Эдуард Баталов - Русская идея и американская мечта

• Название: Русская идея и американская мечта
• Автор: Эдуард Баталов
• Жанр: Философия
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-89826-320-9

Монография Батанова Э.Я. «Русская идея и американская мечта» – первое в отечественной и зарубежной научной литературе комплексное сравнительное исследование «Русской идеи» и «Американской мечты» как двух великих национальных мифов, оказавших и продолжающих оказывать большое, хотя и не всегда осознаваемое нами, влияние на сознание и самосознание, соответственно, россиян и американцев. Автор книги опирается на документы, научные исследования, публицистику, художественные произведения многих авторов, включая Федора Достоевского (автора термина «русская идея»), Владимира Соловьева, Николая Бердяева, Василия Розанова, Джеймса Труслоу Адамса (автора термина «американская мечта»), Хорейшо Элджера и др. Прослеживая историю русской идеи и американской мечты, автор затрагивает вопрос об их роли в жизни современных России и Америки и возможных перспективах эволюции.

Книга представляет интерес для культурологов, философов, историков, всех, кто интересуется историей и культурой двух великих стран.

---

Теперь, с началом перестройки, утверждалось, что мы движемся к светлому будущему в образе гуманного демократического социализма. А наша историческая цель – вместе с другими народами отстаивать дело мира; способствовать демилитаризации и гуманизации международных отношений; развивать сотрудничество между народами.

Однако очень скоро стало очевидно, что эти изменения не спасают положения. Серьезные неудачи экспериментов по «соединению» «реального социализма» с такими ценностями, как рынок, конкуренция, гражданское общество, правовое государство и т. п., которые теперь стали квалифицироваться как общечеловеческие, не могли не ставить под сомнение саму возможность радикального реформирования социализма и неизбежно вели к дискредитации и разрушению социалистического идеала. К тем же результатам вела в условиях гласности и работа по «очищению» социализма: она открывала все новые и новые темные пятна и в самом ленинизме, и в послесталинской истории советского общества, не говоря уже о сталинизме и сталинщине3, которые, как становилось ясно, имели социалистическую природу.

Таким образом, несмотря на то, что советская система национальной самоидентификации еще сохраняла какую-то силу и даже притягательность для значительной части советского общества, ситуация разрушения существующей идеосферы и возникновения идейного вакуума становилась очевидной. Об этом все громче говорят и ортодоксы типа Нины Андреевой, выступившей с нашумевшей статьей «Не могу поступаться принципами», и представители так называемых национально-патриотических сил, как, например, Юрий Бондарев, который, выступая на XIX партконференции, сравнил перестройку с самолетом, «который подняли в воздух, не зная, есть ли в пункте назначения посадочная площадка»4. Правда, речи о Русской идее как новой полноценной альтернативе марксистской идеи пока еще не идет.

Второй этап – от «демократического, гуманного социализма» к либеральной демократии западного типа – приходится на конец 80-х – начало 90-х годов. В этот период становится уже совершенно очевидно, что марксистско-ленинская идеология и политическая система, сложившаяся в Советском Союзе, радикальной перестройке не поддаются. И настойчивые попытки внести в них принципиальные изменения путем демократизации и насыщения «общечеловеческими ценностями» (сводившимися реформаторами все более и более к ценностям либеральным) ведут к неизбежному краху и советской идеосферы, и советской политической системы.

Именно так и происходит в конце 80-х – начале 90-х годов. Сначала в результате «бархатных» революций в странах Восточной Европы распадается мировая социалистическая система. Вслед за ней распадается и сам Советский Союз. Распадается и советская идеосфера. Политические и нравственные ценности, жизненные установки, социальные идеалы – все или почти все, что создавалось в течение долгих лет и усваивалось гражданами – поколение за поколением – в процессе социализации, оказалось низвергнутым и дискредитированным. Фундаментальные для каждой нации, каждого народа вопросы: «Кто мы такие, что мы за народ?», «Куда держим путь?», «Каково наше место и наша роль в мире?» – повисают в воздухе.

Казалось бы, образовавшийся идейный вакуум мог быть заполнен с помощью новых идейных ценностей, на которые часть советского общества стала ориентироваться с начала 90-х годов, когда ранний горбачевский лозунг «Больше социализма!» сменился лозунгами «Больше капитализма!», «Больше либерализма!», а лидеры страны стали говорить о необходимости вхождения России в «семью «цивилизованных народов» и построения «цивилизованного общества», подразумевая под последним капиталистический строй в тех его формах, которые сложились в последние десятилетия на Западе.

