Г. Шумкин - Кто Вы, госпожа Чайковская? К вопросу о судьбе царской дочери Анастасии Романовой

• Название: Кто Вы, госпожа Чайковская? К вопросу о судьбе царской дочери Анастасии Романовой
• Автор: Г. Шумкин
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-91356-248-7

Впервые публикуется комплекс архивных документов об Анастасии Чайковской, претендовавшей на роль царской дочери – Великой княжны Анастасии Николаевны: заключения врачей, свидетельства приближенных к семье, мнения членов Дома Романовых.

Данное издание адресовано историкам и всем неравнодушным к прошлому России.

---

Относительно финансовой стороны этого вопроса имею честь сообщить Вашему Высочеству следующие данные.

До лета 1925 года, как Вы изволите увидеть из приложенной справки, больная находилась в разных больницах бесплатно по 3-ему разряду в качестве неимущей «неизвестной русской» (конечно, всегда в общей палате, даже в больнице для умалишенных), а в промежутках жила у некоторых частных лиц, ее приютивших. Только с половины лета 1925 года за ее содержание стал платить датский посланник в Берлине г[осподи]н Цаале, и с этого времени больная была помещена вполне прилично в санатории в Берлине, ездила весной 1926 [года] в Лугано и теперь живет в санатории в Баварии. На чьи именно средства содержит ее г[осподи]н Цаале, мне в точности не известно, но по словам его средства получаются из частного датского источника.

Доктора настаивают[23] на необходимости для больной полного спокойствия и пребывания в санатории, и только в таком случае они надеются на ее выздоровление.

Без каких-нибудь экстренных расходов, как более сложное лечение или операция (возможность чего никогда не исключена, так как больная страдает костным туберкулезом), необходимо считать 20 марок в день на содержание, а кроме сего кое-какие расходы на одежду и мелочи – следовательно от 650-700 марок в месяц, т[о] е[сть] по теперешнему курсу около 6 тысяч франков.

Позволяю себе представить у сего Вашему Императорскому Высочеству заключения врачей о больной: за№ 1 заключение директора психиатрической университетской клиники, профессора] Bonhoefer'a, № 2 д[окто]ра Нобель, врача Mommsen-Sanatorium в Берлине, который лечил и ежедневно навещал больную в течение 8-9 месяцев и № 3 московск[ого] хирурга проф[ессора] С[ергея] Михайловича] Руднева, делавшего больной операции руки и посещавшего ее как для перевязок, так и из общего интереса также почти ежедневно, проф[ессор] Руднев оперирует своих пациентов в этой санатории и потому мог легко постоянно навещать больную, № 4 и 5 – два отзыва врачей, лечащих больную теперь в санатории в Баварии[24].

Не имев под рукой прилагаемых документов, я принужден был на несколько дней задержать мой ответ, за что приношу мои извинения.

Ставя себя в полное распоряжение Вашего Императорского Высочества, покорнейше прошу Вас принять уверения в глубоком моем уважении и таковой же преданности и остаюсь Вашего Императорского Высочества

покорный слуга С[ергей] Боткин

ГАРФ.Ф. 10060. Оп. 1.Д. 69. Л. 6-9 об. Подлинник. Машинопись.

№ 2. Письмо Сергея Боткина Великому князю Андрею Владимировичу о состоянии дела Анастасии Чайковской к началу ноября 1926 года

Берлин

3 Ноября 1926 года

Доверительно[25]

Копия снята[26]

Ваше Императорское Высочество,

Я имел честь получить Ваше письмо от 25-го Октября и спешу дать ответ на все вопросы и, по возможности, осветить оставшиеся не вполне ясными стороны этого крайне сложного и трагического дела.

Ваше Высочество вполне правы, высказывая мнение о том, что в ближайшее время приходится ограничиться возможно определенным и точным выяснением истины и изысканием средств для содержания «больной».

Я не сомневаюсь, что, если удастся вылечить, укрепив силы больной, то доказательства ее личности будут настолько обильны, что всякие сомнения сами собою исчезнут.

Что касается расследования дела в Румынии, то мне кажется, что оно, несмотря на несомненные трудности, совершенно необходимо и может увенчаться успехом; мне представляется, что все, что было сделано до сих пор, носит слишком кустарный характер и обставлено было недостаточно серьезно и потому совершенно не может считаться исчерпывающим; но, тем не менее, как Вашему Императорскому Высочеству благоугодно будет усмотреть из прилагаемых документов, даже и оно кое-что дало. Из ответа, данного мне Станиславом] А[льфонсовичем] Поклевским-Козелл еще в Мае месяце, я мог убедиться, что он отнесся к этому делу с предвзятостью, будучи из неизвестных мне источников, вероятно, ложно осведомлен. Он отрицал даже существование каких-либо легенд о провозе больной «Царской Дочери», между тем г[оспо]жа Шпиндлер, объезжавшая пограничные местности, установила существование там подобной легенды, и мне кажется, нет основания подозревать г[оспо]жу Шпиндлер в измышлении этого факта. Конечно, главное затруднение в производстве следствия – неизвестность, под какими фамилиями и именами путешествовала и проживала в Румынии семья, называвшаяся «больной» Чайковскими.

