А. Клименко - Величайшие речи русской истории. От Петра Первого до Владимира Путина

• Название: Величайшие речи русской истории. От Петра Первого до Владимира Путина
• Автор: А. Клименко
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4438-0758-4

В этом сборнике, который должен стать настольной книгой каждого русского патриота, представлены лучшие речи государственных деятелей России ХIX–XX вв. Они вызывали искренний интерес и живую реакцию современников, порой круто меняя политическую и культурную атмосферу в стране и в мире.

Они звучали в поистине переломные моменты: накануне отмены крепостного права, на судебных процессах против народников, во время Первой русской революции и сразу после поражения России в Первой мировой войне. Их произносили выдающиеся политические деятели и блестящие ораторы: Столыпин, Керенский, Милюков, Сталин, Путин. Эти речи точно передают уровень напряжения в обществе, степень «брожения умов» во время политических кризисов.

Современные политики, читая эти тексты, могли бы многое узнать и многому научиться. Но книга адресована не только им. Узнать о том, как ярко, образно и доходчиво выражать свои мысли, будет полезно политологам, журналистам, специалистам по пиару и всем людям «публичных профессий».

---

Первоприс[утствующий]. Вы опять входите в такие объяснения, которых я не могу допустить…

Мышкин. Могу ли я объяснить те побуждения…

Первоприс[утствующий]. В настоящее время я вас об этом не спрашиваю.

Мышкин. Я желаю знать, когда же наступит тот момент, когда я могу подробно объяснить…

Первоприс[утствующий]. Этот момент наступит впоследствии.

Мышкин. Я желаю знать, когда.

Первоприс[утствующий]. Это мое дело. Сверх того, вы обвиняетесь в том…

Мышкин. На следующие вопросы я не отвечу до тех пор, пока не буду иметь возможности объяснить причины, заставившие меня совершить второе преступление.

Первоприс[утствующий]. Садитесь…

* * *

Подсудимый Мышкин. По поводу свидетельского показания Гольдмана я желал бы представить свои объяснения. Но прежде объяснений этих я хотел обратиться к суду с одним ходатайством. Хотя на основании 729 ст[атьи] Уст. уголовного судопроизводства я имею право требовать, чтобы мне было объяснено все то, что происходило на суде во время судебного следствия по рассмотренным 11-ти группам, но так как я убежден, что эта просьба не будет уважена, то я желал бы, по крайней мере, чтобы суд объяснил мне то из происходившего на суде, что непосредственно относится до меня, как до члена того сообщества, в участии в котором меня обвиняет прокурор. Между прочим, прокурор в обвинительном акте говорит, что члены этого сообщества, следовательно, в том числе и я, выражали готовность к совершению всякого рода преступлений ради приобретения денег. Поэтому я желал бы знать, подтвердило ли следствие те факты, из которых прокурор сделал этот вывод. Я желал бы знать, подтверждено ли на следствии, что некоторые из моих товарищей по сообществу предлагали г-же В. сделаться любовницей какого-то старика с тем, чтобы обобрать его, отравить, а деньги представить в пользу г-же В… Затем я указал бы еще на другие факты, относительно которых я желал бы знать, подтверждены ли они на судебном следствии или нет…

Первоприс[утствующий]. До вас производилось следствие по 11-ти группам, и в течение всего этого следствия ни свидетелями, ни в вещественных доказательствах вашей фамилии не упоминалось.

Мышкин. Тогда я желал бы знать, до кого относится это обвинение, что члены этого сообщества выражали готовность к совершению всякого рода преступлений ради приобретения денег. Так как в обвинительном акте не сказано, до кого относится это обвинение, то я думаю, что оно относится до всех, а следовательно, и до меня…

Первоприс[утствующий]. Это в настоящее время не может быть вам сказано. Это вопрос обвинения.

Мышкин. Но из обвинительного акта видно, что это обвинение возводится на всех, следовательно, и на меня…

Первоприс[утствующий]. Когда вы выслушаете обвинительную речь товарища обер-прокурора…

Мышкин. Тогда уже будет поздно говорить о том, что происходило на следствии…

Первоприс[утствующий]. Да, но я вам объяснил, что о вас не упоминалось в свидетельских показаниях…

Мышкин. Все обвинение меня в принадлежности к этому сообществу основано не на каких-либо строго определенных показаниях. Таких показаний, которые были бы строго указаны в обвинительном акте, я не вижу; этих улик нет в обвинительном акте. Прокурор не говорит, что на основании таких-то фактов я обвиняюсь в принадлежности к сообществу, и, следовательно, я имею основание думать, что это обвинение происходит вследствие предположения, что между всеми подсудимыми существует внутренняя связь, известная солидарность. Я готов ее признать, но мне для этого необходимо знать, действительно ли подсудимые таковы, какими выставляет их обвинение. От этого зависит, признать или не признать мою солидарность.

