Татьяна Гржибовская - По алфавиту

• Название: По алфавиту
• Автор: Татьяна Гржибовская
• Жанр: Поэзия
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-7949-0013-2

Гармонию мысли и слова в стихах поэтессы Татьяны Гржибовской чувствуешь сразу, с первых строчек. Очень лиричные, наполненные нежной грустью, они открывают читателю мир автора, в котором видишь ясный свет жизни во всем ее многообразии.

У В. Гюго есть такие строки: «Поэт должен иметь один лишь образец – природу и одну лишь представительницу – правду». Эти слова в полной мере относятся к творчеству поэтессы.

---

Татьяна Гржибовская По алфавиту

Синтаксис судьбы

Татьяна Гржибовская относится к тому типу поэтов, для которых поэтическое слово не пустой звук, не хобби, а судьба. Её не интересует гламур, она не предпринимает попыток приспособить поэтическую ткань к смутным велениям времени, она не паясничает, добавляя в стихотворные тексты сиюминутные политические приправы, суть её творчества – живой пульс живого человека, драматизм пути от рождения к высотам и наша вечная тяга к неземному, которая неутолима до тех пор, пока человек считает себя подобием Божьим. Если говорить о преемственности, то она у Татьяны Гржибовской тянется от сгущённости Серебряного века, от его своеобразной эстетики и весомости поэтического высказывания. Она хочет осознать человека, череду его лирических мигов через его особенное положение среди других, его избранность меж избранных. И это вовсе не культ индивидуализма, это накопление духовного опыта как противопоставление низменному, обыденному.

Бреду в потёмках.
Тихо светят звёзды.
Кому они приветливо мигают?
Кому секреты задушевно шепчет
Гуляка вечный – лёгкий ветерок?
И путь опять пересекают тени
Кустов косматых и зверей пугливых,
С кем анемичный лунный луч затеял
Ночные догонялки.
Видит Бог,

Вокруг лишь одиночество немое,
Попутчик неизменно молчаливый,
Что следует неслышно по пятам,
Всю жизнь деля меня —
с моей лишь тенью.

Но в темноте меня теряет тень из виду,
Сама становится лишь частью темноты,
И с одиночеством дорогою извитой
Идём вдвоём до заданной черты.

Думаю, это стихотворение как пример крайне показательно. Здесь есть особая синтаксическая поступь, желание держать длинное поэтическое дыхание и в то же время не впасть во вторичный архаизм. Вообще, синтаксис в поэзии – субстанция чрезвычайно важная. Нельзя всё отдавать на волю поэтического ритма, якобы оправдывающего все передержки и погрешности. Татьяна Гржибовская великолепно это знает и применяет на практике. Её строки насыщены не только интонационно, но и безупречны смыслово. Она ткёт ткань разных смыслов, никогда не жертвуя логикой, будто бусинки нанизывая разноуровневые образы.

Я замирала —
Тарантелла Листа
Кружилась бешено,
веретеном,
А имя молодого пианиста
Выстукивала память-метроном.

Ещё одно отличительное качество поэзии Татьяны Гржибовской – это, не побоюсь этого слова, интеллигентность. Ведь для художественного творчества помимо таланта необходимо ещё умение отобрать материал. Поэзия – искусство, в котором возвышенное возведено в абсолют, – не приемлет ни малейшей фальши, ни малейшего мелкотемья. И Татьяна Гржибовская здесь идёт вровень с лучшими классическими образцами, проявляя слуховую чуткость и словесную изобретательность.

Надеюсь, эта книга одна из ступеней лестницы, по которым автор поднимается к главным своим творческим высотам.

Максим Замшев

* * *

Арбузной коркой пахнет дождь,
курится тротуар,
клубится пар – несутся прочь
обрывки «покрывал».
Двор вымер.
Ни одной души
на белом свете нет.
Лишь одинокий лист кружит –
рисует твой портрет.
Сквозь дождь звучат слова твои:
«Шагнём за горизонт!»
Со мною вечер разделив,
грустит без дела зонт.

* * *

…А о чём же тогда говорили?
И не вспомнить,
               наверно, теперь.
Крепкий кофе варили, курили.
Ночь стучалась в открытую дверь…
Я смеялась, а ты – был поэтом.
Пух летел с тополиных ветвей,
и в разгар раскалённого лета
мы глотали горячий глинтвейн.

…Дверь, как прежде,
                         не заперта —
                                        что же
всё стоишь на холодном ветру?
Разве стал ты кому-то дороже,
разве ждёт кто-то —
                              так, как я жду?

