Пьер-Андре Тагиефф - Протоколы сионских мудрецов. Фальшивка и ее использование

• Название: Протоколы сионских мудрецов. Фальшивка и ее использование
• Автор: Пьер-Андре Тагиефф
• Жанр: Политика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-93273-331-4

Французский философ и политолог Пьер-Андре Тагиефф предпринял комплексное исследование печально знаменитой фальшивки, сфабрикованной царской охранкой – «Протоколов сионских мудрецов». На основе огромного массива литературы, посвященной «Протоколам», автор рассказывает об их происхождении, содержании, особенностях использования и различных странах и регионах мира, историческом и современном значении. Освещаются теоретико-методологические аспекты научного изучения политических мифов современности и их разоблачения.

---

Вот почему я с некоторым удивлением обнаружил, что «Протоколы сионских мудрецов» переведены на главные европейские языки. Есть основания предположить, что этот интерес проявился в связи с действительно апокалипсическими событиями нашей эпохи, событиями, необъяснимыми для большого числа людей. Но мне кажется, что этот метод объяснения исторического катаклизма очень похож на тот, к которому прибегают восточные гадалки на набережной Галаты, которые бросают наугад камешки и монетки и в образуемых ими рисунках показывают вам смутные черты настоящего и будущего. В истории распространения «Протоколов» достоин уважения тот факт, что за исключением небольшой группы лиц представители Русской церкви, несмотря на ошибки недавнего прошлого, смогли удержаться от участия в этом предприятии. Особенно знаменательным было отношение к Нилусу оптинских «старцев».

Я убежден, что дух Церкви выражают не люди типа Востокова и Малахова, но отшельники, познавшие мудрость Господню. Для людей действительно религиозных, для тех, кто не рассматривает веру в качестве ancilla politics, «служанки политики», христианская эсхатология выражается не в болезненных разоблачениях какого-то Нилуса, пророка духовного упадничества, но в светоносном учении В.С. Соловьева, этого современного Отца вселенской Церкви, который в своем последнем из «Трех разговоров» о нынешних временах предчувствовал близкое единение всех сынов единого Бога ради защиты общего достояния, ибо вся наша духовная культура зиждется равным образом на вечных основах двух Заветов.

1.3. Отклики на свидетельство Александра дю Шайла

Свидетельство Александра дю Шайла очень стесняло безусловных защитников «Протоколов»; ими была разработана аргументация для самозащиты, которая состояла в том, чтобы порочить всех критически или скептически мыслящих людей, осмелившихся поставить под сомнение подлинность документа, указывая на еврейское происхождение этих людей или на их связи с евреями. Однако А. дю Шайла являлся более близким к русским антисемитам, чем к евреям-большевикам, воином, добровольно вступившим в Белую армию. Защититься от него с помощью риторического пояса безопасности было невозможно. Поэтому в ход пошла другая тактика: необходимо было опорочить его моральный облик, представить дю Шайла сомнительным свидетелем. Эту задачу взяла на себя Л. Фрай, предъявившая противоположное свидетельство (вероятно, внушенное) некой «русской дамы, госпожи Фермор, якобы знавшей дю Шайла в России. Этого человека она обрисовала как «авантюриста»[123], карьериста и приспособленца, готового на любое отречение от собственных слов ради достижения своих целей. Отсюда – предположение о том, что этот недостойный гой мог стать большим евреем, чем сами евреи… Данное предположение названная госпожа Фермор доказывает, прибегая к аналогии:

[Он] показал себя более ортодоксальным, чем сам патриарх. […] Именно благодаря ему я узнала о существовании книг Дрюмона, о которых он отзывался в высшей степени похвально; он рекомендовал мне познакомиться с этими книгами, чтобы иметь возможность судить, насколько евреи завоевали Францию, и он предсказывал ту же судьбу России. […]. Каков же было мое изумление, когда я прочитала его сегодняшние обвинения против Дрюмона, сочинения которого он называет провокационными и лживыми. А между тем он так ими раньше восхищался![124]

Таким образом, самое точное свидетельство об обстановке, в которой появились «Протоколы», смогло превратиться в доказательство еврейского всемогущества с помощью простого рассуждения: А. дю Шайла – приспособленец, который всегда переходит на сторону установившейся «ортодоксии»; а поскольку эта ортодоксия является еврейской, А. дю Шайла будет выражать еврейскую ультраортодоксию, ставя под сомнения «Протоколы». Итак, с помощью гоя А. дю Шайла еврейская сила смогла нанести «удар». Дальше Лесли Фрай не пойдет, не возьмет на себя труд обсуждать тот или иной пункт свидетельства: достаточно разглядеть на нем тень «невидимой руки». Сотрудница Генри Форда и монсеньора Жуэна заключала и продолжала рассуждения с безмятежностью, свойственной тому, кто уверен в своем доказательстве:

Не удовлетворившись – с полным правом – результатом этих усилий по дискредитации «Протоколов» и будучи не в состоянии получить подпись какого-либо известного автора-гоя, чтобы подкрепить ею свои бредни, евреи придумали другое средство: добиться одобрения со стороны одной из самых видных газет, которое не могло бы не произвести впечатления на широкую публику[125].

