Пьер-Андре Тагиефф - Протоколы сионских мудрецов. Фальшивка и ее использование

• Название: Протоколы сионских мудрецов. Фальшивка и ее использование
• Автор: Пьер-Андре Тагиефф
• Жанр: Политика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-93273-331-4

Французский философ и политолог Пьер-Андре Тагиефф предпринял комплексное исследование печально знаменитой фальшивки, сфабрикованной царской охранкой – «Протоколов сионских мудрецов». На основе огромного массива литературы, посвященной «Протоколам», автор рассказывает об их происхождении, содержании, особенностях использования и различных странах и регионах мира, историческом и современном значении. Освещаются теоретико-методологические аспекты научного изучения политических мифов современности и их разоблачения.

---

Это письмо свидетельствует, таким образом, что в начале 20-х гг. «Протоколы» использовались преимущественно антибольшевистской пропагандой, как если бы «Золото» могло служить только «Революции».

Несмотря на демистификацию «пророческого документа», проводимую с лета 1921 г., большинство публицистов, поставивших во Франции на профессиональную основу распространение и эксплуатацию «Протоколов», продолжали в течение 1920-х гг. выпускать производные от них конспирационистские тексты, направленные на ограниченную, но глубоко идеологизированную читательскую аудиторию, которую эти публицисты могли глобально рассматривать как покоренную. Параллельно литература, сопровождавшая «Протоколы», оказывала влияние и накладывала идеологический отпечаток даже на ту часть антисемитской аудитории, которая более не верила в подлинность «Протоколов». Случай Морраса здесь особенно показателен, ибо, продолжая отрицать тезис о подлинности «Протоколов», он в конце концов, на рубеже 20-х и 30-х гг., воспринял конспирационистский подход, передававшийся с помощью фальшивки, снабженной глоссами. В статье «Еврейские победы», увидевшей свет в мае 1928 г. и посвященной восхвалению книги Роже Ламбелена «Победы Израиля»[316], Моррас писал, представляясь разочарованным:

Следует признать очевидность нового наступления еврейского мира. Ни благожелательность, ни щедрость ничего, как кажется, не дали. Великая и мучительная проблема существует в своем старом и в своем новом положении. Оптимисты надеялись, что память о войне создаст узы между еврейской расой и нациями-победителями. Мы в это не верим. Но нам показалось бы кощунственным забвение погибших израильтян, павших в нашем лагере. Это уважение и эта сдержанность принесли бы пользу. Но не нам[317].

Таким образом, можно было соглашаться с основным содержанием «Протоколов», но при этом не верить в подлинность их текста.

IV. «Психология толп» в «Протоколах»

Читателя «Протоколов» сразу же поражает та важность, которая придается в них рассуждениям о толпах, об их психологических характеристиках и об искусстве манипулирования этими толпами. В целом ряде отношений «Протоколы» можно читать как общедоступный учебник по психологии толп, включающий одновременно теоретическую часть, относящуюся к прикладной психологии масс. Два первых «протокола» (или «главы») в версии С.А. Нилуса специально посвящены изложению такой теоретико-прагматической психологии толп[318]. Но упоминания о той или иной теме из этой психологии встречаются почти во всех «протоколах», в частности относящихся к прессе и общественному мнению, которыми, по словам «Сионских мудрецов», следует умело манипулировать. Ставятся вопросы типа: «Как взять в руки общественное мнение?»[319], и даются ответы типа: установить, например, «систему подавления мысли, используя «преподавание с помощью образов»[320].

Эта прикладная психология толп представляется в качестве практической политической психологии, она дает ответы на вопрос, который часто ставили в конце XIX в.: как манипулировать толпами, по природе своей иррациональными и варварскими? Таким образом, если необходимо познать «душу» или «дух» толпы, то прежде всего для того, чтобы эффективно достичь политической цели, а именно – укротить силу беспорядка, воплощаемого в толпах, разбушевавшихся в условиях современности-модерна и под его воздействием, в результате их вторжения в политическое пространство, открытое благодаря демократии и ее идеалам, основанным на культе числа, на принципе равенства и на правиле большинства. Фундаментальный постулат «психологий масс», возникших в Европе[321] конца XIX в., состоит в том, что «пришествие толп» представляет собой смертельную угрозу для цивилизации, содержит опасность для любого социального и политического порядка[322]. В 1895 г. Гюстав Лебон задается вопросом о том, как «помешать» этому «пришествию толп», поскольку их господство всегда представляет собой фазу беспорядка»[323]. Лебон видит здесь угрозу «возвращения к тем периодам хаотической анархии, которые предшествуют рождению новых обществ»[324]. Ибо внезапное появление толп является симптомом потери органической идентичности, показателем разложения коллективного тела; вхождение во времена толп обозначает «ослабление идеала, поддерживающего душу расы»[325]; в то же время «раса все больше и больше теряет то, что делало ее сплоченной, единой и мощной»[326], чтобы превратиться в «скопление разобщенных индивидов», короче говоря, вновь стать тем, чем она была в начале своего движения: толпой[327]. Это состояние нестабильности, которое питается вспышками насилия, импульсами и иллюзиями. С тех пор политическая психология масс выступает в качестве «врача цивилизации»[328].

