Андрей Мажоров - Сезон белых плащей

• Название: Сезон белых плащей
• Автор: Андрей Мажоров
• Жанр: Драматургия

Каждый день, каждую минуту жизнь ставит нас перед необходимостью делать выбор. Бороться до последнего или сдаться без боя, остаться верным себе или наступить на горло собственной песне. Но наступает время, когда оглядываешься и неожиданно осознаешь, что иногда можно было поступить по-другому. А рядом растут дети, и им тоже надо выбирать, и они идут по той же дороге, которая превратила твой белый рыцарский плащ в жалкие серые обноски. Или все-таки у них есть шанс стать другими? Размышление в лицах об эфемерности прошлого, жестокости настоящего и, несмотря ни на что, надежде на будущее. О том, как в погоне за сиюминутными сомнительными радостями, за никчемной суетой и иллюзиями мы часто забываем о самом главном и дорогом в жизни.

Пьеса завоевала первое место на конкурсе новой драматургии «Ремарка» (2014).

---

Сезон белых плащей Андрей Мажоров

Первое место на конкурсе новой драматургии «Ремарка» (2014)

Все совпадения случайны

<…>

© Андрей Мажоров, 2014

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Автор считает песни неотъемлемой и очень важной частью произведения и предлагает ознакомиться с ними в процессе чтения пьесы:

В этом городе:http://www.mazhorov.com/?p=859

Она мечтала:http://www.mazhorov.com/?p=867

Скала:http://www.mazhorov.com/?p=236

Все совпадения случайны: http://www.mazhorov.com/?p=870

Поздно: http://www.mazhorov.com/?p=501

Действующие лица

Валерий Дмитриевич Панин – 47 лет, журналист

Александра Сергеевна Панина – 72 года, его мать

Татьяна Анатольевна Майорова – 43 года, домохозяйка

Андрей Иванович Майоров – 43 года, банковский служащий, ее муж

Юлия Андреевна Майорова – 23 года, аспирантка, их дочь

Рокер Паша – 25 лет, музыкант

Маша – 23 года, дежурная в отеле

Врач – 50 лет, хирург

Пролог

Последние дни апреля в небольшом северном городе. Утро. На скамейке в больничном парке сидит и читает местную газету Мать. Ее голова закутана в платок. На носу – старомодные очки. Она – в поношенном пальто и в видавших виды ботинках. Чирикают птицы, пасмурно. Появляется Панин. Он – в стареньком белом плаще, который был в моде в восьмидесятых годах прошлого века, мятых брюках, нечищеной обуви, без шапки. В руках у него – бывалая спортивная сумка и гитара в простом матерчатом чехле. У него – землистый цвет лица, он плохо побрит, под глазами – мешки. Чувствуется, что он с похмелья.

П а н и н. Вот ты где спряталась…

М а т ь. Валера?!

П а н и н. Я, понимаешь, сразу в палату, а мне – кофе выпила, и гулять пошла…

М а т ь. Соседки смотрят «Модный приговор». А вечером будут смотреть «Давай поженимся». Я здесь возненавидела всех российских баб. Валера… Господи, откуда?

Панин бросает сумку, торопливо, но бережно кладет на нее гитару, неуклюже подходит к Матери. Та с трудом встает на ноги, роняя газету на землю. Потом подносит руки к лицу, снимает очки и так, с прижатыми к лицу руками и очками, утыкается в грудь Панину. Тот неумело пытается обнять ее за плечи.

П а н и н. Ну, что ты, мама… Ну, перестань. Я же приехал.

М а т ь. Как ты сюда попал, ведь у нас карантин.

П а н и н. Ну, не плачь… Ну, что ты…

М а т ь. Надо уйти за пищеблок, там погреба. За ними все прячутся. Не то главврач застукает. Он тут уже бродил с утра, глазами зыркал.

П а н и н. Мама…

М а т ь. Вообще-то он хороший. Как специалист. Но человек уж очень тяжелый. Я его давно знаю.

Мать слегка отстраняется от Панина, вытирает слезы, всматривается в его лицо. Панин хочет ее поцеловать, но она отстраняется еще больше.

М а т ь. Постарел. Ты завтракал?

П а н и н. В поезде перехватил. Неважно.

М а т ь. Опять «неважно».

Мать кашляет, достает носовой платок.

П а н и н. Пить только хочется.

М а т ь. У меня есть минералка! Но она в палате. Я сейчас!

П а н и н. Да ладно, перебьюсь.

М а т ь. Посидишь за погребами, пока я схожу. Только…

Снова сильно кашляет, держась за грудь.

М а т ь. Сейчас, погоди… Сейчас…

П а н и н. Да переживу я, не суетись! Погреба какие-то. Давай здесь посидим.

М а т ь и П а н и н опускаются на скамейку. Кашляя, М а т ь по-прежнему всматривается в его лицо. Тот поднимает с земли газету, разглаживает ее на коленях.

П а н и н. Ну, конечно, «Петровский вестник» родимый. И что пишут?

М а т ь. Что вторая жена не смотрит за тобой так же, как и первая.

П а н и н. Вторая, как и первая, смотрела только на себя. Сопровождая наблюдения нытьем о морщинах и целлюлите.

М а т ь. Так я и знала.

П а н и н. Я был ни при чем, но попадало все равно мне.

Читает в газете.

П а н и н. «Начальники новые – порядки старые». Понятно…

М а т ь. Что это значит – «был», «попадало»? Почему в прошедшем времени?

