Павел Парфин - Простое решение

• Название: Простое решение
• Автор: Павел Парфин
• Жанр: Любовно-фантастические романы

Книга Павла Парфина «Простое решение» – женские фантазии на фривольную тему.

У Ленки Андрейченко, жены Витька Андрейченко, появился любовник. Женщина жила в Сумах, а любовник – в Киеве. Чтобы встретиться с ним, Ленка сказала мужу, что едет в Киев за сапогами, а поехала за любовью. Любовник – молодой талантливый дизайнер, вечно занятый. Он снял женщине номер в гостинице, и Ленка, дожидаясь, когда освободится ее возлюбленный, взялась бродить-путешествовать по Киеву: заходила в магазины, кафе, ботанический сад и даже посетила храм – попала на неожиданную проповедь «Об ангелах, мужчинах и женщинах». Вернувшись после прогулки в гостиницу, Ленка захотела принять душ, но неожиданно провалилась сквозь сливное отверстие… в подванный мир.

Так началось ее сюрреалистическое путешествие по необыкновенному миру, где правил вань-царь, где цвел вань-сад иллюзий и жил малахитовый единорог, где был свой подванный храм, в котором вань-батюшка выступил с проповедью, посвященной, разумеется, воде: «Вода – это голубая плазма, лучшее агрегатное состояние, в котором может находиться время. Время-плазма…» Проповедь завершилась удивительным обрядом помазания временем, и женщина с замиранием сердца прошла этот обряд, чем повергла вань-батюшку в полное замешательство: Ленка неожиданно остановила ход водяного времени.

---

Павел Парфин Простое решение

Он-лайн

Было начало апреля, пятница. Поздний вечер на железнодорожном вокзале. Вечер, пахнущий старыми шпалами, только-только очнувшимися от зимней спячки, влажным воздухом и душным парфумом людей, собравшихся на перроне, лег на плечи Ленки Андрейченко. Шелковым платком лег, прохладным и нежным, как прощальный взгляд мужа.

Ленка уезжала сегодня в Киев и боролась с соблазном остаться. Мужу сказала: мол, надо съездить на рынок за сапогами, мол, в Киеве сапоги намного дешевле, но за один день вряд ли сможет найти что-нибудь путное, так что жди в понедельник… А сама рвалась в объятия любовника.

Ленка чувствовала, что рядом с мужем у нее непрерывно растет живот (если бы от беременности!), а счастья становится все меньше. Любовник – другое дело… С ним она не чувствовала ни живота, ни ног, теряла голову и становилась все красивей. «Самые красивые женщины те, которых любят», – скажет позже ей один священник. «А те, которые любят сами, красивее первых», – добавляла про себя Ленка.

Сейчас, стоя на перроне в ожидании проходящего поезда, она мечтала о жадном теле любовника и изводила себя, не в силах сделать окончательный выбор. Ленка завидовала подругам-знакомым, которых такая беда-счастье или обошла стороной, или еще не нашла, или давно уж ими была проглочена вместе с хлебом и дешевым вином…

«Вот Алка Барсук. Пятый год подряд постится, все посты соблюдает, на мясо во время поста не взглянет, а в рот – ни мясной крошки! Ни сил, ни жизни по сторонам глядеть. Я бы так не смогла… А Барсучиха может. Да ей, правда, другого и не остается. Наверное, Бог слышит ее молитвы и защищает. От кого? Хм, видать, от кредиторов, которым Барсуки задолжали кучу денег. А может, я напрасно злорадствую?.. Так или иначе Алка выбор сделала. Даже если и не по собственной воле.

А Людка Гриценко? Хороша, ничего не скажешь. Оттого что с мужем повезло.

Хозяйственный у нее Серега, ко всему руки стоят, все пальцы на месте, а, судя по Людкиным словам, главный палец всегда в небо смотрит… А Людка в это время смотрит по сторонам. Мужчин коллекционирует, как мой меньший значки. И все норовит какой-нибудь редкий экземпляр подцепить. Как это ей только удается?.. Вот и получается, Людка свой выбор тоже сделала – выбор в пользу всех мужчин, которые ее захотят.