Вот почему первые труды по психологии масс, по примеру бестселлера Лебона «Психология толп», увидевшего свет в 1895 г.[329], приобретали вид учебников, предназначавшихся для управителей будущего времени, учебников, щедро раздававших им советы для контроля и обуздания разбушевавшихся толп. Имелось в виду с помощью этих новых учебников по гражданскому воспитанию заставить услышать угрозу и предотвратить опасность. Объявлялась задача: защитить цивилизацию, которой угрожало вторжение варварских масс в политическое пространство; но эта защита мыслилась как обращение к умелому и циничному демагогу, к просвещенному деспоту «эпохи толп»[330].

Фундаментальная аксиома Лебона относительно инволютивного, или регрессивного, характера стадного существования излагалась следующим образом:

Сам по себе тот факт, что человек есть часть толпы, опускает его на несколько ступенек на лестнице цивилизации. Являясь обособленным, индивид может быть просвещенным, но в толпе он находится во власти инстинктов, а следовательно – варварства[331].

Отсюда вытекает новая постановка политической проблемы: как править в эпоху вторжения толп в мировую историю? Или еще: как господствовать над толпами в «эпоху толп», если этих последних отличают «стихийность, насилие, жестокость, а также различные формы энтузиазма и героизма, свойственные примитивным существам». Задача заключается в том, чтобы удовлетворить одновременно неосознанное стремление масс к разрушению и их потребность в преданности или в жертвенности. Но разумеется, именно разрушительный дух масс содержит в себе угрозу попятного движения к варварству. Ибо толпы обладают силой лишь для разрушения[332].

Лебон формулирует принцип, в соответствии с которым анархические толпы нуждаются в господине, и только он способен основать порядок, предполагаемый любой цивилизацией:

Цивилизация заключает в себе твердые правила, переход от инстинктивного к рациональному, предвидение будущего, высокий уровень культуры, условия, совершенно недоступные для толп, предоставленных самим себе[333].

Прочтем теперь пассаж из первого протокола в версии Нилуса, некоторые фразы которого вдохновлены «Диалогом в аду между Макиавелли и Монтескьё» Мориса Жоли:

[…] Надо принять во внимание подлость, неустойчивость, непостоянство толпы, ее неспособность понимать и уважать условия собственной жизни, собственного благополучия. Надо понять, что мощь толпы слепая, неразумная, не рассуждающая, прислушивающаяся направо и налево. Слепой не может водить слепых без того, чтобы их не довести до пропасти, следовательно, члены толпы, выскочки из народа, хотя бы и гениально умные, но в политике не разумеющие, не могут выступать в качестве руководителей толпы без того, чтобы не погубить всей нации.

Только с детства подготовляемое к самодержавию лицо может ведать слова, составляемые политическими буквами.

[…] План, разбитый на столько частей, сколько голов в толпе, теряет цельность, а потому становится непонятным и неисполнимым.

Только у Самодержавного лица планы могут выработаться обширно ясными […]. Без абсолютного деспотизма не может существовать цивилизация, проводимая не массами, а руководителем их, кто бы он ни был. Толпа – варвар, проявляющий свое варварство при каждом случае. Как только толпа захватывает в свои руки свободу, она ее вскоре превращает в анархию, которая сама по себе есть высшая степень варварства[334].

Таким образом, «Мудрецам» «Протоколов» известны вечные тайны действенного правления: насилие и террор[335], соединенные с хитростью и лицемерием[336].

Однако если «Мудрецы» и описывают, подобно Лебону, иррациональность души и поведения толпы, они не излагают, как упомянутый автор, никакой теории современности, понимаемой в качестве эры или века толп. Лишь констатируется растущая мощь этих толп. Но «Мудрецы» разделяют идеи Лебона относительно наличия способов «манипулирования массами»: поскольку последние являются иррациональными, всякое эффективное воздействие на них предполагает правильное применение иррационального, как это мы увидим далее.