Кирилл Евстигнеев - Крылатая гвардия. «Есть упоение в бою!»

• Название: Крылатая гвардия. «Есть упоение в бою!»
• Автор: Кирилл Евстигнеев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-699-68273-7

Автор этой книги дважды Герой Советского Союза К.А. Евстигнеев в годы Великой Отечественной войны одержал 53 победы лично и еще 3 в группе (это пятый результат в советской авиации – больше сбили только Кожедуб, Покрышкин, Гулаев и Речкалов). Причем – уникальный случай – два вражеских самолета, Ю-88 и Ме-109, Евстигнеев «завалил» в первом же воздушном бою! А самого его хваленые немецкие асы не сбивали ни разу – хотя, выделяясь самоотверженностью даже среди отчаянных сталинских соколов, он никогда не уклонялся от боя и до самого конца войны не избегал лобовых атак даже против 6-пушечных «фоккеров». Недаром его девизом было пушкинское «Есть упоение в бою!».

Сразу после Победы Евстигнеева в третий раз представили к званию Героя Советского Союза, однако представление так и не было утверждено. А книгу воспоминаний великого летчика изрядно «порезала» цензура. В данном издании эти мемуары печатаются без купюр.

---

По заранее обговоренному на земле плану летчики-инструкторы отрабатывали вначале атаки по предполагаемому бомбардировщику противника, затем вели воздушный бой истребителя с истребителем. Атаки начинались по установленному сигналу. Я, к примеру, выходил вперед и определенное время следовал по прямой, а командир проводил атаки по мне. Затем мы менялись местами: командир выходил вперед, а я атаковал его со всех направлений: сбоку, слева, справа, сверху, снизу, на попутных и пересекающихся курсах под различными ракурсами.

Через несколько полетов мы приступали к отработке самого воздушного боя. Начинался он с атак в горизонтальной плоскости, затем переходил на вертикальный маневр и, наконец, заканчивался свободным боем, в котором применялись все виды маневра с умелым использованием максимальных возможностей самолета. Эти полеты были для меня хорошей школой. Проводились они с одной целью – подготовиться к фронту.

Однако на мои просьбы об откомандировании – если не на фронт, то хотя бы в строевую часть – по-прежнему поступали отказы. Все это тяжким грузом давило и угнетало меня. И тогда я не придумал ничего лучшего, как развеять душу в самовольной отлучке. Командир эскадрильи понял подоплеку моей недисциплинированности. Последовало строгое внушение:

– В стремлении на фронт вы избрали худший из вариантов. Небо может закрыться для вас навсегда!

Вгорячах я наговорил хорошему человеку резкостей, нагрубил и потом тяжело переживал, казнил себя. В самом деле, в училище было много инструкторов способнее меня. Послали же лучших из них на фронт…

Вскоре с удивительной быстротой распространился слух о разнарядке на четырех летчиков для перегонки истребителей «Аэрокобра» из Америки на Аляску и с Аляски в глубь нашей страны. Эти самолеты предоставлялись нам по ленд-лизу.

В заветную четверку были назначены: Ислам Мубаракшин, Василий Пантелеев, Михаил Шабанов и я. Узнал я об этом от командира звена Ивана Капленко.

– Радуюсь за тебя, дружище… Повезло. Жаль, что не вместе. Не забывай нас, помни Саяны.

– Не обижайтесь и вы на этого торопыгу, – я постучал пальцами по своему лбу, – ведь хлопот доставлял больше, чем все остальные.

Капленко, помолчав, заметил:

– В человеке, Кирилл, ценится многое. В том числе чистая и бесхитростная душа…

И вот получены от командования наши личные дела, документы, от друзей – клички: янки, американцы. Нас не обижали шутки товарищей. Было радостно от сознания ответственности, предчувствия новизны дела. Главное, мы считали это задание шагом на пути к фронту.

Вася Пантелеев возбужденно пророчил:

– Ищите нас на маршрутах перегонки «Аэрокобр».

Ислам добавил:

– Или в сводках Совинформбюро: «за ратные дела награждаются…»

Кто-то тут же продекламировал:

И гибель не страшна герою,
Пока безумствует мечта.

Расставание с курсантами и друзьями, преподавателями, с самим училищем, где мы приобрели профессию летчика, навевало теплую грусть и в то же время какую-то необъяснимую радость. Грусть – неизбежность разлуки, а радость от мысли о том, что уходим в неведомое, которое кажется человеку заманчивее настоящего.

Прощание было коротким: по-мужски пожали друг другу руки с добрым напутствием и пожеланием не забывать однокашников. Наша дорога – через Новосибирск в Москву. Мы покидали родную школу, в которой товарищи будут трудиться, готовя для фронта летные кадры. Они выпустят около полутора тысяч пилотов, большинство из которых примет самое активное участие в боях на фронтах Великой Отечественной войны. Выполняя свою основную задачу, школа предпринимала все возможное для быстрейшего разгрома врага. В течение четырех лет – с 1942 по 1945 год – военнослужащие подписались на государственный заем на сумму 3 554 115 рублей и отчислили из своих сбережений в фонд обороны страны 369 639 рублей наличными и 770 015 рублей облигациями, сдав в фонд помощи детям фронтовиков еще 30 719 рублей.

