Андрей Белый - О теургии

• Название: О теургии
• Автор: Андрей Белый
• Жанр: Критика

«Музыка – это действительная, стихийная магия. Музыка доселе была впереди европейского человечества. Быть может, лишь в настоящую минуту оно начинает вплотную подходить к музыке, вбирая в себя ее стихийную, магическую мощь. Способность стихийно влиять, подчинять, зачаровывать несомненно растет. Так будет и впредь…»

---

Андрей Белый О теургии отрывок

<…> В настоящую минуту вершины мысли и чувства загорелись теургизмом. Теургизм, магизм и т. д. – повседневные слова «не в сочетаньях ежедневных», способные смутить «мирный сон гробов»[1] – конечно, являют собою глубоко проникшее в душу стремление выразить словом и делом музыку, запавшую к нам из бессмертных далей и способную до некоторой степени влиять на музыку, стихийно разлитую вокруг, так что эта последняя по отзывчивости начнет вторить, аккомпанировать музыке из бессмертных далей. Отсюда открывается громадная перспектива в понимании музыкальной телепатии, внушения и т. д.

Музыка – это действительная, стихийная магия. Музыка доселе была впереди европейского человечества. Быть может, лишь в настоящую минуту оно начинает вплотную подходить к музыке, вбирая в себя ее стихийную, магическую мощь. Способность стихийно влиять, подчинять, зачаровывать несомненно растет. Так будет и впредь. Нижеприведенное стихотворение указывает на степень роста человеческого духа в направлении стихийного магизма:

Ты горишь высоко над горою,
Недоступна в своем терему,
Я примчуся вечерней порою,
В упоенье мечту обниму.
Ты, заслышав меня издалека,
Свой костер разведешь ввечеру.
Стану, верный велениям рока,
Постигать огневую игру.
И когда среди мрака снопами
Искры станут кружиться в дыму,
Я умчусь огневыми кругами
И настигну тебя в терему.

(А. Блок)[2]

Какое верное словесное отражение магически душевной музыки, присутствием которой обусловлена возможность телепатии и т. д.

Что же это за веяние? Откуда оно? А вот отрывок Лермонтова:

Пускай холодною землею
          Засыпан я.
О, друг! Всегда, везде с тобою
          Душа моя…
Коснется ль чуждое дыханье
          Твоих ланит —
Душа моя в немом страданье
          Вся задрожит.
Случится ль – шепчешь, засыпая,
          Ты о другом;
Твои слова текут, пылая,
      По мне огнем[3].

Итак, магизм, способный возмутить того, кто достаточно не наивен, чтобы презрительно отвертываться от «декадентских ломаний», был свойственен Лермонтову? Он только приблизился к нам, стал психологически доступнее. Ясно – что-то движется, что-то медленно вползает в нашу душу, бросая нас в огонь и в холод, убивая лучших из нас, взывая в тишине к современным Заратустрам: «„О, Заратустра, кому надлежит двигать горы, тот передвигает и низины… Самое унизительное в тебе: ты имеешь силу и не хочешь властвовать“… – „У меня недостает львиного голоса для повелений“. Тогда опять со мной заговорили как бы шепотом: „Самые тихие слова и производят бурю… О, Заратустра, ты пойдешь как тень того, что должно прийти, так ты будешь повелевать и, повелевая, предшествовать“…» (Ницше)[4]. И вот мы все, как тень того, что должно прийти, отправились в духовное странствие, прислушиваясь в душе своей к новым, быть может никогда не бывшим звучаниям.

* * *

Если всякая глубокая музыка, так или иначе воплощаемая, в основе своей матична, то далеко не всякая теургична. Теургия с этой точки зрения является как бы белой магией. Если говорится пророкам, ходящим пред Господом: «Утешайте, утешайте народ мой»[5], то, наоборот, к магам, владеющим тайной составления «не ежедневных сочетаний» повседневных слов, но не обращенным ко Господу, относится грозное: «Терафимы говорят пустое и вещуны видят ложное…»[6], т. е. умение магически управлять стихиями посредством звучаний души не во славу Божию – грех и ужас. И Лермонтов, в душе которого шевелились волны магизма, всегда оканчивал свои огневые прозрения безнадежным аккордом:

И видел я, как руки костяные
Моих друзей сдавили – их не стало…
…………
Ломая руки и глотая слезы,
Я на Творца роптал, боясь молиться[7].

