Светлана Петрова - Узники вдохновения

• Название: Узники вдохновения
• Автор: Светлана Петрова
• Жанр: Русское современное
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-17-053992-5, 978-5-403-01226-3

Три истории о совершенно разных людях, заложниках своего таланта, окруженных бешеной завистью, достойных человеческой жалости и сильной, все прощающей любви. О таких говорят: Бог поцеловал. Писатель, художник, певец… Вольные рабы своего дара, живущие не как все, обязанные следовать своему предназначению. Экстаз и падение в бездну каждый день, иначе – смертельный приговор…

---

– Почему ты тянешься к мужчине, поверяешь ему свои тайны? Для этого есть мать.

Впрочем, Лариса старалась подавить обиду. Она осталась без любимого мужа, а Ира без отца, и боль потери их сблизила. Лариса почувствовала если не ответственность, то несколько запоздалую, но уже вполне созревшую любовь к дочери.

А вот Леня заявлял жене открыто:

– Девочка отбирает у меня твое внимание и любовь.

– Подумай, что ты несешь? Сразу видно, что у тебя никогда не было детей!

– Роди, я не возражаю.

– Еще чего! С одной бы разобраться. Учится плохо, шалит, допоздна гоняет с друзьями по дворам. Хотя, возможно, потому и уход отца пережила легко – я опасалась, она станет закрытой, подавленной. Обошлось.

Лариса глубоко заблуждалась. После развода родителей Ирина так и не обрела душевного равновесия и существовала как бы в двух ипостасях. Одна – внешняя, которую видели все, и другая, сокровенная, скрытая глубоко в сердце. Эта двойственность сохранится на всю жизнь и станет причиной неустойчивости настроения, неожиданных переходов от радости к тоске, от восторга к сомнениям. Общительная и жизнерадостная днем, Ира тайком плакала по ночам, по-прежнему носила в портфеле пузырек с ртутью и хотела умереть. Учиться стала еще хуже. В дневнике теперь стояли одни двойки. Папа помочь не мог, Лене – так фамильярно Ира обращалась к отчиму, отказавшись называть его «дядей», – совать нос в свои дела она не позволяла. Не желая огорчать маму, девочка завела второй, ложный, дневник для дома, а в настоящем виртуозно подделывала мамину подпись. Учительница неоднократно вызывала родителей в школу, но Ира говорила, что мама болеет, а папа уехал за границу. Многочисленные открытки, которые приходили от директора, она выбрасывала, научившись открывать замок почтового ящика булавкой. В конце концов классный руководитель понял, что если Исагалиева не исправится, то останется на второй год, и сам отправился домой к нерадивой ученице. Обман раскрылся.

Лариса была настолько поражена и убита, что даже не ругалась, журналист пытался возмущаться и что-то произнес насчет «ремня», но она велела ему заткнуться, а Ира, не зная, куда деться от стыда, пошла в ванную резать себе вены. Увидев окровавленную дочь, Лариса взвыла и хотела вызвать «скорую», но Леня закричал страшным голосом, что «эта зловредная девчонка хочет его посадить за решетку» и влепил падчерице увесистую пощечину. Взбешенная супруга отхлестала нового мужа по мордасам, обозвала ничтожеством и отправила спать в кабинет. Он понял, что теперь ему предстоит долго и усердно замаливать свою вину.

Лариса перебинтовала дочери тонкие запястья, обе долго покаянно плакали, чувствуя невыразимую нежность и обещая больше никогда не огорчать друг друга.

– Когда я вырасту, а Леня сделается старым и больным, я стану за ним ухаживать, чтобы он понял, как был не прав, – сказала Иришка.

Они уснули под утро, обнявшись, в одной постели – девочка с забинтованными руками и ее потрясенная мать.

На следующее утро Лариса отвезла дочь к старшим Исагалиевым – пусть поживет некоторое время, успокоится. Между тем мама Рая и Аташка, узнав, что произошло, искренне смеялись.

– Выбрось, айналаин, все глупости из головы – и свои, и чужие, – сказала мудрая Раушан Иришке, сидевшей на коленях у деда. – Это еще не горе. Это совсем даже не горе, а забавный случай. Из-за такой ерунды жизнь не кончается. Родители разошлись – это печально, но тоже не конец света, ведь они – живы, и ты не одинока.

Старики просили отдать им внучку насовсем, но Лариса воспротивилась, да и сама Ира, соскучившись по маме, как прежде скучала по бабушке, через неделю пожелала вернуться домой. Теперь она убедилась, что мама ее любит. С тех пор жизнь арбатской семьи как будто вошла в нормальную колею и стала похожа на тысячи других жизней, где на поверхности не происходит никаких бурь, а о подводных течениях стараются друг с другом не говорить. Мать и дочь вместе ходили по магазинам и в гости, обсуждали текущие события, Ира подтянулась по всем предметам до крепкой тройки и даже великодушно простила отчима. В школе она по-прежнему оставалась заводилой, и полкласса после уроков толкалось у нее дома, а детский смех разносился по всей квартире. Леня, которому Лариса строго-настрого запретила корректировать поведение своей дочери, работал у себя в кабинете, затыкая уши ватой. Но то была его личная проблема.