В апреле 1944 года личный состав школы, воодушевленный историческими победами нашего народа, героической Красной Армии, постановил отчислить личные сбережения на укрепление боевой мощи Красной Армии, на собранные средства построить звено истребителей и укомплектовать его экипажи своими воспитанниками.

И вот 11 июня 1944 года была получена телеграмма от Сталина: «Бирмской Военной Авиационной школе пилотов. Подполковнику Сидорову. Начальнику политотдела подполковнику Шептайло.

Передайте офицерам, курсантам и вольнонаемному составу Бирмской Военной Авиационной школы пилотов, собравшим сто пятьдесят тысяч сто восемьдесят пять рублей и семьсот семьдесят тысяч пятнадцать рублей облигациями госзаймов на строительство звена боевых самолетов-истребителей, мой боевой привет и благодарность Красной Армии. Желание личного состава школы пилотов будет исполнено.

И. СТАЛИН»[4].

Школа постоянно поддерживала тесную связь с тружениками Хакасской автономной области, оказывая им посильную помощь в решении народнохозяйственных задач: мы трудились на уборке урожая в совхозах, на строительстве сахарного завода и Уйбатского канала. Только за 1942 и 1943 годы было выработано 11 844 человеко-дня.

И вот, простившись со школой, мы приближались к Уралу. Все чаще сквозь запыленные окна вагона всматривался я в лесную ширь.

Мои родные края… Уже четыре года, как оставил их. Товарищи понимали мою взволнованность.

– Как, Кирилл, тянет дым отечества? – спрашивал кто-нибудь.

Я не находил слов для выражения чувств и только жадно глядел на эти близкие сердцу просторы, мысленно воспевая их красоту и богатство…

Поезд, окутанный клубами черного дыма, подходил к отрогам Каменного пояса. Все чаще горизонт закрывали покрытые лесом горы, нависшие скалы с оголенными пластами пород, омытые дождями, овеянные сибирскими ветрами; в их расщелинах иногда мелькали чудом выросшие, тянущиеся к свету березки.

Близость родных мест, неповторимость уральской природы будили во мне воспоминания детства и юности, что прошли в этих краях. Я вспомнил, как однажды в четвертом классе убежал из отчего дома и тайком от родных уехал в Челябинск.

Семья наша – даже по тем давним меркам – была немалая: пять сестер и мы с братом. Едоков много, а работников всего – отец да мой старший брат Алексей. Мне хотелось скорее стать взрослым, не быть лишним ртом в доме. Поэтому мысль о побеге возникла не случайно. Детская фантазия, книги о романтических приключениях, стремление к самостоятельности ускорили мое тайное решение.

В это время в стране начиналась индустриализация, строился один из ее первенцев – тракторный завод-гигант в Челябинске. Молодежь потянулась туда. Не минула эта тяга и мое родное село Большие Хохлы. Наш сосед Михаил уехал на стройку вместе со своим отцом, а дома осталась мать с младшим сыном Готькой, моим ровесником. Как-то Миша приехал домой на несколько дней, и его бесконечные рассказы о замечательной городской жизни, явно рассчитанные на то, чтобы поразить наше воображение, взбудоражили нас и подстегнули.

Через несколько дней после отъезда Михаила мы с Готькой, сложив в ученические сумки харчи и одевшись потеплее, направились не в школу, а на железнодорожный разъезд Хохлы. Когда подошел товарный, мы вскочили на платформу, груженную тесом, и первое в нашей жизни путешествие началось.

Поезд шел медленно. На полпути его догнал пассажирский. Нам удалось пересесть на него – вначале на подножку вагона, а потом, когда от холода уже зуб на зуб не попадал, мы перебрались внутрь вагона, затерялись среди пассажиров и благополучно добрались до Челябинска.

Город, представший перед нами, буквально ошеломил своим величием. Его здания по сравнению с деревенскими избами казались великанами. Суета и многолюдье толпы пугали, подавляли нас. Мы знали адрес Михаила и поторопились разыскать его. Каково же было удивление Готькиных родных, когда мы появились как снег на голову.

– Блудные дети! – возмутился его отец. – Кто же в это время ездит? Город – не увеселительное место: он живет своим трудом. Раздевайтесь!

В этот же вечер было решено устроить нас на курсы плотников. А на двадцать первый день учебы, получив зарплату за прошедшие полмесяца, мы дали деру домой.

За проделанное отец потребовал у меня отчета. Молча, не перебивая, выслушал рассказ о поездке. Ругать не стал, но с обидой в голосе упрекнул:

– Молодо-зелено… Рано тебе, сынок, выходить на трудовую дорогу: шея тонка, а хомут великоват. Учиться надо. А плотничать учатся не в городе, а дома. У меня и научишься.

Повернувшись лицом к маме, он улыбнулся доброй улыбкой: мол, все обошлось, что уж теперь…

Окончен четвертый класс. Сосед Готька вместе с матерью уехал в Челябинск. Мои старшие замужние сестры, а потом и брат покинули село. Я с младшими сестренками Александрой и Анной остался с родителями и все лето провел на озерах.