Дмитрий Ружников - Поляк. Роман первый

• Название: Поляк. Роман первый
• Автор: Дмитрий Ружников
• Жанр: О войне
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-93682-918-5

«Поляк» – роман о забытых войнах, о мужской дружбе, о мужестве и отваге, о верности воинской присяге, о трусости и предательстве, о любви.

Глеб Смирнитский, поляк, офицер лейб-гвардии Семеновского полка проходит через множество боев и испытаний, ни разу не усомнившись в единожды данной им клятве русского офицера. «Это люди чести! Даже если они враги», – говорит о нем И. Сталин.

---

– Поедем, поедем, – ответил не менее радостный Глеб.

– Вот и отлично. И Москву посмотришь, и я тебя с родными познакомлю. Они тебя очень хотят увидеть – я им отписал, как ты мне жизнь спас.

– Полно, Михаил, как ты можешь? Мы же с тобой военные – люди присяги. Но только заедем к моим, в Варшаву. Ждут.

– Обязательно заедем. А потом сразу в Москву. Невесту тебе найдем! Не возражай!

– Москва! – мечтательно сказал Глеб. – Поехали, Михаил!

XVIII

В Варшаве слезы радости: Мария, тетка – плачет; Владислав, дядька – слезы утирает; девочки, Ядвига и Златка, вокруг панов офицеров скачут, таких красивых, таких мужественных, с орденами на необыкновенно красивой гвардейской форме.

Сентябрьские вечера в Польше теплые; сидели на веранде, чай с вареньем и наливочкой пили, а вопрос все крутился, да не задавался. Но на второй день, перед отъездом, Владислав Смирнитский с духом собрался и, улучив момент, когда женщины ушли в дом, спросил, заикаясь:

– Неужели… Варшаву отдадут?

– Вы о чем, дядюшка? – удивился Глеб.

– О Варшаве, племянник.

– Почему так грустно, пан Владислав? – тоже удивился Тухачевский. – Галиция наша, австрияки бегут, немец на два фронта долго воевать не сможет – выдохнется, да мы со своей стороны его придавим, и войне конец.

– Ну и дай-то Бог. А то все мои знакомые готовятся к приходу немцев. А я боюсь – что будет с моей семьей, если немцы придут?

– Не придут. Скорее, дядюшка, мы будем в Берлине… – успокаивал Глеб.

Михаилу Тухачевскому не сиделось, уже рвался домой, к родным, да и Глебу передалось это желание друга – очень хотелось побывать в Москве, в древней русской столице, в которой он раньше не бывал, хотя и родина его матери. Да и когда еще выпадет такая удача, и выпадет ли? Война.

– Скажи, Глеб, – тихо спросил племянника перед отъездом Владислав Смирнитский, – ты хочешь навестить своих родственников в Москве? Я тебе дам адрес.

– Нет, – прозвучал короткий ответ. – У меня нет родных в Москве. Все мои родные живут здесь, в этом доме.

Дядя Владислав всплакнул на плече у Глеба. Дядюшка становился старым, и его очень пугала война и связанная с ней неизвестность. Поляки знали о страшных поражениях русских в первый месяц войны и готовились к приходу немцев, которых ненавидели. Владислав Смирнитский боялся вдвойне – его племянник был русским офицером.

Ехали, смотрели в окно и удивлялись – всего-то два месяца войны прошло, а какая разительная перемена: да, еще орали, пили и плясали на полустанках, но как-то невесело, с оглядкой, с опаской – что там ждет впереди? По деревянным настилам станций уже катались на деревянных ящичках с колесами безногие инвалиды, звеня одинокими медалями, размазывая пьяные слезы по грязным опухшим лицам и прося, как подаяния, на водку. А в глазах дикая боль и злость: «За что?» И бросалось, бросалось в глаза: страх на лицах людей появился!

В Москве на вокзале бравурная музыка, шум большого города, люди, снующие туда-сюда, и никаких нищих и инвалидов. А сам город – как в праздник: желтый и багряный лист на деревьях, маковки многочисленных церквей золотым огнем играют, мягкость говора, красота русских женщин, выпирающее богатство, восхищенные взгляды прохожих.

Как и в семье Глеба, у Михаила встречать сбежалась вся многочисленная родня: родители, братья, сестра. Стол был накрыт по-русски, по-московски: трещал от наливок и закусок. В магазинах старой столицы было все. Да и Михаил свои офицерские деньги почти все отправлял родителям. А ведь в лейб-гвардии служил, где расходы офицеров превышали денежное довольствие в несколько раз. Война! Не до праздников, да и на фронте платили больше, да новое звание, да награды… А здесь, в тылу, деньги ой как нужны. По Москве было видно, по магазинам и ценам…

Пришла Нина – невысокая, стройная, красивая девушка с толстой русой косой. Подала руку Глебу:

– Нина Гриневич.

Из-под длинных ресниц на Глеба посмотрели необыкновенной красоты большие зеленые глаза. Глеб залился краской. Нина рассказала, как она после лекций в университете помогает вместе с подругами в госпитале. Расплакалась:

– Раненых очень много. Много удаляется рук и ног. Так их жалко, этих простых солдат. Им прямо в палатах медали и кресты вручают и отправляют домой. А они, как начальство уходит, ревут в голос, ругаются, просят пристрелить – куда они без рук, без ног, какой дом, как семью кормить? Потом напиваются. И где водку берут? И опять ревут и ругаются. Страшно все!.. Из госпиталя до вокзала их везут в закрытой машине и сразу несут в вагоны, чтобы глаза своим калечеством не мозолили и граждан не пугали. Потому-то на улицах их не встретишь – всех по деревням раскидали.

Молодые люди с орденами на мундирах как-то сникли – торжество встречи потускнело.