* * *

В лесу родилась ёлочка,

В лесу она росла…

Ах, ёлки, жалкие девицы!
Кто изодрал надежд наряды,
которыми могли гордиться?
Сегодня вам уже не рады!
И так бесславны, беззащитны,
и так безжалостно убоги!
Вчера лишь ощутили пышность —
сегодня снова босы ноги.
А помните? В лесу беспечно
всё грезили о карнавале!
Вас предложили первым встречным,
что вас беспечно забывали…
Обмякли колкие иголки,
и гордость куплена за гроши.
Поплачьте, ёлки, втихомолку
слезами смоляных горошин.
Ах, ёлки! Ваш исход ужасен —
истлеете в кострище празднеств!
Огонь по-своему прекрасен,
но только не для этих таинств.
И всё, пожалуй. Ёлки-палки!
За что ж девицы погорели?!
Зола и пепел в куче-свалке
до самого апреля прели…

* * *

Бессонница! Ты приплелась опять!
Дождём осенним густоморосящим
в окно стучишь назойливо-просяще
и форточку пытаешься сорвать.
Бесцеремонно треплешь занавески,
вдоль стен скользишь противным холодком,
мерещится твой профиль в тусклом блеске
поверхности зеркальной.
                                             Коготком
царапаешь рубцы обид давнишних,
сомненья ворошишь на дне души,
цветы засохшие с окошка скинешь
порывом ветра —
                                             и кому нужны?!
Я веки не сомкну до мутного утра,
затравленно в углы вперяясь взглядом,
где шорохов клубки, где ведьмина игра теней
теней и снов обрывки рядом…

* * *

Бреду в потёмках.
                              Тихо светят звёзды.
Кому они приветливо мигают?
Кому секреты задушевно шепчет
гуляка вечный – лёгкий ветерок?
И путь опять пересекают тени
кустов косматых и зверей пугливых,
с кем анемичный лунный луч затеял
ночные догонялки.
                                        Видит Бог,
вокруг – лишь одиночество немое,
попутчик неизменно молчаливый,
что следует неслышно по пятам,
всю жизнь деля меня —
                              с моей лишь тенью.
Но в темноте меня теряет тень из виду,
сама становится лишь частью темноты,
и с одиночеством дорогою извитой
идём вдвоём до заданной черты.

* * *

В немоте лежим валетом:
город стонет перегретый,
жар вливается в окно…
Всё на свете – всё равно:
мы в глубоком в охлажденьи
и друг к другу – ни движенья…
Заморожен разговор,
в душах – ледяной затор.
Может, холодок меж нами
рос, скрываемый годами?
А теперь вдруг лишним третьим
объявился летом этим?

* * *

Вам всё скучно и всё нелюбо.
Залпом выпит бокал вина.
И лишь ветреность – Вам подруга,
да и ту тоска увела.

Друг остался один – одиночество,
не смеётся и не веселит.
За спиной кто-то шепчет пророчества,
заговаривает боль обид…

Вы всё мечетесь,
                              что-то ищете —
бесприютности нет границ.
В доме Вашем —
                              убогие нищие
разорили гнездо синих птиц.

* * *

Возвратилась снова в гавань,
тихо вёсла утопила,
днищем вверх перевернула
утлую лодчонку.
Камешки перебираю —
много их под слоем ила:
разноцветных, пёстрых, милых,
что волной ко мне швырнуло
из морского рая.

Слышу гомон шторма дальний,
вижу лёгкое ветрило…
Наваждение мелькнуло
на мгновенье…
                              И – уплыло!

* * *

Ворона, забравшись повыше,
венчает красавицу-ёлку:
ей кажется – всё в мире слышит,
всё знает.
                    А что в этом толку?

Так мы, забираясь повыше
в дерзаньях своих и стремленьях,
казалось бы, лучшего ищем —
теряем бесценные перья…

* * *

Всё тоскуешь о Белой Земле —
вечной стуже, заснеженной мгле:
ты о нём говоришь иногда —
белом царстве из снега и льда.
Вот спрошу:
                    «Так о чём загрустил?»
Вдруг ответишь:
                         «Я шанс упустил
побывать там – один на один
с белизною арктических льдин,
где никто до меня не ходил.
Одиночество Белой Земли[1]
это словно лекарство, пойми…
Кто я был? Кто я есть? Кто таков?
Вновь спрошу у бесстрастных снегов.
Так согласна меня отпустить?
Протянуть неразрывную нить,
от тебя до меня протянуть,
в эту синь, в эту стынь, в эту жуть».

* * *

Вспомнишь ли, нет ли —
                    всё реже и реже…
В сумраке тихом
                    кто тебя нежит,
песни пастушьи поёт?
Взгляд синих глаз и влекущ
                              и небрежен.
Ход роковой конём
                              неизбежен:
снится тот взгляд королю.
Вот и безудержность чья-то,
                              безбрежность…
В формулу нашу закралась
                              погрешность:
странное слово «люблю».

* * *