Елена Глушенко - Оля

• Название: Оля
• Автор: Елена Глушенко
• Жанр: Русское современное

«Утро как утро.

Уколы, капельницы, перевязки, обработка швов.

Я почти закончила.

– Игнат Захарович, повернитесь, пожалуйста, на бок, – попросила я белого, как лунь, но чрезвычайно шустрого деда, лежавшего на койке возле окна.

Он с готовностью подчинился, задрав рубаху и оголив тощий зад.

Протерев ваткой со спиртом место укола и шлепнув по нему, я воткнула иголку.

Он даже не пискнул. Герой.

Я ввела лекарство и выдернула шприц, зажав ранку.

– Все. Держите ватку.

Дед Игнат перевернулся на спину, даже не подумав прикрыться рубахой.

Эксгибиционист хренов.

– Олечка, пощупайте меня. По-моему, у меня температура. И внутри все просто встает дыбом, – поделился со мной дед Игнат. – Как вы думаете, Олечка, это серьезно?»

---

Елена Глушенко Оля

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес

Утро как утро.

Уколы, капельницы, перевязки, обработка швов.

Я почти закончила.

– Игнат Захарович, повернитесь, пожалуйста, на бок, – попросила я белого, как лунь, но чрезвычайно шустрого деда, лежавшего на койке возле окна.

Он с готовностью подчинился, задрав рубаху и оголив тощий зад.

Протерев ваткой со спиртом место укола и шлепнув по нему, я воткнула иголку.

Он даже не пискнул. Герой.

Я ввела лекарство и выдернула шприц, зажав ранку.

– Все. Держите ватку.

Дед Игнат перевернулся на спину, даже не подумав прикрыться рубахой.

Эксгибиционист хренов.

– Олечка, пощупайте меня. По-моему, у меня температура. И внутри все просто встает дыбом, – поделился со мной дед Игнат. – Как вы думаете, Олечка, это серьезно?

– Вот через час зав отделением освободится, и я ему все-все про вас расскажу, Игнат Захарович, – сказала я строгим голосом. – Он Вас сразу вылечит. Он Вам такое лекарство назначит, от которого у Вас ничто не только внутри, но и снаружи больше никогда не встанет.

Поправив на нем одеяло, я спрятала всю его красоту. Дед Игнат довольно засмеялся. Как мало все же надо человеку для счастья – всего лишь чуточку внимания.

…

Мне оставалось сделать последнее.

Я досчитала про себя до десяти, вежливо улыбнулась и толкнула дверь в четвертую палату.

– Доброе утро, Виктор Петрович! Как Ваши дела? Как спалось? – спросила я, подкатывая систему к кровати слева от двери.

– Отвратительно, – сварливо отозвался седой мужчина. – Всю ночь промучился – хоть бы кто подошел.

– Разве? А насколько я знаю, Ирина сделала Вам обезболивающий укол. И потом еще три раза подходила к Вам.

Он смолчал.

Его руки были все в синяках от бесконечных уколов и капельниц. Я осторожно прощупывала венку, пытаясь найти подходящее местечко.

– Что? Уже некуда колоть? – желчно поинтересовался он.

– Не переживайте, Виктор Петрович. Я справлюсь, – дружелюбно ответила я. – На крайний случай, у Вас еще есть ноги.

Он зыркнул на меня из-под мохнатых бровей, но ничего не сказал.

Нет, на локтевом сгибе уже не осталось живого места. Сплошные узлы. Я протерла спиртом венку чуть выше запястья и осторожно ввела иглу. Затем покрутила колесико, настраивая частоту капания.

– Так нормально? Не давит?

– Давит, конечно.

Я покрутила колесико взад-вперед, а потом вернула в исходное положение.

– А так?

– Так лучше, – буркнул он.

Ну кто бы сомневался.

– Пожалуйста, не шевелите рукой и лежите спокойно. И не волнуйтесь – я про Вас не забуду.

– Да уж будьте так любезны, – сказал Виктор Петрович.

Последнее слово, как всегда, осталось за ним.

Я улыбнулась ему и вышла из палаты. Закрыла дверь, шумно выдохнула и пошла в ординаторскую.

Да, Виктор Петрович Ордынцев был не сахар. Мне еще не встречался человек с таким мерзопакостным характером. Я работала в третьей хирургии больше года и за это время успела понасмотреться всякого, но с подобным столкнулась впервые.

Он терроризировал всех с той самой минуты, как поступил к нам в отделение. Ему все было не так: ремонт безобразный, кровати отвратительные, питание ужасное. То ему было холодно, то жарко, то замучили сквозняки. Лечили его плохо, не уделяя ему должного внимания. Санитарки были нерасторопны, врачи неквалифицированны, а у медсестер руки росли не оттуда. Ночами он никому не давал спать, по нескольку раз вызывая к себе персонал.

Он раздражал меня безмерно. Мне иногда – стыдно признаться – хотелось стукнуть его по голове чем-нибудь тяжелым.

Но всякий раз я с ужасом отгоняла от себя эти мысли. Я не могла, не должна была испытывать к нему ничего, кроме сочувствия и жалости. Потому что Виктор Петрович был смертельно болен.