После проникновенных строк:

Кто скажет мне, что звук ее речей
Не отголосок рая? Что душа
Не смотрит из живых ее очей,
Когда на них смотрю я, чуть дыша?

Вдруг:

Пусть я кого-нибудь люблю:
Любовь не красит жизнь мою,
Она, как чумное пятно
На сердце, жжет – хотя темно[8].

Хотя эти строки писаны еще юношей, однако до конца своей жизни Лермонтов остался неизменным… «И скучно и грустно, и некому руку подать» – после таких глубин любви, которые могли бы осветить жизнь немеркнущим светом… Что за странное желание у Лермонтова, когда он говорит: «О, пусть холодность мне твой взор укажет, пусть он убьет надежды и мечты, и все, что в сердце возродила ты, – душа моя тебе лишь скажет: „Благодарю!..“»[9] А между тем чувствуешь упоительность настроения, охватившего поэта, – настроения, не сознанного им до конца. Здесь, в любовных отношениях, как бы нащупываетея какой-то особый, новый путь. Вся знаменательность подобных строк углубляется, подчеркивается такими выражениями, как нижеприведенное: «Как небеса, твой взор блистает эмалью голубой…», «И не узнает шумный свет, кто нежно так любим, как я страдал и сколько лет я памятью томим. И где бы я ни стал искать былую тишину, все сердце будет мне шептать: люблю, люблю одну…»[10] Искание вечной любви – вот то чувство, которое заставляло Лермонтова обращаться к любимой женщине с просьбой «губить холодным взором» надежды. Боязнь и сознание, что каждая земная любовь преходяща, вместе с исканием в любимом существе отблеска Вечности, освобождаемого памятью из-под оков случайного и преходящего, – все это сочетает у Лермонтова искание вечной любви с исканием любви у Вечности. Отсюда еще один шаг – и любимое существо становится лишь бездонным символом, окном, в которое заглядывает какая-то Вечная, Лучезарная Подруга[11] – Возлюбленная…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

В начале статьи Белый приводит строки из поэмы К. Д. Бальмонта «Художник-дьявол» (опубл. в сборнике Бальмонта «Будем как Солнце. Книга символов», 1903): «Протяжностью заклятий перепевных, / Составленных из повседневных слов, / Но лишь не в сочетаньях ежедневных / Они смутили мирный сон гробов…».

2

Стихотворение Блока 1901 г. из книги «Стихи о Прекрасной Даме». Белому стихотворение стало известно задолго до публикации сборника, последовавшей лишь в октябре 1904 г.

3

Из стихотворения Лермонтова «Любовь мертвеца».

4

Белый цитирует фрагменты из книги Ф. Ницше «Так говорил Заратустра» (ч. 2, гл. «Тишина»). Ср.: Ницше Ф. Так говорил Заратустра / Пер. Ю. М. Антоновского. 2-е, испр. изд. СПб., 1903. С. 195–196.

5

Кн. пророка Исайи, 40: 1.

6

Выше в той же статье Белый приводил следующие строки из Книги пророка Захарии (10: 2): «Ибо терафимы говорят пустое и вещуны видят ложное и рассказывают сны лживые; они утешают пустотою; поэтому они бродят как овцы, бедствуют, потому что нет пастыря…». Терафимы – идолы, языческие боги.

7

Из стихотворения «Ночь. II» (1830).

8

Из стихотворений «Я видел тень блаженства; но вполне…» (1831) и «Пусть я кого-нибудь люблю…» (1831).

9

Из стихотворения «Благодарю!» (1830).

10

Из стихотворений «Как небеса твой взор блистает…» (1838) и «К Л. (Подражание Байрону)» (1831).

11

Центральный образ поэтической мифологии Вл. С. Соловьева (см. поэму «Три свидания» и стихотворение «Лишь забудешься днем иль проснешься в полночи…», 1898).