Мать Михаила Тухачевского Мавра Петровна встала из-за стола, рюмку подняла и сказала:

– Прекратите здесь страхи рассказывать и слезы лить. В моем доме радость – сын пусть ненадолго, но с войны вернулся, и это для меня праздник. И он – военный не в первом поколении, и все мы – жены и матери русских офицеров – будем всегда ждать их с войны и надеяться… и слышишь, будущая невестка… будем верить, что они никогда не изменят данной ими присяге служить царю и отечеству и вернутся целыми и невредимыми домой. С возвращением домой, Миша и Глеб! – Мавра Петровна залпом выпила рюмку и бросила ее на пол. Рюмка не разбилась. Мавра Петровна ударила по рюмке ногой – та рассыпалась на кусочки – Вот так! – крикнула. – Давайте веселиться!

Праздновали хорошо, как и полагается в русской офицерской семье…

Потом целыми днями гуляли по городу. А Москва такая красивая! В один из дней зашли вечером за Ниной в госпиталь, увидели сотни раненых солдат, почувствовали нестерпимый запах карболки, нашатыря и гноя, и сразу как-то и красота, и праздник уличный померкли. Молодым людям захотелось туда, на фронт, к своим солдатам, в бой.

Походили еще по Москве, полюбовались Кремлем, осенними бульварами, ломящимися от еды магазинами, заходили в рестораны, где посетители вставали и кричали «Ура!» при виде красавцев-офицеров с боевыми наградами на необычайно красивых лейб-гвардейских парадных мундирах. Особо нравилось входить под руку с боевыми офицерами Нине; она чувствовала, с какой завистью и даже ненавистью смотрят на нее женщины в ресторанах, и это ее не забавляло, она этому радовалась. Глеб все восхищался красотой московских девушек. Михаил отводил глаза – Нина, не скрываясь, ревновала.

Вот так же они пришли в последний день отпуска в ресторан недалеко от дома. Им выделили лучший столик, прислуживать прибежал сам директор ресторана, который все заискивающе лепетал: «Что угодно героям войны? Ах, какая у нас красивая армия. Вы гвардейцы? Да-да, о чем я говорю: ваша форма, погоны, ордена – сразу видно, что вы гвардейцы». Конечно, было приятно от этого всеобщего внимания.

А в дальнем, темном углу сидел седоватый мужчина в офицерском кителе без погон, с одиноким орденом Святого Станислава на груди. Мужчина пил водку и закусывал каким-то салатом; официанты старались его не замечать и пробегали мимо: столько господ офицеров с орденами и, главное, деньгами было в ресторане, а этого инвалида с трясущейся головой пускали из жалости – все-таки офицер, пусть даже бывший, но пострадал на войне. Мужчина пил и наливался злобой и, напившись, поднялся, пошатнулся – водка выплеснулась из рюмки – и стал кричать:

– Давайте выпьем за победителей над германцами под Гумбинненом! Кто выпьет с бывшим штабс-капитаном русской армии? Брезгуете? Ну тогда я один выпью! – выпил, упал на стул и заплакал. – Где она армия? Она там, в общих могилах лежит! А здесь кто? Выскочки, карьеристы, говенные штабники… Что вытаращились? Может, предложите стреляться? С удовольствием. Только ни одна сука не захочет получить от меня пулю в лоб. Дайте мне пистолет, я вас всех перестреляю!..

Пьяного сопротивляющегося мужчину в офицерском кителе без погон вывели из ресторана. Какой-то толстый, с золотой цепью на брюхе буржуа крикнул:

– Какого черта всю эту пьянь в приличные заведения пускают? Ну ранили на фронте, так что – мы виноваты?

– Заткнись! – зло крикнул Михаил Тухачевский. – А то точно получишь пулю в лоб!

Праздник был испорчен. Из ресторана уходили расстроенные, и уже больше ничего не хотелось здесь, в Москве, а хотелось туда, на фронт, к своим боевым товарищам.

На прощание семья Тухачевских подарила Глебу красивый кожаный офицерский баул – подарок за спасенную жизнь сына. Отказываться было неудобно. Четыре дня пролетели, и молодые люди в сопровождении плачущих родителей Тухачевского и Нины поехали на вокзал.

А на вокзале, в тупике, подальше от людских глаз, выгружали из вагонов новые окровавленные обрубки русских солдат…

XIX

На фронте наступило затишье – немцы молотили французов, австрияки и русские зализывали раны поражений. Семеновский полк после Галиции вместе с армией генерала Эверта отошел, как считалось, на отдых. Командир гвардейского полка Эттер отдыхал – похаживал по тайным увеселительным мероприятиям. Отдыхал сменивший Самсонова после смерти новый командующий 2-й армией генерал от кавалерии Сергей Михайлович Шейдеман; отдыхал и новый командующий Северо-Западным фронтом генерал от инфантерии Николай Владимирович Рузский, награжденный царем за взятие Львова сразу аж двумя «Георгиями» и назначенный главнокомандующим фронтом вместо Жилинского! Ну хоть кого-то царь любил! Рузский по привычке, как улитка, в скорлупку завернулся: не трогайте, все хорошо, немец свое получил, австрияк получил, зачем наступать… Галиция всех расслабила. Забылся разгром 1-й и 2-й армий. Забылись десятки тысяч погибших. А раненые, что были отправлены в тыл и, возможно, там умерли, аж это уже не боевые потери! Русские бабы еще народят! Правда, страх перед немцами появился – и у солдат, и у офицеров, и у командующих армиями и фронтами, и у Верховного главнокомандующего, великого князя Николая Николаевича Романова… Немец спесь-то со многих посбивал! Виновного в поражениях нашли: главнокомандующего фронтом Жилинского отправили… в советники в том же звании и с тем же жалованьем.