Александр Половец - БП. Между прошлым и будущим. Книга вторая

• Название: БП. Между прошлым и будущим. Книга вторая
• Автор: Александр Половец
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-1-927480-53-3

Во втором томе трилогии «БП. Между прошлым и будущим» читатель встретит имена собеседников автора, определивших целую эпоху культурной и политической жизни нашего времени; в их числе, переводчик Сталина В.Бережков, директор Института США Г.Арбатов и А.Авторханов за чьими книгам, нелегально попадавшими в СССР, охотился Комитет Госбезопасности. Писатели Б. Окуджава, А.Алексин, В.Аксенов, Ахмадулина, А.Гладилин, И.Губерман, Э.Лимонов и С.Соколов, С.Крамаров, режиссеры М.Розовский и А.Кончаловский, художники М.Шемякин, Б.Месерер… – беседы с многими из них, как и тексты разговоров автора с выдающимися музыкантами Р.Баршаем и О.Лундстремом, перепечатывались в российской и в американской периодике – с согласия автора, а бывало – и без.

Книга представлена вступлением и послесловием ведущих литературных критиков и писателей.

---

– Понимаете, – Гарри в сердцах хватал какие-то носки, рубашки, бросал их в стоящий на полу чемодан, потом садился на кровать. – Наш Госкомспорт всегда заявлял: «Мы – против торговли людьми!» – и всегда уступал – практически за бесценок – лучших наших спортсменов. В конце концов, оказалось, что НХЛ выгоднее говорить с официальными советскими инстанциями, с коррумпированным Госкомспортом. Существовала реальная угроза заключения ими Договора, согласно которому наши хоккеисты смогут выходить на международный рынок только через советскую хоккейную федерацию. То есть, наши спортсмены становились полностью бесправными!

В этом смысле характерна история с Фетисовым: Слава был первым, кто должен был получить разрешение работать по контракту на Западе, и он год не мог уволиться из армии. Слава – очень мужественный, я бы сказал, стальной человек. Он решил бороться до конца, и я, по его просьбе, тоже включился в эту борьбу. Возникла настоящая война, подробности которой сами по себе заслуживают многих интервью.

Мы попытались привлечь внимание зарубежной общественности. В частности, я звонил Крофту и просил его разразиться статьей на эту тему – что он вскоре и сделал. И, наверное, мы должны быть благодарны менеджеру нью-джерсийских «Дьяволов», оказавшемуся принципиальным и очень порядочным человеком: он пошел на прямые переговоры с Фетисовым, минуя советских посредников.

В результате, Слава стал первым, заключившим контракт, позволяющий ему самому представлять себя и самому же получать гонорар – из которого, правда, значительные суммы будут перечислены в Детский благотворительный фонд. Он показал крепкий, по-настоящему мужской характер! Но особо здесь важен юридический прецедент, положивший начало новой эре отношений между спортсменами и Госкомспортом: если до этого спортсменам предлагалось, в лучшем случае, 10 процентов от суммы контракта, а остальные шли Комитету, то теперь эта сумма выросла до 50 процентов. Потом уже к Славиной борьбе присоединился Стариков.

Другие же спортсмены – а их оказалось большинство – рассуждали следующим образом: лишь бы вырваться за границу, любой ценой и на любых условиях – а там на все плевать! Такой вот, я бы сказал, сволочной взгляд. Штрейкбрехерство – как в случае с Ларионовым, например. Что получается: контракт – 750 тысяч, это вы правильно писали.

Правда, вопрос еще – в каких долларах? Ну, допустим, даже не в канадских, а американских. 375 тысяч из них клуб платит Федерации – как взятку, как выкуп за хоккеиста – только за то, чтобы его выпустили. Ну, как это можно назвать? Мы боремся, пытаемся что-то сделать, а кому-то оказывается спокойнее и удобнее так… понимаете?

О социализме – хорошем… и другом

– Гарик, – воспользовался я возникшей паузой, когда Каспаров опять присел возле полуупакованного чемодана, задумчиво рассматривая беспорядочно набросанные в него дорожные пожитки. Сейчас его мысли были где-то бесконечно далеко – и от этого чемодана, и от отеля в Беверли-Хиллз, где мы находились.

– Гарик, свобода спортсмена – это всего лишь специфическая часть свобод, которых в нынешней России так недостает – об этом вы достаточно недвусмысленно высказались в интервью «Плейбою». Рассуждая последовательно, следует предположить, что понятие «свобода», включающее в себя и социальные аспекты, и политические, и экономические, будучи реализовано в СССР, определит какую-то иную, отличную от сегодняшней, систему. Что это будет – капитализм? Или – так называемый «социализм с человеческим лицом»?

Каспаров быстро вскинул голову:

– Социализм с человеческим лицом? – переспросил он. – Пока это выражение звучит для меня странно. Я очень, очень хотел бы увидеть такой симбиоз в действии! У Франкенштейна тоже было человеческое лицо, – иногда шучу я в этом контексте. Это такой у меня мрачный юмор. Хотя, в принципе, подобный социализм существует – в Швеции, например, в Дании, в Голландии, в Австрии, и ничего в этом плохого нет.