Однако уже первые либерально-демократические реформы, начатые российскими властями, показали (а последующий ход событий только подтвердил это), что быстро и безболезненно заполнить идейный и духовный вакуум новым содержимым не удастся ни при каких обстоятельствах. Став ориентиром для сравнительно небольшой части россиян, либерально-демократические ценности оставались чуждыми основной массе населения5 и уже по этой причине не могли лечь в основу новых идейно-ценностных систем. Иначе говоря, проблема национальной самоидентификации, поиска социального и политического идеала оставалась открытой.

Призыв Ельцина найти в оперативном порядке Национальную идею прозвучал как сигнал к массированной мозговой атаке и переходу к новому, третьему этапу на пути идейно-политической самореидентификации российского общества. Правительственная «Российская газета» объявила открытый конкурс на «общенациональную объединительную идею» (другое название – «Идея для России»), в котором приняли участие, судя по опубликованным материалам, сотни россиян со всех концов страны. В дискуссию включились «Независимая газета», «Известия», «Московские новости», «Век», «Вечерняя Москва»… По стране прокатилась волна научных конференций, «круглых столов» и «слушаний», посвященных Национальной идее6. В ее обсуждение включились радио и телевидение7. Появились новые книги о русской идее8.

Ныне накал публичных страстей ослабел, но тема, похоже, все-таки не исчерпана9. И проблема не решена. Какая проблема? Ответ очевиден: проблема самореидентификации России. Ведь за спорами о Национальной идее скрывались попытки понять, что за общество существует в «этой стране»; что за народ живет в «этом обществе»; каково его этническое лицо (точнее – лица); что представляет собой Российское государство; каковы место и роль России в мире («Что мы?», «Кто мы?», «Зачем мы?»). А поиск ответов на все эти вопросы есть не что иное, как поиск – очередной поиск – Россией своей национально-государственной идентичности.

Как это часто случается в подобного рода исканиях, в которых преобладает стихийно-хоровое начало, велись они бессистемно и хаотично. Не было даже общего языка. Одни говорили о Русской идее, другие – о Российской идее, третьи – о Национальной идее, а еще – об Общенациональной идее, Идее для России, Объединительной идее и т. п. При этом кто-то воспринимал эти понятия как синонимы, кто-то считал, что между ними не существует ничего общего. Да и сам призыв Кремля отыскать Национальную идею был встречен в обществе далеко не однозначно.

Можно выделить по меньшей мере семь аргументов, опираясь на которые российские политики, обществоведы, другие участники дискуссии отвергали Национальную идею как таковую, а ее поиски рассматривали как занятие бессмысленное, если не контрпродуктивное.

Аргумент первый. Конструирование Национальной идеи лишь затрудняет поиск путей вывода страны из кризиса и препятствует консолидации интеллектуальных сил, способных решить эту задачу. Общество нуждается не в туманных идеях, а в научно выверенном социальном идеале, который мог бы быть положен в основу соответствующих стратегических разработок. Как утверждали эксперты Центра управленческого проектирования, выход России из кризиса связан, в частности, с появлением в стране «субъектов развития». А важнейшим условием появления таких субъектов «является возникновение общественно значимых идеалов, или проще – общественного идеала… некто как потенциальный «субъект развития» должен осознавать весь комплекс задач по «обустройству России», охватывать мысленным взором все уровни этой сложной работы, среди которых – анализ эмпирического материала, теоретизирование и проектирование, философско-методологическая рефлексия, мировоззренческое самосознание». А вместо этого, утверждали эксперты Центра, обществу навязывается мысль «о необходимости поиска некой национально-государственной идеологии – новой «русской идеи»… Ставится задача изготовить «интеллектуальную конфетку», соответствующую вкусу современного массового сознания и предназначенную для употребления частично политизированными слоями российского общества». Но попытки конструирования «некой национально-государственной идеи («русской идеи»)… не принесут желаемого результата, более того – будут контрпродуктивными, так как в еще большей степени сузят круг участников позитивных социальных процессов и общественно-политической жизни»10.

Аргумент второй. Попытки разработать, а тем более реализовать на практике Национальную идею (которая нередко понималась как идея этническая) в такой многонациональной стране, как Россия, неизбежно привели бы к обострению отношений между населяющими ее народами. Как писал один из участников дискуссии, «любая национальная идея, великорусская особенно, в нашем многослойном общественном пироге-ливере вредна и несет раздор со смутой… Реформаторам нужна демократическая идеология, а не национальная идея. Она, и только она, способна помочь разрешить наши проблемы»11.