Сергей Никольский - Русское мировоззрение. Смыслы и ценности российской жизни в отечественной литературе и философии ХVIII – середины XIX столетия

• Название: Русское мировоззрение. Смыслы и ценности российской жизни в отечественной литературе и философии ХVIII – середины XIX столетия
• Автор: Сергей Никольский
• Жанр: Философия
• Год: 2008
• ISBN: 5-89826-166-4

Авторы предлагают содержательную реконструкцию русского мировоззрения и в его контексте мировоззрения русского земледельца. Термин «русское» трактуется не в этническом, а в предельно широком – культурном смысле. Цель работы – дать описание различных сторон этого сложного явления культуры.

На начальном этапе – от Пушкина, Гоголя и Лермонтова до ранней прозы Тургенева, от Новикова и Сковороды до Чаадаева и Хомякова – русская мысль и сердце активно осваивали европейские смыслы и ценности и в то же время рождали собственные. Тема сознания русского человека в его индивидуальном и общественном проявлении становится главным предметом русской литературной и философской мысли, а с появлением кинематографа – и визуально-экранного творчества.

---

– Да кулебяку сделай на четыре угла. В один угол положи ты мне щеки осетра да вязигу, в другой запусти гречневой кашицы, да грибочков с лучком, да молок сладких, да мозгов, да еще чего знаешь там этакого…

Да чтоб с одного боку она, понимаешь, – зарумянилась бы, а с другого пусти ее полегче. Да исподку-то, исподку-то, понимаешь, пропеки ее так, чтобы рассыпалась, чтобы всю ее проняло, знаешь, соком, чтобы и не услышал ее во рту – как снег бы растаяла…»[169]

Как у Сумарокова (может быть, менее осознанно), так и у Гоголя (с большим акцентом на этом обстоятельстве) русский земледелец-помещик не хозяин, а прежде всего потребитель плодов крестьянского труда, но при этом поэт «материального низа» (Бахтин), живущий исключительно плотскими усладами. И возможно, как раз оттого, что он погружен в природную плоть существования, его мир не слишком отличен от мира крестьянского. Во всяком случае, в комедии у Сумарокова помещики говорят живой русской речью, в отличие от героев его же достаточно абстрактных трагедий. В то же время усадебный быт помещика – так уж традиционно установилось в русской литературе, начиная с XVIII в. – это быт обездуховленный, быт «дубиноголовых» существ с определенной философией жизни.

Углубление реалистического взгляда на крестьянина и помещика, более полное изображение присущего им мировоззрения было главной задачей последующего литературного развития. Даже довольно отвлеченный образ «бедной Лизы» в повести Николая Михайловича Карамзина (1766–1826) есть шаг вперед на этом пути. В произведении изображены индивидуальные переживания девушки-крестьянки, ее личная драматическая судьба на фоне подчеркнутой симпатии и сочувствия к ней автора. Крестьянская тема у Карамзина утрачивает свою публицистичность и гражданскую устремленность. Счастье крестьян, по Карамзину, в их собственных руках. Например, отец «бедной Лизы» «был довольно зажиточный поселянин, потому что он любил работу, пахал хорошо землю и вел всегда трезвую жизнь»[170]. О тяготах крестьянской жизни не упоминается. В очерке «Фрол Силин, благодетельный человек» о крепостном состоянии главного персонажа говорится походя, одной фразой: «На имя господина своего купил он двух девок, выпросил им отпускные, содержал их как дочерей своих и выдал замуж с хорошим приданым»[171].

Сочувственное введение крестьян в литературный сюжет не в качестве комических персонажей, а на равных человеческих правах с традиционно «благородными» дворянскими героями («И крестьянки любить умеют») сам Карамзин оценивает как явление новаторское. Так, во «Фроле Силине» он демонстративно выдвигает на роль полноценного героя добродетельного крестьянина. В лице Фрола Силина, разбогатевшего потому, что он был «трудолюбивым поселянином, который всегда лучше других обрабатывал свою землю»[172], Карамзин рисует истинного и бескорыстного благодетеля, «друга человечества». В начале своего очерка писатель заявляет, что он описывает Фрола Силина и его дела прямо с натуры – по личным детским воспоминаниям. Историки литературы усматривают в этом художественный прием. Так, Благой пишет: «…если даже допустить полное соответствие рассказа Карамзина о Фроле Силине реальным фактам, показательно, что Чулков изображает в своих кулаках (см. его «Горькую участь» – С.Н., В.Ф.) – “съедугах” – типичное явление русской деревенской действительности; Карамзин в своем очерке останавливается на совершенно исключительном, едва ли не единичном случае. Еще более далек Карамзин в “Бедной Лизе” от реальной крестьянской жизни…»[173]

Карамзин искренне полагал, что отношения между помещиком и крестьянином могут и должны быть основаны на началах не силы, а гуманной чувствительности: «Во всяком состоянии человек может найти розы удовольствия»[174]. В его «Разговорах о счастии» читаем: «Крестьянин в своей тесной смрадной избе счастлив больше, чем молодой вельможа, который истощает все хитрости роскоши для того, чтобы менее скучать в жизни»[175]. Карамзин уверяет, что из всех состояний выбрал бы охотнее «самое ближайшее к природе» – состояние земледельца. Правда, тут же примечательным образом проговаривается, что «по теперешнему учреждению гражданских обществ» самым лучшим является все же состояние среднее – «между знатностью и унижением», то есть положение независимого дворянина-помещика.

