельная песня

Майков Аполлон

Спи, дитя моё, усни!
Сладкий сон к себе мани:
В няньки я тебе взяла
Ветер, солнце и орла.

Улетел орёл домой;
Солнце скрылось под водой;
Ветер после трёх ночей
Мчится к матери своей.

Ветра спрашивает мать:
«Где изволил пропадать?
Али звёзды воевал?
Али волны всё гонял?».

«Не гонял я волн морских,
Звёзд не трогал золотых;
Я дитя оберегал,
Колыбелочку качал!»

* * *

М. Цветаева

«Там, где шиповник рос аленький,
Гномы нашли колпачки…»
Мама у маленькой Валечки
Тихо сняла башмачки.

«Солнце глядело сквозь веточки,
К розе летела пчела…»
Мама у маленькой деточки
Тихо чулочки сняла.

«Змей не прождал ни минуточки,
Свистнул – и в горы скорей…»
Мама у сонной малюточки
Шёлк расчесала кудрей.

«Кошку завидевши, курочки
Стали с индюшками в круг…»
Мама у сонной дочурочки
Вынула куклу из рук.

«Вечером к девочке маленькой
Раз прилетел ангелок…»
Мама над дремлющей Валенькой
Кукле вязала чулок.

Колыбельная

К. Бальмонт

Лёгкий ветер присмирел,
Вечер бледный догорел,
С неба звёздные огни
Говорят тебе: «Усни!».
Не страшись перед судьбой,
Я, как няня, здесь с тобой,
Я, как няня, здесь пою:
«Баю-баюшки-баю».

Тот, кто знает скорби гнёт,
Тёмной ночью отдохнёт.
Всё, что дышит на земле,
Сладко спит в полночной мгле.
Дремлют птички и цветы;
Отдохни, усни и ты,
Я всю ночь здесь пропою:
«Баю-баюшки-баю».

Спи, усни, мой медвежонок,
Мой косматый, косолапый.
Батька твой ушёл за мёдом,
Мать пошла лущить овёс.
Скоро батька будет с мёдом,
Мать – с овсяным кисельком.

Кто постельку, колыбельку
Для волчонка, медвежонка
Из ветвей сплетёт еловых,
Из еловых, из сосновых,
Из берёзовых ветвей?

Кто подвесит медвежонку,
Медвежонку, олененку
Зыбку легкую на ветки,
Кто им песенку споёт?
Будет нянькой вольный ветер,
Ветер песенку споёт.

Стал медведем медвежонок,
Стал оленем оленёнок,
Оба стали мужиками,
А никто их не лелеял,
Не лелеял, не баюкал,
Не баюкал, не качал.

Колыбельная

В. Тушнова

Душная, безлунная
Опустилась ночь.
Всё о сыне думала,
А сказали: «Дочь…».

Ветер стукнул форточкой,
Штору шевеля.
Здравствуй, милый свёрточек,
Доченька моя!

У тебя на коврике
Вышита коза,
У тебя, наверное,
Синие глаза.

Ну, а если серые —
Маме всё равно.
Утро твоё первое
Смотрится в окно.

Матери

И. Бунин

Я помню спальню и лампадку,
Игрушки, теплую кроватку
И милый, кроткий голос твой:
«Ангел-хранитель над тобой!».
Ты перекрестишь, поцелуешь,
Напомнишь мне, что он со мной,
И верой в счастье очаруешь…
Я помню, помню голос твой!
Я помню ночь, тепло кроватки,
Лампадку в сумраке угла
И тени от цепей лампадки…
Не ты ли ангелом была?

Сердце матери

Д. Кедрин

Дивчину пытает казак у плетня:
«Когда ж ты, Оксана, полюбишь меня?
Я саблей добуду для крали своей
И светлых цехинов, и звонких рублей!».
Дивчина в ответ, заплетая косу:
«Про то мне ворожка гадала в лесу.
Пророчит она: мне полюбится тот,
Кто матери сердце мне в дар принесет.
Не надо цехинов, не надо рублей,
Дай сердце мне матери старой твоей.
Я пепел его настою на хмелю,
Настоя напьюсь – и тебя полюблю!».
Казак с того дня замолчал, захмурел,
Борща не хлебал, саламаты не ел.
Клинком разрубил он у матери грудь
И с ношей заветной отправился в путь:
Он сердце ее на цветном рушнике
Коханой приносит в косматой руке.
В пути у него помутилось в глазах,
Всходя на крылечко, споткнулся казак.
И матери сердце, упав на порог,
Спросило его: «Не ушибся, сынок?».