Одно, что, однако, необходимо для правильного производства следствия – это поручение такового лицу безукоризненно добросовестному и не предубежденному и пользующемуся общим доверием.

Перехожу к наиболее существенному в данное время -финансовому вопросу. Я нахожусь в постоянном общении с г[осподином] Цаале, и он уже давно предупреждает меня о том, что оставшиеся в его распоряжении средства совершенно на исходе. Уже в Мае месяце у него оставалось лишь на несколько недель, но на тот раз «каким-то чудом» ему удалось добыть некоторую сумму опять-таки из «датского частного источника», теперь же г[осподин] Цаале предупреждает меня, что после 1-го Января 1927 г[ода] он не будет более в состоянии материально поддерживать больную, ибо имевшиеся у него источники средств окончательно иссякли. Зная и видя отношение к этому делу со стороны Датского Посланника, посвятившего ему столько забот вот почти 1,5 года, я бы считал крайне пагубным, если бы Цосподин] Цаале ныне от него отстранился.

Ввиду всего этого мысль Вашего Высочества о необходимости озаботиться приисканием денежных средств на содержание «больной» более чем правильна, и задача эта теперь даже крайне срочная, ибо до первого Января остается всего два месяца. Мне представлялось бы наиболее целесообразным собираемые деньги, предназначенные на содержание «больной», передавать в распоряжение г[осподина] Цаале, дабы он мог продолжать свои заботы о ней – этим путем было бы сохранено однообразие и планомерность в деле, и, я уверен, удовлетворено и желание больной, которая вполне доверяет ему и привыкла видеть в нем испытанного друга, к тому же для русских кругов будет подчеркнута полная нейтральность и отсутствие всякой партийности.

Хотя г[осподин] Цаале и уверяет меня, что источники денежных средств у него иссякли окончательно, мне показалось, что таковые могут снова появиться, как только с нашей – русской стороны, будут поступать средства на содержание больной. Ведь теперь уже второй год больная на полном иждивении неизвестного датского благотворителя, и очень естественно, что иностранец отказывается продолжать свою помощь, видя полное безразличие и равнодушие со стороны русских кругов.

«Больная» никогда себя Великой Княжной Татьяной Николаевной не именовала, но впервые, еще в Дальдорфе, принявшая ее за одну из дочерей Государя, некая Пойтерт сочла ее за Великую Княжну

Татьяну Николаевну, и оттуда и пошла эта легенда. Мне лично не известно, когда именно и при каких обстоятельствах больная впервые назвала себя Анастасией Николаевной, и теперь это установить было бы, я думаю, невозможно, но с тех пор как я слышал об этом деле, уже несколько лет назад, когда я его считал совершенно несерьезным, разговор всегда касался Анастасии Николаевны; но со времени как это дело поставлено правильно и ведется добросовестно, можно установить, что «больная» всегда говорит о себе как о Великой Княжне Анастасии Николаевне. Между прочим, рассказывая о своей прежней жизни, она часто в шутливом тоне указывает на старые фотографии Великой Княжны Анастасии Николаевны, иронизируя свою внешность и т[ому] п[одобное]. Вообще в ее словах в этом отношении никогда и не звучало никакого сомнения и не было противоречий – это видно в записках Ратлеф и может удостоверить каждый, видавший ее часто и вошедший в ее доверие. С людьми посторонними она вообще не разговаривает и всегда старается скрыть свое происхождение.

Прилагаемые у сего записки Ратлеф дают в этом отношении определенную и яркую картину. Эти заметки составляют лишь часть дневника, которые вела г[оспо]жа Ратлеф за 1 год пребывания ее при «больной», ныне она систематизировала все свои записки и собирается издать их в форме книги.

Она дала мне прочесть свой труд, и должен признаться, что они производят громадное впечатление. Каждый, прочтя его, несомненно, задаст себе вопрос, почему же «больная» не признается Семьей. Я считал бы ввиду этого до крайности нежелательным опубликование этой книги в настоящее время. Читающая публика и пресса всех направлений, несомненно, будут горячо обсуждать ее содержание, и антимонархические элементы найдут в ней материал для враждебной пропаганды. Но, к сожалению, я не имею никакой возможности давления на г[оспо]жу Ратлеф и пока достиг лишь того, что она обещает отложить появление этой книги до Января – Февраля будущего года.