– Извините, Гарик, – перебил я собеседника, – но «социализмом» то, что существует в этих странах, можно назвать весьма условно. Да, там развиты отдельные элементы социализма, но…

Здесь я сослался на свидетельство нашего, к сожалению, не постоянного корреспондента – профессора Анатолия Павловича Федосеева, много лет назад ставшего невозвращенцем во время служебной командировки во Францию. Сейчас он живет в Англии, много путешествует и в одной из своих корреспонденций в «Панораму» весьма убедительно поведал читателям о провале эксперимента со «шведским» социализмом, затянувшимся не на одно десятилетие – главным образом, благодаря потенциалу, накопленному страной за предшествующие годы господства в ней процветающего капитализма.

– Но я считаю, что он и сейчас там существует, – возразил Каспаров. – Ведь что такое – социализм? Это – регулируемое налоговой системой перераспределение доходов, так ведь? И там это в полной мере действует.

– А саму идею перераспределения налогов вы считаете справедливой? – спросил я Каспарова. – Ведь, как не перераспределяй, сумма-то так называемого валового национального продукта не изменится…

Гарри ненадолго задумался:

– Ну, если говорить честно, я своего окончательного мнения по этому поводу пока не составил. Я вижу крупные преимущества таких типично капиталистических стран, как Англия, Америка, Германия. И в то же время есть серьезные преимущества в той же Швеции, Дании… в Голландии – в меньшей, правда, степени. Я думаю, что все они могут существовать вместе и одновременно, хотя бы потому, что не может быть одного, единственно гарантированного и правильного для всех пути.

– А давайте, – предложил я, шутя и памятуя наш разговор в прошлый вечер, – давайте, вытащим все же сюда Афанасьева – и спросим у него, что он думает по этому поводу?

– Ну, он-то будет говорить про систему, которая существует в СССР и которая ничего общего с социализмом не имеет. И, насколько я знаю Юрия Николаевича, он будет говорить о необходимости полного демонтажа всего, что там есть.

– То есть, он говорит не о «перестраивании», но прежде всего о разрушении, так я понимаю его позицию?

– Знаете, – прищурился Каспаров, – шахматисты говорят: перестраивать можно хорошую позицию, плохую же – невозможно, даже теоретически.

Мы помолчали.

И если я не скажу

– Гарик, – обратился я к нему. – Не думаете ли вы, что вскоре где-нибудь в советской прессе появится перепечатка вашего интервью из «Плейбоя»? И вообще – материал вот такой остроты и такой степени откровенности мог бы появиться сегодня в советском издании?

– Не думаю. По-моему, она, советская пресса, еще не готова к подобному. То есть, в принципе, подобные вещи публикуются – у Яковлева (редактор «Московских новостей» – А.П.), у Коротича (редактор «Огонька» – А.П.), и у них довольно опасная позиция. Но я в интервью сказал прямо то, чего они до конца не договаривают – только, так сказать, подводят к каким-то выводам.

– Ну, вы должны еще понимать, что сказанное вами приобретает определенную весомость: в конце концов, редакторов много, экономистов – еще больше, социологов – пруд пруди, а чемпион мира – один…

– Верно. Потому я и говорю это: я знаю, что сказанное мною прозвучит достаточно весомо. И если я не скажу этого – то кто скажет? Все же я в какой-то степени нахожусь под защитой своего титула, за мной – определенная мировая известность. И если я промолчу – то подам многим очень плохой пример, и, скажем, еще сто человек не заговорят: если, мол, уж Каспаров боится сказать, чего требовать от нас.

– А не дай Бог, ситуация переменится… Вы полагаете, чемпионский титул останется для вас надежной защитой? Или – вы такой храбрый человек?

– Ну, во-первых, я оптимист. И, во-вторых, я искренне считаю себя солдатом. Случись что-то, буду считать – не повезло. Хотя, по историческому раскладу, вроде должно повезти. Слишком уж много людей вынуждены были замолчать – либо в лагерях, как раньше, либо надорваться – как Высоцкий, например. Я должен продолжить эстафету. И я считаю – должно повезти! Ну, а не повезет – что делать…

* * *

В этот момент в комнату зашел с каким-то вопросом менеджер Каспарова – молодой, славный на вид парень, прилетевший к Гарри из Англии, где находится его постоянный офис; потом зазвонил телефон – это Альбурт напоминал, что времени до отлета остается не так много – через час у подъезда отеля их будет ждать лимузин. Я выключил магнитофон, который записывал нашу беседу. Здесь уместно сказать, что Каспаров дает интервью крайне неохотно – и потому, что некогда, и потому, что не всегда доверяет объективности прессы и точности передачи сказанного им.

– Хорошо говорить с теми, кто понимает, о чем вообще идет речь, – замечает по этому поводу он. – На Западе это случается не часто.