Неожиданно, а возможно, вполне закономерно, отец Иришки получил направление на работу в советское торгпредство в Австрии: Саржан отлично владел немецким и был прекрасным экспертом по сталелитейной продукции. Перед ним открывались заманчивые перспективы, но особенно радовалась Ольга. Ей, замученной бытовыми неудобствами, предстояло несколько лет жить по европейским стандартам, а после заграничной командировки они смогут купить просторную кооперативную квартиру. Уезжали всей семьей в спальном вагоне скорого поезда Москва – Вена. Лариса, естественно, на вокзал не пошла, родители простились с сыном дома, а Иришка до последней минуты держала отца за руку, которую время от времени целовала. Саржан был растроган:

– Я буду писать.

– Я тоже! – крикнула девочка. – И пришли мне красивое платье! И лаковые туфли!

– Обязательно! Помни, что я люблю тебя.

Он крепко поцеловал дочь и шагнул с платформы на подножку, не предполагая, что в этой жизни они встретятся еще только раз, накоротке, когда он приедет на похороны отца.

Случилось это, когда Ирине было семнадцать лет.

Шакен Ахметович пролежал с инфарктом в отдельной палате Кремлевской больницы целый месяц и чувствовал себя уже вполне прилично: ходил по коридору, даже спускался на лифте в сад, где под присмотром медсестры гулял между клумбами по асфальтированным дорожкам. Июнь радовал теплом и сухой погодой, воробьи громко ссорились, тюльпаны цвели, а сирень наливалась томительным запахом.

Настроение у пациента было хорошим. Сегодня после обеда приедет Рая с Иришкой, чтобы на служебной машине отвезти его домой. У жены болят ноги, а внучка появлялась почти каждый день. Рассказывала о школьных экзаменах, о подружках, читала письма отца из Вены, на вопросы о семье отвечала весело: «Все просто замечательно!» Недавно Ира получила паспорт. Когда ее спросили про национальность, созорничала: «Мама у меня русская, отец еврей, а я казашка». Так казашкой себя и записала. Шакен не мог налюбоваться внучкой: вымахала под метр восемьдесят и уже оформилась – высокая грудь, крутые бедра и осиная талия. Шикарные волосы, густые и тяжелые, какие бывают только у восточных женщин, ложились красивой волной, глаза темные – зрачков не видно, брови круглые, словно нарисованные, а обольстительная улыбка не сходит с лица. Проказница, как в детстве, но прохожие уже оборачиваются вслед, и близок день, когда не одно мужское сердце будет разбито. Саржан хороший отец – не забывает свой долг, шлет посылки, одевает дочь красиво. Она того стоит.

Не далее, как вчера, Шакен спросил:

– За тобой мальчики ухаживают?

Она засмеялась открыто, заливисто:

– Не волнуйся, Аташка, из всех мужчин я люблю только папу и тебя. Если бы можно было отдать тебе свое сердце, я бы с радостью отдала. Да оно и так твое!

Он сжал ее маленькие крепкие пальцы:

– Оставь себе – скоро самой понадобится.

Ну вот, наконец появились его дорогие женщины с огромным букетом красных роз – Иришка постаралась, это ее любимые цветы. «А я всегда дарил жене незабудки. Ах, как хочется домой!» – с непонятной печалью подумал выздоравливающий Исагалиев.

Объятия, поцелуи. Рая что-то рассказывала про Ермухана, который повел своих детей в театр, Ира складывала в «дипломат» бритвенные принадлежности деда. Шакен снял ненавистную больничную пижаму и сидел за столом в брюках, голубой батистовой сорочке и при галстуке. Пиджак висел на стуле и ботинки стояли рядом – еще обед принесут. Только есть почему-то не хотелось.

– Я пока прилягу, – сказал он.

Лег на кровать поверх одеяла, закрыл глаза и умер.

На Кунцевском кладбище собралась, наверное, вся казахская диаспора Москвы – Исагалиева не только знали, что понятно, но искренне любили, а такое с большими начальниками случается не часто. Произносили речи – официальные и дружеские, длинные и короткие, на русском и казахском языках. Раушан грузно сидела на стуле в головах открытого гроба, стараясь навсегда запечатлеть в своем сердце последний скорбный портрет любимого мужа. Слез уже не было, была невыносимая тоска.

Рядом стояли сыновья, как полагается по старшинству: ближе к матери Джанибек с женой Галиной, потом Ермухан со старшей дочерью и Саржан с Ларисой – Ольга осталась в Вене. Внуки заняли место позади родителей, напротив – официальная делегация и люди с красными атласными подушечками, на которых лежали многочисленные награды Шакена. А там, дальше, – калейдоскоп лиц, грустных и любопытных. И венки, венки. Цветы, цветы. «Зачем ему теперь цветы? – подумала Раушан. – Суета. Скорее бы все закончилось. Сердце болит и ног не чувствую».