Мне уже шестнадцать, мама

Э. Асадов

Ну что ты не спишь и все ждешь упрямо?
Не надо. Тревоги свои забудь.
Мне ведь уже не шестнадцать, мама!
Мне больше! И в этом, пожалуй, суть.

Я знаю, уж так повелось на свете,
И даже предчувствую твой ответ,
Что дети всегда для матери дети,
Пускай им хоть двадцать, хоть тридцать лет

И все же с годами былые средства
Как-то меняться уже должны.
И прежний надзор и контроль, как в детстве,
Уже обидны и не нужны.

Ведь есть же, ну, личное очень что-то!
Когда ж заставляют: скажи да скажи! —
То этим нередко помимо охоты
Тебя вынуждают прибегнуть к лжи.

Родная моя, не смотри устало!
Любовь наша крепче еще теперь.
Ну разве ты плохо меня воспитала?
Верь мне, пожалуйста, очень верь!

И в страхе пусть сердце твое не бьется,
Ведь я по-глупому не влюблюсь,
Не выйду навстречу, кому придется,
С дурной компанией не свяжусь.

И не полезу куда-то в яму,
Коль повстречаю в пути беду,
Я тотчас приду за советом, мама,
Сразу почувствую и приду.

Когда-то же надо ведь быть смелее,
А если порой поступлю не так,
Ну что ж, значит, буду потом умнее,
И лучше синяк, чем стеклянный колпак.

Дай твои руки расцеловать,
Самые добрые в целом свете.
Не надо, мама, меня ревновать,
Дети, они же не вечно дети!

И ты не сиди у окна упрямо,
Готовя в душе за вопросом вопрос.
Мне ведь уже не шестнадцать, мама.
Пойми. И взгляни на меня всерьез.

Прошу тебя: выбрось из сердца грусть,
И пусть тревога тебя не точит.
Не бойся, родная. Я скоро вернусь!
Спи, мама. Спи крепко. Спокойной ночи!

Баллада о матери

Ольга Киевская

Сорок первый – год потерь и страха
Заревом кровавым пламенел…
Двух парней в растерзанных рубахах
Выводили утром на расстрел.

Первым шёл постарше, тёмно-русый,
Всё при нём: и силушка, и стать,
А за ним второй – пацан безусый,
Слишком юный, чтобы умирать.

Ну, а сзади, еле поспевая,
Семенила старенькая мать,
О пощаде немца умоляя.
«Найн, – твердил он важно, – растреляйт!».

«Нет! – она просила, – пожалейте,
Отмените казнь моих детей,
А взамен меня, меня убейте,
Но в живых оставьте сыновей!».

И ответил офицер ей чинно:
«Ладно, матка, одного спасайт.
А другого расстреляем сына.
Кто тебе милее? Выбирайт!».

Как в смертельной этой круговерти
Ей сберечь кого-нибудь суметь?
Если первенца спасёт от смерти,
То последыш – обречён на смерть.

Зарыдала мать, запричитала,
Вглядываясь в лица сыновей,
Будто бы и вправду выбирала,
Кто роднее, кто дороже ей?

Взгляд туда-сюда переводила…
О, не пожелаешь и врагу
Мук таких! Сынов перекрестила.
И призналась фрицу: «Не могу!».

Ну, а тот стоял, непробиваем,
С наслажденьем нюхая цветы:
«Помни, одного – мы убиваем,
А другого – убиваешь ты».

Старший, виновато улыбаясь,
Младшего к груди своей прижал:
«Брат, спасайся, ну, а я останусь, —
Я пожил, а ты не начинал».

Отозвался младший: «Нет, братишка,
Ты спасайся. Что тут выбирать?
У тебя – жена и ребятишки.
Я не жил, – не стоит начинать».

Тут учтиво немец молвил: «Битте, —
Отодвинул плачущую мать,
Отошёл подальше деловито
И махнул перчаткой, – расстреляйт!».

Ахнули два выстрела, и птицы
Разлетелись дробно в небеса.
Мать разжала мокрые ресницы,
На детей глядит во все глаза.

А они, обнявшись, как и прежде,
Спят свинцовым беспробудным сном —
Две кровинки, две её надежды,
Два крыла, пошедшие на слом.

Мать безмолвно сердцем каменеет:
Уж не жить сыночкам, не цвести…
«Дура-матка, – поучает немец, —
Одного могла бы хоть спасти».

А она, баюкая их тихо,
Вытирала с губ сыновних кровь…
Вот такой, – убийственно великой, —
Может быть у Матери любовь.

* * *

Фазу Алиева