В первое пятнадцатилетие XIX в. в русском обществе, взбудораженном ходом и итогами Отечественной войны (а перед этим еще и обещаниями молодого Александра I), вновь становится актуальным крестьянский вопрос. На освобождении «землепашцев от бремени их гнетущего» настаивает в своем трактате «О благоденствии народных обществ» (1802) известный публицист В.В. Попугаев. Антикрепостнический характер носит и другое его произведение «О рабстве, его начале и следствиях в России» (1815–1816). В нем «рабство феодальное» рассматривается как «бедствие самое уничижительное» для человечества. Требование раскрепостить крестьян выдвигает в своей книге «Опыт о просвещении относительно к России» (1804) просветитель, поэт и публицист И.П. Пнин. Несмотря на официальный правительственный «либерализм», часть тиража этой книги была конфискована, а переиздание запрещено цензурой, признавшей, что сочинение Пнина «своими рассуждениями о всяческом рабстве и наших крестьянах», а также «дерзкими выходками против помещиков» «разгорячению умов и воспалению страстей темного класса людей способствовать может»[176].

Не осталась в стороне от критики крепостничества и наука. В 1806 г. в Гёттингене вышла докторская диссертация известного просветителя А.С. Кайсарова «Об освобождении крепостных в России», правда, на латинском языке. В ней автор обосновывал экономическую невыгодность крепостного права и высказывал надежду, что Александр I осуществит его постепенное уничтожение[177]. Литератор В.Г. Анастасевич в предисловии к переведенной им с польского языка книге В.С. Стройновского об условиях жизни помещиков и крестьян расценивает «желание свободы крестьянам» как «возвращение им того блага, коим они вообще наслаждались не слишком в дальние времена»[178].

Подобного рода вопросы широко обсуждаются в литературных объединениях этого времени. Так, радикально настроенные поэты и публицисты И.М. Борн и уже упомянутый В.В. Попугаев организовали в 1801 г. в Петербурге «Дружеское общество любителей изящного» (позднее – «Вольное общество любителей словесности, наук и художеств»). В 1807 г. по инициативе общества выходит в свет «Собрание оставшихся сочинений Александра Николаевича Радищева», а за год до того в «Северном вестнике» появляется без подписи глава «Клин» из «Путешествия из Петербурга в Москву». Заметим, что материалы, публикуемые «Обществом», часто перекликаются с идеологией «Путешествия». Впрочем, как только писатель или поэт отступает от критико-публицистического направления, в отечественной словесности возникают шедевры иного рода, как, например, стихи Гаврилы Романовича Державина (1743–1816) – своеобразная идеализация усадебной помещичьей и даже крепостной крестьянской жизни.

В сочинении «Евгению. Жизнь Званская» (1807) поэт час за часом описывает один из обычных дней в своей усадьбе Званка Новгородской губернии, расположившейся на берегу Волхова. Следует отметить, что до этого в нашей литературе не было столь красочного описания помещичьей жизни, насыщенного бытовыми деталями. Здесь и упоминание о недавних исторических событиях, и описание Званки с ее ковровой и суконной фабриками, лесопилкой и «храмовидным» домом, украшенным бельведером и колоннами, и рассказ о времяпрепровождении хозяина, его домочадцев и гостей. Державин изображает утопическую картину жизни человека в единстве с природой.

Своеобразной поместной утопией надо признать и стихи «Крестьянский праздник», написанные в то же время, что и «Жизнь Званская»:

Пусть, Муза! нас хоть осуждают,
Но ты днесь в кобас побренчи
И, всшед на холм высокий,
Званский,
Прогаркни праздник сей крестьянский,
Который господа дают…

Стихотворение завершается славословием крестьянству, живущему в единстве и гармонии бытия на «земле обетованной»:

Ура, российские крестьяне,
В труде и в бое молодцы!
Когда вы в сердце християне,
Не вероломцы, не страмцы, —
То всех пред вами див явленье,
Бесов французских наважденье
Под ветром убежит как прах.
Вы все на свете в грязь попрете,
Вселенну кулаком тряхнете,
Жить славой будете в веках.

Представители «радищевского» направления в литературе полагали, что писатель рожден «для пользы сограждан своих, для пользы человечества» (Пнин), а потому его талант должен быть «употреблен на благородные и дельные предметы». Таково творение основательно забытого сегодня писателя-разночинца, учителя Владимирской гимназии С.К. фон Ферельцта «Путешествие критики, или Письма одного путешественника, описывающего другу своему разные пороки, которых большею частью был очевидным свидетелем». Написанная в 1802–1809 гг., книга вышла только в 1818 г. В основе наблюдений автора – тяжелое положение крепостного крестьянства и глубокое нравственное разложение городского и поместного провинциального дворянства.