Жену Жени Безсонова, Веру, я, честно говоря, немного недолюбливаю и… Ведь Вера – неисправимая интеллигентка, муж – стареющий мальчик-романтик. Странные люди. Казалось бы, совсем не приспособлены ни к чему, а что-то строят из себя… Но ведь тянет меня к Верке, ой как тянет! Что-то есть в ее душе необыкновенное, какой-то простор! Словно вышла по весне в поле, а сверху солнце пригрело, и весь ледок на сердце тут же и растаял…

Нинка Ходасевич тоже вроде как жена творческой личности. Но оба гораздо более земные. Вадим глину свою на деньги меняет, а Нинка борщи ему варит. Тоже свой выбор сделали. Что-то наподобие синицы в руках.

У Марго Мельниченко вообще нет мужа. Зато есть собственная машина, бизнес и кожаное пончо. Есть еще мужская нахрапистость и габариты, обязывающие называть ее большой и красивой женщиной. Она из тех, которые выбирают по жизни. Правда, ее выбор с течением времени становится все более жалким и требует срочной замены.

Хм, то ли дело я, влюбленная дурочка, полюбила одного селезня, да и с другим хочу жить вместе…»

…Киев начинается с жевательной резинки. «Винтер фреш» приводит мысли в порядок, спасает от зевоты и резиновой улыбки… Поезд «Харьков-Житомир» прибыл в Киев в полседьмого утра. Сойдя со ступенек вагона, Ленка тут же позабыла о нем.

Ленка старалась держаться свободной в стиснувшем ее людском потоке. Вскоре поток, обойдя стороной реставрируемое здание вокзала, а затем обогнув обнесенное дощатым забором метро, вынес Ленку к стеклянным дверям с надписью «Вхід».

В метро пахло метро: машинным маслом, резиной, людьми, механизмами и недалеким прошлым, когда за пять копеек можно было купить целое приключение… Но Ленка спускалась в свое будущее. С удовольствием спускалась, немного нервничая и оттого потея.

Любовник у нее был странным молодым мужчиной. Красивым, умным и денежным. Работал в какой-то крупной дизайнерской фирме, создавал вещи, названия которых Ленке никогда не выговорить. Высокое и недостижимое возбуждает так же, как низкое, падшее…

Любовник предпочитал заниматься с Ленкой любовью в строго отведенные им для этих занятий часы. Остальное время он проводил на работе или в гордом одиночестве. По большому счету Ленке было наплевать на эти его причуды и странности. Сейчас, сидя в метро, ее увлекало ожидание песни, которой запоет ее тело, ее душа после четырех-пяти часов классного секса.

…Ленка познакомилась с любовником год и месяц тому назад. Это было первого или второго марта, муж ехал в Киев в командировку: нужно было согласовать с приятелем-коллегой Андреем Фесенко проект нового мини-завода по производству колбасок с паприкой и сыром. Взял с собой Ленку, чтобы подышала Киевом и не застаивалась в родных стенах, как конь в стойле. В три часа дня (Ленка до сих пор помнит это) они встретились на Михайловской площади: Ленка с мужем, Андрей с мобильным телефоном «Эрикссон» и хорошим знакомым – молодым художником… Художник был с девушкой, неприметной, как мышка. Ленке не понравилась ни девушка художника, ни его имя. Поэтому всю дорогу, пока они путешествовали по Киеву, она обращалась к нему в мыслях и вслух просто: «он».

С утра светило солнце, еще неловкое после зимней спячки, пахло городской весной, инфантильной и ужасно нежной, но к трем часам повалил снег. Он настойчиво пытался засыпать каменную диадему и плечи Великой княгини Ольги, бороды святых апостолов Андрея Первозванного, Кирилла и Мефодия, их вечную Книгу. Снег словно старался обратить каменных святых в свою снежную веру. Постояв недолго у памятника (за это время Ленка успела как следует разглядеть художника), несколько раз отогнав приставучих нищих, промышлявших поблизости, возле ворот Златоверхого Михайловского монастыря, они простились с Фесенко (тому срочно понадобилось куда-то спешить), а сами отправились лениво бродить по центру Киева.