И вот невидимая сила ищет крупную газету с прочно установившейся репутацией: почему бы не Times? Таким образом, при конспирационистском видении все критические доводы, все доказательства плагиата, касающиеся «Протоколов», представляются в качестве еврейских маневров и уловок. Итак, достаточно свести к «еврейской афере» любой формальный или фактический аргумент, чтобы его опровергнуть.

1.4. Задушенное свидетельство и забытый фальсификатор: княгиня Екатерина Радзивилл и Матвей Головинский

Действительным автором подделки является Матвей Головинский – такую гипотезу сформулировали некоторые участники расследования и прямые свидетели уже в начале 20-х гг., но она не была включена в острые споры, развернувшиеся в первые месяцы 1920 г., вслед за публикацией «Протоколов» на немецком и на английском языках. И тем более названную гипотезу не приняли во внимание историографы «Протоколов»[126], заметное исключение здесь составила прекрасная работа Джона Куртисса (1942); и лишь в конце 1990-х гг. русский историк Михаил Лепехинсмог установить на основе длительного изучения архивов[127], что именно Головинский являлся главным составителем «Протоколов», фабрикация текста которых ему была поручена его другом Рачковским, руководителем русского политического сыска за рубежом[128].

Между тем уже в 1921 г. две прямые свидетельницы, княгиня Екатерина Радзивилл и Генриетта Юрблю, четко указали на Головинского как на истинного изготовителя подделки, который трудился над ней в Париже, в частности в Национальной библиотеке в 1900 и в 1901 гг. под руководством Рачковского и его агентов (в особенности Анри Бинта, каждодневно следившего за ходом работы фальсификатора). Только лишь даты, названные двумя свидетельницами, не соответствуют исторической действительности в том виде, в каком ее можно восстановить сегодня, благодаря новым архивным изысканиям, проведенным Михаилом Лепехиным. Ошибка в датировке, допущенная Генриеттой Юрблю и Екатериной Радзивилл, относящаяся в одном и в другом случае к коротким эпизодам из частной жизни, в целом мало примечательным, произошедшим примерно двадцать лет назад, легко объяснима: обе свидетельницы grosso modo, не входя в детали, спутали дату изготовления фальшивки с датой ее публикации Сергеем Нилусом. Княгиня Радзивилл в своем свидетельстве, имевшем форму статьи («Протоколы сионских мудрецов»), напечатанной 15 марта 1921 г. в Revue mondiale (после первого ее появления в American Hebrew 25 февраля названного года), дала следующие уточнения относительно того, что, по ее тогдашним убеждениям, входило в обстоятельства фабрикации фальшивки:

В 1904 г. России пришлось пережить все несчастья войны с Японией и увидеть бури первой революции, наложившей свою печать на царствование Николая II. […] Снова стояла задача сделать иностранцев виновниками потрясений, которые происходили повсюду. Как раз в этот момент одному мелкому чиновнику из Департамента полиции […] пришла в голову мысль о том, что предоставляется хорошая возможность еще раз обвинить русских евреев во всех несчастьях, которые, как было слишком хорошо видно, грозили обрушиться на империю. Намерения […] многих высших чиновников Министерства полиции и внутренних дел заключались в том, чтобы изобразить евреев как некую всемирную опасность и приписать им мрачные замыслы, свергнуть все установленные правительства, что оправдало бы крайне жестокие репрессии, которые намеревались предпринять против них. С этой целью в Париж были направлены три индивида, точнее, два, ибо третий, знаменитый Рачковский, имеющий зловещую славу, уже там находился, выполняя обязанности шефа русской тайной полиции во Франции; в эту группу входили некий Манасевич-Мануйлов[129], получивший позднее печальную известность как шпион […], а также некий Матвей Головинский, человек, который также имел довольно сомнительную репутацию, но отличался от своих коллег значительной эрудицией. Этот Головинский был сыном одной дамы, жившей в Уфимской губернии, там она владела большим поместьем, граничившим с моими землями, туда я иногда приезжала. […]. Я жила тогда в квартире на Елисейских Полях в Париже, куда он однажды пришел к вечеру и где мне представился. У меня не было никаких подозрений относительно его принадлежности к русской тайной полиции, и я встретила его, как встретила бы любого другого деревенского соседа. Он посещал меня в течение всей зимы этого 1905 г. (1904/1905 г.), его видели и люди, входившие в небольшой кружок моих знакомых, собиравшихся у меня. Однажды днем или вечером, не помню, Головинский рассказал нам, что приехал в Париж по заданию русского правительства вместе с Мануйловым, который в то время служил в Министерстве внутренних дел, и что эта миссия заключалась в изготовлении так называемых Protocols, которые обобщили бы все материалы о еврейской деятельности на протяжении веков и представили бы израильтян в качестве великой опасности, угрожающей нашей европейской цивилизации и всем царствующим династиям. Вспоминаю, что мы посмеялись над этой комбинацией, которая показалась нам более нелепой, чем что-либо другое, и это глубоко обидело Головинского. Он очень гордился замечательным делом, в котором сотрудничал, и уверял нас в том, что в один прекрасный день этот документ революционирует мир. Не раз он показывал нам его рукопись, тетрадь желтоватого цвета, с большой чернильной кляксой на первой странице. Следующей весной, то есть в начале 1905 г., Сергей Нилус […] опубликовал эти знаменитые Protocols в качестве приложения к своему мистическому сочинению. Однако книга не имела успеха.