П а н и н. Ей все время не хватало денег. Она думала о них даже во сне. Потом просыпалась и думала о них в постели. До часу дня. Развод.

М а т ь. Ты же хорошо зарабатывал. А любовь? Ведь была же такая любовь!

П а н и н. Мама, никакой любви вообще нет. Есть три сущности: мужчина, женщина и деньги. Все, что происходит, лишь разные комбинации между ними.

М а т ь. Еще есть внуки. Вернее, их полное и, кажется, окончательное отсутствие. Ты давно сдавал кровь на сахар?

П а н и н. Сахар в крови на рождаемость не влияет.

М а т ь. Ты все время хочешь пить. Это может быть признаком диабета.

П а н и н. Это признак бессонных ночей. В купе образовался долговременный спаянный коллектив. Заметили гитару, отказать я не смог…

М а т ь. А откуда у тебя этот плащ?

П а н и н. Не помню. Кажется, подарил кто-то из жен. Давно. А что? Плащ как плащ.

М а т ь держит паузу, подбирая слова. Потом нерешительно гладит П а н и н а по рукаву.

М а т ь. По-моему, он уже не очень… модный.

П а н и н. Что ты говоришь!

М а т ь. Да и сезон белых плащей еще не настал.

П а н и н, наконец, закрывает газетуи поворачивается к М а т е р и.

П а н и н. Зато настал сезон белых халатов. Этот ваш главврач не только людей гоняет, он их еще пугает до смерти!

М а т ь. Как… «пугает»?

П а н и н. Ведь это он мне телеграмму прислал – «срочно приезжайте».

М а т ь. Телеграмму? Он не говорил.

П а н и н. Не говорил? Забавный дядя.

Пауза.

П а н и н. Ну, не говорил и не говорил. Я бы и сам приехал! Пять суток на поезде, какие проблемы?

М а т ь. Кажется, я понимаю. Видимо, им нужно согласие родственников.

П а н и н. Согласие? На что?

М а т ь. На операцию. Он говорил про операцию. А родственник у меня один – это ты. Иван Петрович не в счет. Я с ним больше не живу.

П а н и н. Хоть одна приятная новость. А что у тебя такое?

М а т ь. Они говорят: «хроническая обструктивная болезнь легких». Вот как! Или сокращенно —«ХОБЛ».

П а н и н. Дела… Сложная операция?

М а т ь. Вырежут легкое, да и отпустят. На тот свет.

П а н и н. Ну что за шутки, ей-богу…

М а т ь. Впрочем, тут еще есть врачи. Я их знаю. Приезжала раньше.

П а н и н. Старая школа?

М а т ь. Проклятое советское наследие. Поэтому надежда еще есть.

П а н и н. Можно, я покурю?

М а т ь. Кури, конечно. А меня заставили бросить. Теперь, чтобы не курить, пью воду.

П а н и н. Ну и правильно.

М а т ь. Очень хороший способ. Как понервничаешь, наливаешь полный стакан. И медленно – главное, медленно – пьешь. Маленькими глоточками и с ощущением победы над собой.

П а н и н. Вижу перед собой полный стакан холодной газированной воды.

М а т ь. Сейчас принесу, погоди. Ты не сказал, как у тебя на работе?

П а н и н. Нормально пока.

М а т ь. А так – все по-прежнему? Рюкзак, ледоруб? Гитара, я смотрю…

П а н и н. Почему бы и нет? Но сейчас реже – получил отдел…

М а т ь. Молодец…

П а н и н. Пришел новый редактор. Племянник мэра. Двадцать семь лет, в профессии – полный идиот. Месяц просто сидел и кроссворды решал. Потом вдруг вызывает: «Вы, Валерий Дмитриевич, неплохой журналист, вот только темы берете какие-то неактуальные. Горные лыжи, прыжки с парашютом… Поисковые отряды… Это – нафталин, говорит, отрыжки застойного периода. Народу это не нужно».

М а т ь. Что же нужно народу?

П а н и н. Оказывается, почему педикам – извини! – нельзя ходить с флагами по проспекту Свободы. Или сколько деток оставила в нашем городе звезда шансона. Общечеловеческие ценности, говорит, надо проповедовать. Но – странно. Увидел телеграмму – и тут же выписал как бы командировку. Даже гостиницу оплатил.

М а т ь. Зачем гостиницу? Поезжай ко мне. Ключи я оставила у Веры Ивановны, она живет напротив, ты ее должен помнить.

П а н и н. Прости, мать, я же не знал про Ивана Петровича. И потом – отчет о командировке, туда-сюда. Как тут кормят?

М а т ь. Нормально. Не вздумай ничего таскать!

П а н и н. Я тебе телефон привез. Для связи.

Достает из сумки простой мобильный телефон для пенсионеров, отдает матери. Потом на своем телефоне набирает ее номер.

М а т ь. Вот это хорошо. Но, наверное, очень дорого?

П а н и н. Ерунда. Вызов у тебя будет такой… специфический. Как и у меня, ни с кем не спутаешь.

Из мобильника матери доносится сигнал вызова – песня из кинофильма «Самогонщики»: «Без каких-нибудь особенных затрат…»

М а т ь (улыбаясь через силу). Как раз для меня…

П а н и н. Теперь вот посмотри – отпечатался мой номер. По нему и звони. Или вот в функции «Имена», видишь? «Блудный сын» – это я и есть. По-библейски определенно.