Пройдя по Владимирской, прикалываясь друг над другом, потешно припорошенным мартовским снегом (в этот час они стали одного возраста и темперамента), они повернули возле оперного театра налево и спустились к Крещатику. Было воскресенье – день, когда главная улица города превращается в Мекку для пешеходов. Они шли по центру Крещатика среди разноцветных вязаных шапочек и воздушных шариков (Ленка заметила: Киев радуется жизни так, будто живет последний день), казацких усов и папах, среди ароматных гольфстримов духов, которыми, кажется, начинает пахнуть снег и брусчатка под ногами. Раза три останавливались: художник, дурачась, прикладывал палец к губам, потом вынимал из-за пазухи плоскую бутылку ужгородского коньяка, разливал в пластмассовые стаканчики. На левой стороне Крещатика, в ста метрах от Бессарабского рынка, уличный музыкант навевал тоску заунывной игрой на жалейке. Но коньяк делал свое дело: разгонял кровь, разгонял тоску…

Художник привел их в «Эру Водолея» – небольшой магазинчик эзотерики, что на Бассейной, в пяти минутах ходьбы от Бессарабского рынка. На ступенях, ведущих в полуподвальное помещение, пахло благовониями, изнутри доносился слабый звон. В магазине вела отсчет все та же уличная реальность, все та же эра третьего тысячелетия. Разве что немного медитативной музыки, конструирующей душу на свой лад, эзотерической литературы, а среди нее – стихов Элиота, прозы Кафки, нэцкэ, пищевых добавок и прочих опять же эзотерических или просто хорошо продаваемых вещей. Ленка купила кассету «Дип Форест», которую потом забыла в ресторане на Андреевском спуске.

Художник сообщил, что через двадцать минут открывается выставка его друзей в галерее «Триптих» на Андреевском спуске, и они, еще раз хлебнув ужгородского коньяка, рванули обратно – на Крещатик, по Владимирской, через Михайловскую площадь к Андреевскому спуску, на котором, идя в любом направлении, обязательно что-то приобретаешь. Они опоздали, открытие уже состоялось, шампанское было выпито, а помада подруг и поклонниц стерта со слегка впалых щек. Художник попросил молчать виновников торжества, а сам предстал прекрасным гидом в мире масляных пятен и мистификаций.

– …Неопознанная красота. Инсталляция на полу – «Багдад во время войны. Операция „Буря в пустыне“». Инсталляция на стене вверху – «Иерусалим. Стена плача». Когда слезы высыхают, остается одна соль. Ее кристаллы блестят на солнце разноцветным огнем. Большим запасом жизненных сил и радости… Инсталляция на стене справа – «Крематорий в Испании, родном городе Сальвадора Дали». Я ркие, детские краски – знак беспомощности, растерянности, наивной надежды, блаженства и слабости. Краски постаревших львов. Там есть улицы под дождем, номера домов, номера номеров, паруса, розовая зима, лиловая ночь, звезда юного Ильича, августовская звезда в перчатке, векторы, треугольники и застывший разноцветный воск. Это брызги святого храма, взорвавшегося от избытка настойчивых молитв. Молись светло, но с опаской. Минута молчания для искусства – art’stop. Колокольчик на двери звучит дважды – то эхо уходящего посетителя. Лучше быть похотливым, чем червивым. Керамика в вогнутом пространстве – попытка вспомнить Тунгусский метеорит. Свет тухнет. Прощай, космос, здравствуй, зимний киевский вечер! Коронованный Zipfer. Seit 1858… Ein Glas Heller Freude. Звезда в белой перчатке в белую петербургскую ночь. Скотч на рану души! Голый заводной механизм на желто-лимонном фоне. XX век в ширину и высоту. Пустая лодка в ананасовом желе. Бирюзовое небо над ночным кладбищем. Клад, б…, ищем! Бутылка черного вина, черный пудинг на обсыпанном мертвецки-бледной мукой столе. Мужчина в синей куртке закуривает неспешно на красной рыбе, висящей над спящим городом. Красной рыбы усом пленена нога мужчины. Но, слава Богу, есть зонт, который защитит от небесного ветра и возможных сомнений в нереальности происходящего. Но это совсем другой угол зрения. Свастика из карт. Рассыпалась. Из карт. Иск art. Искусства иск авторитарным будням…