Первоприс[утствующий]. Это вы можете сказать в своей защитительной речи, признаете ли…

Мышкин. Как же я могу знать, признаю ли себя солидарным с таким-то, когда я не знал, что говорилось относительно его на следствии, когда я не присутствовал при судебном следствии?

Первоприс[утствующий]. Вам будет предъявлено на судебном следствии то, что было относительно вас, и из этого вы можете сделать тот или другой вывод.

Мышкин. Кроме того, есть такие обвинения, которые огульно на всех возведены. Относительно [этих-]то обвинений я бы и хотел знать, подтверждены ли судебным следствием те факты, из которых они выведены. Я очень хорошо знаю, что большинство этих фактов лживы, выдуманы прокурором…

Первоприс[утствующий]. Прошу не выражаться подобным образом, оскорбительным для представителя обвинительной власти, иначе я прикажу вас вывести.

Мышкин. В таком случае я, разумеется, не имея фактов, не имея возможности знать их, буду лишен возможности опровергать те заключения, которые угодно было сделать прокурору, и не только я, но и все мои товарищи будут лишены возможности касаться общей стороны дела, и прокурор может делать какие угодно выводы и заключения, как бы они ни были абсурдны. Никто из нас не будет обладать достаточным фактическим материалом для опровержения этих выводов, благодаря постановлению, которое состоялось 11-го октября. В таком случае я желал бы высказать теперь опровержение по крайней мере относительно других обвинений, которые возводятся прямо на меня – одинаково вместе с другими подсудимыми. Так, в обвинительном акте сказано, что обыкновенно интеллигентные люди служат пропагандистами, приглашаются бросать учение и идти в народ, выставляя, что наука есть не более, как средство для эксплуатации народа. Я желал бы сказать несколько слов по этому поводу, потому что я готов признать себя виновным в том, что разделяю тот взгляд, что для революционера в настоящее время нет надобности оканчивать курс в государственной школе. Затем, так как этот взгляд навлек на нас немало нареканий со стороны известной части общества, то я считаю себя вправе объяснить, какие причины довели меня до подобного, кажущегося многим безрассудным, взгляда. Я предложил, что, если бы в настоящее время Россия находилась под татарским игом, если бы во всех городах на деньги, собранные в виде дани с русского народа, существовали татарские школы, в которых бы читались лекции о добродетелях татар, об их блестящих военных подвигах…

Первоприс[утствующий]. Это к делу не относится, таких сопоставлений на суде не допускается.

Мышкин. Прошу извинить, но у меня такой склад ума, что я могу убедить только путем сравнения, путем аналогии. Вот я и хотел бы привести такое сравнение, так как оно лучше всего доказывает справедливость моей мысли. Если бы в таких школах доказывалось право татар владеть русским народом, и если бы все учение в них было направлено к тому, чтобы создать из русской молодежи ревностных и покорных слуг татарских ханов, то спрашивается: была ли бы необходимость для русской молодежи оканчивать курс в подобных школах и посвящать все свои силы отъявленным врагам своим? Я полагаю, что нет. Точно так же и для революционера нет никакой необходимости оканчивать курс в государственных школах, потому что… впрочем, пожалуй, я воздержусь от окончания этой фразы из опасения быть остановленным и удаленным. Кроме того, в обвинительном акте возводится обвинение в том, что…

Первоприс[утствующий]. Вы опять говорите защитительную речь. В настоящее время следствие еще не окончено. Из данных, которые обнаружатся на следствии, вы можете потом делать свой вывод, в настоящее же время мы не обязаны выслушивать вашу защитительную речь…

Мышкин. Так как никто не будет говорить из свидетелей, что…

Первоприс[утствующий]. Вы не можете еще знать, что будут говорить свидетели…

Мышкин. Но мы уже видели здесь, что когда свидетеля спрашивали, не высказывал ли я когда-нибудь свой взгляд относительно религии, науки, семьи, то он отвечал отрицательно. Вот по этому поводу я и хотел бы сказать. В обвинительном акте прокурор делает еще тот общий вывод, что будто бы революционное учение заключается в отнятии у своего ближнего собственности или в уничтожении власти, которая сему препятствует. Я не знаю такого революционного учения. То учение, которого я придерживаюсь, говорит об обеспечении блага трудящегося народа, о праве безусловного пользования продуктами труда. Действительно, это совершенно необходимо для осуществления блага трудящегося народа. В самом деле, можно ли признать заслуживающей названия охранительницы права собственности ту самую государственную власть, которая присваивает себе право налагать произвольные контрибуции на народ…

Первоприс[утствующий]. Вы опять пускаетесь в порицание. Я этого не дозволяю. Поэтому предлагаю сесть…