Во время операции вместо язвы двенадцатиперстной кишки обнаружилась раковая опухоль, давшая обширные метастазы. Со дня на день его должны были выписать и отправить домой умирать.

– Ты чего такая суровая? Опять академик доставал? – спросил меня интерн Сурков.

Сурков не шутил. Кто-то из наших выяснил, что пенсионер Виктор Петрович Ордынцев действительно был академиком и еще не так давно директором института, занимавшимся исследованиями не то нефти, не то газа.

– Да ничего особенного, все как обычно, – вяло отмахнулась я.

Мне было нехорошо. В носу свербило, в горле першило, и голова была как в тумане.

– А хочешь, я тебя поцелую? Для поддержания тонуса? – с надеждой предложил Сурков.

– Отстань, Паша. По-моему, я заболеваю.

– Ты это брось! Нашла время! – встревожился он.

– Да знаю я. Самой неохота. Но если к вечеру не пройдет, придется отпрашиваться.

К вечеру не прошло, и, после того как я два раза чихнула в присутствии зава, Сан Саныч послал меня подальше.

– Значит так, голуба, – авторитетно заявил зав. – Тридцать грамм водки с перцем и под одеяло. И чтобы к следующей смене была как огурец. Здесь больных без тебя хватает.

– Сан Саныч, я не пью, Вы же знаете. И вообще, странно слышать от профессора такой дремучий совет, – укорила я начальника.

– Оленька, я тебя не пить призываю, а лечиться. А насчет дремучести… Вот когда станешь профессором, тогда поймешь, что дремучие советы – они самые надежные. Так что хватит умничать, вали домой.

И я отвалила.

…

На улице шел снег.

Табло на главном корпусе попеременно показывало то время, восемнадцать двадцать, то температуру, минус двенадцать. Нормально для начала ноября.

В другой раз я бы обязательно прошлась пешком – тут всей ходьбы было на полчаса. Но сегодня я решила не рисковать, поехать на автобусе и последовать совету Сан Саныча. Нет, водку я пить не собиралась. А вот под одеяло забраться хотелось очень.

Мне категорически нельзя было болеть. Сначала требовалось решить квартирный вопрос.

Невесть откуда взявшийся сынок тети Клавы – царствие ей небесное! – дал нам с Лизой две недели на то, чтобы мы освободили квартиру. И этот срок истекал через четыре дня.

Ах, милая добрая тетя Клава! Как же не вовремя Вы умерли!

Я покрутила головой, отгоняя кощунственную мысль. Разве можно умереть вовремя?

Клавдия Семеновна, или тетя Клава, как ее называли мы с Лизой, была добрейшей души человек.

После смерти мужа двухкомнатная квартира оказалась ей не по карману. Сын, о существовании которого мы с Лизой до прошлой недели даже и не подозревали, никак ей не помогал, и она стала сдавать одну комнату. Сначала комнату снимал какой-то мужик, потом Лизавета с подружкой. Потом подружка уехала, и тетя Клава написала новое объявление.

Я наткнулась на нее на остановке, когда она приклеивала бумажку на фонарный столб. Это было в прошлом году, в конце июля. Я как раз искала себе жилье – мне пора было освобождать место в общежитии после окончания училища.

Клавдия Семеновна привела меня к себе домой, и я там и осталась.

Она брала с нас с Лизой только квартплату и ни копейкой больше. Получалось примерно по тысяче с носа. Это было почти задаром за благоустроенное жилье в центре города, да еще и возле остановки.

Еще одну тысячу из своей жалкой зарплаты я отправляла маме в деревню, а на оставшиеся две с небольшим пыталась выжить, подрабатывая почтальоном или курьером в свободное от дежурства в больнице время.

Оказалось, что если чередовать «Ролтон» с «Дошираком», то выжить можно, невзирая на ранний гастрит. Поэтому я даже умудрялась выкраивать крохи на дешевую косметику и кофты с китайского рынка.

Мы с Лизаветой быстро нашли общий язык. Она была студенткой политехнического института и училась по специальности с непроизносимым названием. Что-то там с генераторами.

Как и я, она приехала из деревни. Только ее семья, в отличие от моей, могла помогать ей деньгами. Пусть и небольшими.

Тетя Клава, святая женщина, еще и подкармливала нас на свою мизерную пенсию: она иногда пекла нам пирожки – то с капустой, то с повидлом.

Хорошая была старушка, царствие ей небесное. Мне было очень жалко и ее, и ее пирожки, и ее замечательную квартиру.

Черта с два я найду сейчас что-нибудь подобное. Нет, конечно, предложений было полным-полно! Жилье сдавалось в огромном количестве во всех районах города. Но вот сколько теперь это будет мне стоить?

Я уже обзвонила кучу адресов и даже съездила посмотреть несколько комнат. Жилье было вполне приличным. Вот только цены мне не подходили. Никто не соглашался меньше, чем на четыре тысячи. Даже если разделить эту сумму на двоих, то для меня это было все равно неподъемно.